Пыльно... битонно-кирпичная взвесь ещё не улеглась толком. Было, к тому же, темно. Свет проникал из вестибюля через открытый сейчас дверной проем. И, однако, света было достаточно, чтобы разглядеть ещё одно, припудренное известковой пылью тело. Лена осторожно, словно боясь испачкать кроссовки, перешагнула побеленный труп. Воздух кисло вонял. Семенов медленно спускался в сгущающую тьму подвального хода. Если здесь и были раньше лампочки, сейчас они не горели. Видимо, взрывами повредило проводку. Да и сами лампочки не выдержали.

Они спустился в коридор. Шли, не забывая выцеливать возможного врага стволами своих АКС, то бишь, "Калашников".

Коридор был погружен в темноту, ни лучика света. Они остановились. Молча стояли и прислушивались. Какие-то звуки долетали, но звуки отдаленные, может быть из подвально-спортивного зала. Семенов двинулся вперед. Лена крепко держалась за его локоть, громко дышала за спиной. Продвигались почти ощупью, он жалел, что вместе с пиджаком и рубашкой отобрали и зажигалку. Потом Семенов додумался спросить у Лены есть ли у неё зажигалка. Оказалось, есть.

Теперь они шли более уверенно. Противника здесь не было, иначе их уже подстрелили бы: света от зажигалки было вполне достаточно для удачного выстрела. Через некоторое время металлические части этой одноразовой зажигалки нагрелись. Пока они остывали, прошли ещё немного.

Тут Семенов наткнулся на что-то мягкое, при ощупывании оказавшимся неподвижным телом. В первые мгновения он похолодел... от неожиданнности, конечно, но ничего не произошло, и он вновь щелкнул кремнем зажигалки.

К его облегчению, на полу лежал совсем даже не Быков. Так, ещё один чужой труп.

А тут и дошли. Дверь оказалась прочно заперта изнутри. На засов, конечно. Крик и рев доносился уже лучше, но все равно тяжелая, облитая металлом дверь плохо пропускала звуки.

Стучаться не решились. Да и что это бы дало?

Лена нерешительно предложила:

- А может опять через кочегарку?

Больше никаких полезных мыслей обнаружить не удалось и, довольно быстро повторив свой же прежний маршрут, оказались в вестибюле, а потом у входной двери, закрытой на большой, очень похожий на подвальный, дверной засов. Видимо, Жук консервативно верил старым способам предохранения от злоумышленников.

Лена ловко откинула железную палку засова и распахнула дверь.

Семенов вышел вслед за Леной. Надо было спешить, но он задержался на крыльце... Спешить не хотелось. Все происходящее сейчас казалось потусторонним, нереальным, даже глупым. Людское мельтешенье... А ночь вокругь!.. Темень... И все же чувствовалось и утро, и хоть было ещё очень темно, нечто серое, тусклое, что разливалось кругом, заставляло угадывать конец ночи и наступление нового утра. А дождь все моросил, и будет ещё моросить много много дней. Большие деревья - мокрые и серые - обступали дом глянцевитой стеной. Темный и забытый "Джип" продолжал сиротливо мокнуть возле стены. И вновь мелькнула совсем не актуальная сейчас мысль: а не машина ли это Сосницкого? Посмотрев вверх, он заметил в небе наметившийся широкий просвет облаков, откуда мертво и тускло взглянула ослабевшая луна, с трудом высветившая край снеговой толстой гряды облака. И всё вокруг выглядело как-то странно в своем отрешении от их человеческой суетливой возни сегодня ночью, странно бесцельно, мокро и сияюще.

Ему, голому по пояс, не было холодно. Смерть, царящая кругом и очень близко от него, присутствием своим зажигало кровь: ему было даже тепло, везде пахло осенней листвой; предрассветная тишина была торжественна и бесстрастна и как-то удивительно гармонировала с его собственной затаенной отрешенностью от всего происходящего сейчас с ним.

Лена дернула его за руку и, очнувшись от мгновенного забытья, он побежал за ней следом: угол дома, маленькая железная дверца для приема угля - пришлось вновь сгибаться в три погибели, поспевая за юркой, быстрой фигуркой впереди - кладовая, где хранятся инструменты, тряпки, хлам, квашенная капуста, консервы и консервированные девичьи тела... Они вышли из кладовой и остановились, обозревая бессовскую вакханалию, неожиданно явившуюся их взорам.

