Изменить стиль страницы
  • Ева

    img_3.png

     

     

    13 ЛЕТ

     

     

     

    В тот день, когда я отправилась с мамой на работу в дом на утесе, я начала понимать, в чем одно из величайших различий между людьми в мире.

    Деньги.

    У одних они были, у других нет.

    Все хотели владеть ими.

    Моему тринадцатилетнему уму это казалось таким банальным.

    Клифф Поинт, – гласила табличка у ворот. Дом был настолько шикарным, что у него не было номера, только название.

    Когда я поднялась по эксклюзивной извилистой дороге на вершину холма к Клифф Поинту, самому большому дому, разница между моей семьей и той, что жила в особняке, поразила меня.

    У них было все.

    У моей мамы, брата и меня не было ничего. Никогда еще контраст не был таким разительным.

    Особняк был полностью белым, произведение искусства из башен и огромных окон. Он находился за высокими металлическими воротами, к которым моя мама не осмелилась подойти. Мы вошли через боковые ворота, которые привели нас на заднюю часть обширного участка. Практический весь задний двор занимал огромный панорамный бассейн, а внизу простиралось побережье Мэна, уходящее к горизонту.

    Когда мама позвонила в неприметный звонок на боковой двери, хруст шин по гравию заставил меня выглянуть из-за стены в сторону главного входа в дом. Подъехала машина. Она была белой, такой же, как дом, и большой. С водительской стороны вышел мужчина и побежал открывать заднюю дверь. Из машины вышла стройная блондинка, перекинула волосы через плечо и, не поблагодарив водителя, зашагала прочь.

    Другая задняя дверь открылась уже без помощи, и оттуда вышел мальчик. На вид он был примерно моего возраста, хотя и высокий. Я была самой высокой в своем классе, и большинство мальчиков, которых я знала, только догоняли меня по росту. Но этот уже был выше меня. Он захлопнул дверцу машины так сильно, что я подпрыгнула от звука.

    — Не указывай мне, что делать, Колетт! – крикнул он женщине, обогнувшей машину, которая удалялась на своих высоких каблуках с ужасающей скоростью.

    — Ева, mi vida1, пойдем. – Мама обхватила меня за плечи и мягко повела к открытой боковой двери.

    Я еще секунду наблюдала за мальчиком. Он был долговязым, со слишком длинными лохматыми черными волосами и темными бровями. У него были заостренные локти, а ключицы просматривались даже сквозь хоккейный свитер. Ступни выглядели огромными, как и уши, словно остальное его тело еще не доросло до них. И все же каким-то образом он казался привлекательным. Все дело было в его глазах, темных и полных эмоций. Казалось, они горят.

    Женщина подошла к нему и крепко схватила за руку. Я почувствовала резкий контраст между нежным прикосновением моей мамы и тем, как эта когтистая рука впилась в длинную, худую руку мальчика.

    Его глаза встретились с моими, как раз перед тем, как я исчезла за дверью.

    Эти глаза испепеляли все на своем пути.

    Они обожгли и меня.

    img_10.jpeg

    Внутри дом был так же прекрасен, как и снаружи. Очевидно, семья, которая жила здесь, любила белый цвет, потому что отсутствие остальных цветов ослепляло.

    Белые мраморные полы и стены. Белое постельное белье и шторы. Белые цветы в больших хрустальных вазах.

    Я ходила за мамой из комнаты в комнату. Экономке, миссис Линтон, не понравилась идея, чтобы я убиралась. По ее мнению, тринадцатилетний подросток не мог соответствовать ее строгим стандартам. Через некоторое время я достала из рюкзака свою любимую мангу и пошла искать тихое место, чтобы не путаться под ногами. Были летние каникулы, и мой брат Ашер находился в хоккейном лагере, который мама едва могла себе позволить. В этом году она работала сверхурочно, чтобы иметь возможность отправить его.

    Обычно она разрешала мне зависать дома летом вместе с Ашером. Но поскольку в этом году я осталась одна, то была вынуждена ходить с ней на работу. Это означало много долгих, жарких дней, проведенных с мамой в чужих домах, но я не возражала. Ашеру нужно было постоянно совершенствовать свои хоккейные навыки, чтобы попасть в команду Хэйд Харбор Хай, лучшей государственной школы в радиусе ста миль, из которой был прямой путь в Университет Хэйд-Харбор, известный тем, что снабжал игроками НХЛ. У него была мечта и талант для ее воплощения. Я была готова на все, чтобы увидеть, как он ее осуществит. Ашер был моим близнецом, и его мечты были моими мечтами.

    Вскоре я смогу работать летом и зарабатывать собственные деньги; я с нетерпением ждала этого.

    Деньги означали жизнь в таком доме, как этот, и отсутствие забот. Чем скорее мне удастся устроиться на работу, тем лучше. Тогда я смогу помочь своей маме выйти на пенсию и бросить изнурительную работу, которая состарила ее раньше времени.

    Я нашла тихое местечко рядом с комнатой, похожей на библиотеку или какой-то кабинет. Села на скамью в коридоре и стала любоваться видом на побережье и неровную, извилистую дорогу, которая вела непосредственно к Хэйд-Харбору. Находясь здесь наверху, в окружении всего белого, я гадала, чувствовал ли себя мальчик, живущий здесь, богом, когда смотрел сверху на простых смертных, живущих своей обычной жизнью в городе внизу. Если бы я жила в этом доме, я бы никогда больше ни о чем не беспокоилась. И уж точно никогда бы ни в чем не нуждалась.

    Я как раз искала нужную страницу, когда неподалеку хлопнула дверь, и я резко вскочила на ноги. Это был не просто небрежный хлопок; это был сердитый звук. По коридору разнеслось гулкое эхо шагов. Кто-то шел сюда.

    Я не знала, почему почувствовала необходимость спрятаться. Может быть, это была ярость, скрывавшаяся за этими шагами. Что-то шепнуло мне, что меня не должны обнаружить, снующей в личных владениях семьи. Я тут же пожалела, что не осталась с мамой.

    Это было все, о чем я успела подумать. Я заметила кресло, расположенное в свободном углу, и нырнула за него как раз в тот момент, когда в поле зрения появился мальчик.

    Он был еще более разъярен, чем раньше. Его загорелые щеки покраснели, темные глаза по-прежнему метали молнии. Звук каблуков, стучащих по мрамору преследовал его.

    — Не уходи от меня, Бек.

    — Не называй меня Беком, Колетт! Для тебя я Беккет, – огрызнулся мальчик. Беккет.

    Ее пальцы с длинными ногтями, выкрашенными в красный, вцепились в его плечо, и он остановился, дернувшись от ее прикосновения, как от ожога.

    — Я буду называть тебя как захочу, мелкий поганец. Не смей уходить от меня, когда я с тобой разговариваю, и не называй меня Колетт. С этого момента зови меня мамой.

    — Ты не моя мама и никогда ею не будешь. Ты просто папина шлюха...

    Беккет не успел договорить, как рука женщины взметнулась в воздух. Пощечина была такой громкой, что у меня перехватило дыхание. Щека Беккета стала ярче алого лака на ногтях Колетт.

    Мальчик с видимым трудом старался сохранять спокойствие, на его квадратной челюсти подергивался мускул. Его руки сжались в кулаки по бокам.

    — Я скорее умру, чем назову тебя мамой.

    — Ну, тогда почему бы тебе просто не последовать примеру своей мамы и не сделать это, избавив меня от необходимости присматривать за тобой? – Колетт ткнула в него пальцем, победоносная улыбка тронула ее губы, когда удар достиг цели.

    Я подавила вздох от жестокости ее слов.

    Беккет просто уставился на нее, в его глазах была жажда убийства.

    — Беккет! Что здесь происходит? – громкий голос прервал напряженную сцену.

    По изогнутой лестнице над нами спускался мужчина. У меня сводило колени от холодного жесткого пола за креслом, но я не могла встать. Не тогда, когда только что стала свидетельницей чего-то настолько личного.

    — Ничего... – Колетт едва успела вымолвить слово, как вмешался Беккет:

    — Она сказала мне называть ее мамой.

    Мужчина вышел вперед, и теперь я могла хорошо его разглядеть. Он был одет в костюм и излучал богатство. У него были такие же темные волосы и глаза, как у мальчика. Отец. Сорен Андерсон. Все в Хэйд-Харборе слышали о нем. Он был признанным миллиардером и одним из самых влиятельных людей в городе.

    Он остановился прямо перед креслом.

    — Что ж, возможно, это хорошая идея.

    — Папа!

    — Хватит, Беккет. Я не хочу слышать твои жалобы. Тебе нужно перестать жить прошлым и отпустить ее. Твоей матери больше нет...

    — Прекрати! – закричал Беккет и зажал уши руками.

    — Она умерла, и нам обоим пора двигаться дальше.

    — Почему ты должен двигаться дальше с ней? – Беккет выплюнул последнее слово, устремив злобный взгляд на Колетт.

    — Потому что Колетт понимает меня и все, через что я прошел. С меня хватит этих разговоров. Еще раз поссоришься с мачехой, и больше никакого хоккея. Забудь о том, чтобы пробоваться в команду Геллионов, если не можешь ужиться со своей оставшейся семьей.

    Колетт скрестила руки на груди, а на ее миловидном лице появилось довольное выражение. Она действительно была очень красива и казалась намного, намного моложе Сорена.

    Беккет уставился на своего отца. Его ненависть и обида, ярость и грубая, неподдельная боль были осязаемы и сгущали воздух в коридоре. Я гадала, как он выдерживает такой сильный натиск эмоций.

    Наконец он нарушил молчание.

    — Я не забуду ее. Мне все равно, чего ты хочешь. Я никогда не забуду ее и не заменю этой женщиной, на которой ты женился.

    Его отец немного помолчал, а затем заговорил с вкрадчивой твердостью.

    — Я не собираюсь всю жизнь любить призрака, Беккет. Она ушла. Жизнь – для живых. А теперь веди себя прилично. Я не хочу слышать, как ты ссоришься со своей новой мамой. Сделай это снова и рискнешь остаться без своего драгоценного хоккея.

    Сорен повернулся к молодой жене и улыбнулся, погладив ее по щеке.

    — Ты в порядке, милая?

    — Теперь, когда ты здесь, да. Уверена, Бек быстро привыкнет ко мне. – Она обаятельно улыбнулась Сорену.

    Они не заметили, как руки Беккета сжались в побелевшие кулаки, когда она произнесла это прозвище. Сорен и Колетт отошли от Беккета, не удостоив его взглядом, оставив его одного посреди коридора, в бурлящем водовороте эмоций. Я задавалась вопросом, как долго он планирует стоять там, не давая мне сбежать, как вдруг он поднял руку и яростно вытер глаза.