Плохой, тягостный день. Читал О'Нила, и на меня сильное, но угнетающее впечатление произвели его "Китовый жир" и "В опасной зоне". В "Китовом жире" особенно мастерски и с большой психологической достоверностью передана борьба между хрупким человеческим характером и монотонностью моря. Если характер слаб, то эта монотонность, хватка которой железна, неизбежно побеждает.

В "Красном и черном" Стендаля уже попавший в тюрьму Жюльен Сорель, оценивая свой запас внутренних сил, приходит к выводу: "Ну, вот я и опустился уже на двадцать градусов ниже уровня смерти..." Мне об "уровне смерти" говорить не приходится, тем не менее в длительном плавании у человека должен быть свой внутренний уровень, ниже которого опускаться не следует. А у меня сегодня минус два градуса.

Идет дождь пополам со снегом. Видимость - ив море и в душе - плохая.

11 декабря 1957

Координаты в полдень - 48ь53' и 31ь41'. Уже намного холодней, чем вчера, - температура воды плюс 4,9 градуса, воздуха - плюс 2,8 градуса. Если прежде пунктом всеобщего средоточия была шлюпочная палуба, то теперь там немноголюдно даже во время киносеансов, не говоря уж о середине дня. Ватники входят в почет. Я с недоумением гляжу на свою серую шляпу, висящую на стене, - не то швырнуть ее за борт, не то подарить в Мирном какому-нибудь пингвину. По Анатолю Франсу, пингвины так же кокетливы, как и люди, особенно представительницы женского пола. А жалеть мне свой колпак нечего - не редкость. Во всяком случае, теперь он самая нелепая вещь в нашей каюте.

Наиболее людно теперь в курительном салоне. Сейчас, в полдвенадцатого ночи, я у себя слышу, как стучат по столу игроки в домино. В карты играют многие, а в домино все. Я старый, довольно азартный картежник и могу понять эту слабость, но столь серьезное отношение к домино вижу впервые. Когда я сегодня после обеда был побит такими "профессорами" домино, как Голубенков и летчик Рыжков, то не на шутку рассердился на своего партнера: зачем он забивал все мои тройки, которыми мы могли бы допечь своих противников. Самое худшее то, что проигравших тотчас выгоняют из-за стола: желающих поиграть слишком много. Вспоминается рассказ Нансена о том, как во время его плавания на "Язоне" в Гренландию тюленеловы играли с утра до полуночи в карты. На "Кооперации" некоторые пары тоже принимаются стучать с утра. Проигравшие снова занимают очередь, и так у них тянется до позднего вечера.

12 декабря 1957

Скорость у нас приличная. Вчера прошли двести тридцать пять миль. Сегодня тоже делаем по десять миль в час. Если так пойдет и дальше, 23-24 декабря прибудем в Мирный. Это было бы чудесно!

Сегодня ночью пересекли пятидесятую параллель. Теперь начнут выдавать усиленную норму питания, полярную норму. Но и до этого на "Кооперации" кормили очень хорошо.

В полдень нашими координатами были: 51ь54' южной широты и 35ь33' восточной долготы. Температура воздуха плюс 3,5 градуса, воды - плюс 3,2 градуса. Безветрие.

Встретили первый айсберг - привет из Антарктики. Он появился с правого борта и постепенно все вырастал и вырастал. Ярко-белый с синими тенями айсберг напоминал плавучий скалистый остров с двумя церквами. Как только мы смещались по отношению к нему, изменялся и его вид. То он был похож на свежевымытого белого барана, бодливо склонившего рогатую голову, то на гигантский самолет, стартующий в противоположную от нас сторону.

Видели много китов.

"Киев" опять не работает.

13 декабря 1957

Прекрасная погода. Хорошая скорость. Любо смотреть на карту, от самого Кейптауна расстояния между красными точками, отмечающими пройденный за день отрезок, остаются одинаковыми: по двести сорок миль или чуть меньше. Возможно, что мы в самом деле покроем за пятьдесят дней одиннадцать тысяч морских миль, то есть двадцать тысяч километров, которые отделяют Калининград от Мирного. Местоположение в полдень: 54ь16' южной широты и 39ь58' восточной долготы. Температура воздуха плюс 3,3 градуса, воды - плюс 1,9 градуса.

Днем проплыли сквозь огромную стаю косаток, китов-хищников. Стадо примерно голов (или лучше сказать - хвостов) в сто пятьдесят - двести. Менять ради "Кооперации" свой курс они не стали. Это жуткие хищники - гроза тюленей, пингвинов и даже больших китов.

Косатки не особенно велики. С первого взгляда их можно принять за мичуринских дельфинов. Темные спины с высокими плавниками то исчезают, то опять появляются - киты эти одинаково хорошо плавают и по воде и под водой. Разглядывая их с борта, не находишь в них ничего страшного. Но наши биологи говорят, что в брюхе одной такой рыбешки нашли двенадцать тюленей, а тюлень весит столько же, сколько я.

Зоолог Зенькович, плывущий с нами в Мирный, где он переберется на "Обь", к морской экспедиции, большой знаток китов, пишет, что эти жадные хищники окружают и уничтожают целые стада моржей, что они нападают на других китов и вырывают у них из пасти языки...

Совсем на закате "Кооперация" прошла довольно близко от большого айсберга. Он высился над океаном, словно громадная сахарная голова, которую хозяйка начала раскалывать, да так и оставила. Голова уцелела, но от нее все же отбили два небольших куска, которые лежат рядом на синем столе. Правда, семь десятых этой глыбины под водой, но и того, что видно, тоже хватает. Ее окраска удивительно чиста - белая с синеватым отливом, в затененных местах совсем синяя. Надводная часть айсберга на несколько метров снизу невероятно тщательно отполирована волнами. Лед сверкает, словно самый дорогой мрамор. Все это простое и величественное, без архитектурных излишеств. Одна из сестричек этой махины, этого белого утеса напомнила мне старинный сужающийся книзу лакированный комод с резным верхом. Вряд ли хоть один король созерцал когда-либо такой большой и такой белый комод.

Айсберг со всех сторон разный. Когда ледяная гора уже осталась за кормой "Кооперации", когда на фоне ее белой стены уже заалел наш вымпел, она оказалась похожей на замок с башнями, фортами, службами и с необъятным крепостным рвом вокруг - океаном. Все эти постройки покоятся на большом подводном плацдарме, через который, взметая брызги, перекатываются волны.