И сразу стало понятно, что означал весь тот потусторонний шум, разобрать который они пытались ещё в коридоре перед закрытой дверцей, ведущей внутрь подвала.

Боже мой! Орали, визжали, звонко матерились и истерично развлекались девочки... Развлекались новой куклой, попавшей в их нежные ручки!..

Быков! Быков был их куклой. Быков, вновь привязанный к прутьям "шведской стенки". Быков, у которого на этот раз окончательно содрали всю одежду и которого - даже без обязательной набедренной повязки - сделали живым воплощением святого Себастьяна, только что вместо стрел, истыкавших бедного средневекового солдата, Быков был пытаем не зря все-таки раскаляемыми всю ночь железными прутьями. Дух же его был не сломлен, если судить по тем ругательствам, что густо покрывали стайку нежных девочек перед ним.

Семенов смотрел словно в ступоре на одну очень чернявую девочку, (лет пятнадцати, наверное) так захваченную накалом происходящего, что её нервы не выдерживали: сидела на полу, как кукла раскинув ножки, и колотила остывшим железным прутом по доске перед собой, что-то истерично - заходясь в крике и закатывая глаза - повторяющая в такт ударам.

Далее произошло вот что: поверх невысоких девиьих фигурок заметивший их Быков взревел, словно словно атомоход в тумане:

- Убей их! Убей их всех! Всех! Всех до единой шмакодявки!..

Так кричал он, в ярости забыв о собственной беспомощности.

Семенова и Лену немедленно заметили и тут же наступила тишина, прерываемая скрежетом зубов Быкова и другими проявлениями его ярости.

Семенов огляделся вокруг: какие-то неподвижные тела у стены... Да ведь это же те воины Жука или Короля, что приходили за ними, и которых так быстро удалось успокоить. Топором. Больше в зале живых никого не было: только воспитанницы Жука (талантливые, надо признать), он, Быков, Лена...

Странный шорох привлек внимание; Быков умолк как раз, лишь напряженно наблюдал, все молчали и только... Ну конечно,.. девочки не спеша, почти шаркая подошвами кроссовок, медленно передвигали ступни... словно танец зомби! Их что, этому тоже учили?

- А ну назад, сучки! - вдруг звонко, со злобой крикнула Лена и напрасно Семенов беспокоился на так давно - быстро и ловко передернула затвором автомата.

Шорох прекратился. Из группы стоявших впереди старших девочек, вышла одна вооруженная автоматом. Наверное, автоматом Быкова.

- Ленка! Ты что, переметнулась? Совсем спятила? Тебя же Жук зажарит и сожрет. Не будь дурой.

- Жук сдох!

- Ну да?.. - не поверила та. - И кто его? Этот? - кивнула она на Семенова.

- Нет. Это я его. Я! - истерично выкрикнула Лена. - Я его, ножом, чтобы знал!

- Ну и дура! - сказала девочка, подождав, когда Лена смолкнет. Теперь тебе точно кранты. Не Жук, так Король, не Король, так Кудрявый какая тебе разница?

- Лучше отойди, - предупредила она, подбирая удобнее автомат. - Я его сейчас по ногам срежу, и мы его подвесим рядом с этим козлом.

Было во всем этом разговоре что-то настолько будничное, что-то так не вязавшееся с дикостью ситуации, что эта будничность даже как-то успокаивала. И где-то в глубине возникало - не мысль даже, ощущение - может так и надо?

Вдруг все вздогнули. Гулко и страшно захохотал Быков.

- Ха-ха-ха-ха! - раскатилось над девчонками и дальше, уже над Семеновым и Леной. - Ха-ха-ха-ха! Зачем их утруждать, Сашка! ты лучше сам иди привяжись, помоги им слабеньким!..

И тут же ещё громче:

- Стреляй, падла! Стреляй, идиот!

Девчонка с автоматом прицелилась... Автомат забился, выплевывая пули... Семенов, дейстительно, смотрел, как в ступоре. Выпущенная Леной очередь разметала толпу. Несколько человек - те, что стояли впереди упали. Некоторые беззвучно разевали рты... искаженные гримасами боли лица что-то силились сообщить... распятый, словно голый святой Быков, беззвучно, во всю глотку хохотал... Лена, над которой склонился Семенов, прошептала: