ГЛАВА 38

Мы лежим в блаженстве. Наша плоть срослась, но сырая от укусов. Мы впились друг в друга. Тела скользкие, души полные.

Я смотрю в потолок и слушаю его дыхание. Мы еще не произнесли ни слова. Последними звуками, наполнившими комнату, были стоны и движение.

— Флориан. — Он наконец нарушает тишину. — Это было слишком... Ты в порядке?

Я поворачиваюсь к нему лицом. Я обнаружила, что больше не возражаю против того, чтобы он лежал на подушке рядом со мной. Голоса, которые говорили мне, что я должна испытывать стыд за то, что я сделала, наконец-то замолчали, раз и навсегда.

— А почему бы и нет?

— Первый раз для женщины может быть болезненным, и я думаю, что мне следовало быть полегче с тобой.

— Кощунство. — Я слегка ухмыляюсь. — Если бы мне нужно было больше пауз или больше нежности, я бы попросила. Я хотела именно того, что ты дал.

— Хорошо. — Он перекладывается на бок и проводит кончиком пальца по моей руке. Даже несмотря на это, он оставляет после себя покалывание. — Ты довольна?

Да. Но я все равно спрашиваю:

— А что бы ты делал, если бы я отказалась?

— Работал бы до тех пор, пока не согласилась бы. — Он облизывает губы.

— Я могу оценить трудолюбивого работника.

— Как и я. — Движение руки Рувана останавливается на моей. Наши пальцы переплетаются. — Могу я спросить тебя кое о чем?

— Все, что угодно, — говорю я и говорю серьезно.

— Ты сказала, что в Деревне Охотников у тебя не было выбора, с кем заключать брак. Это правда?

— Ты же знаешь, я не могу тебе лгать.

Он усмехается.

— Очень верно. — Выражение его лица становится более серьезным по мере того, как наши тела остывают, а головы проясняются. — Почему у тебя никогда не было выбора?

— В Деревне Охотников все содержится в порядке, и мы все в это верим. По этой причине в деревне почти нет преступности. Никто не голодает, за исключением крайних случаев. Люди одеты и укрыты. Безопасность — это наша награда за те жертвы, которые мы приносим, защищая мир от вампиров.

— Звучит как много жертв. — Он задумчиво проводит клыком по нижней губе. Я даю ему возможность обдумать свои следующие слова. — Если бы за тебя решали, кто бы принял такое решение?

— Для обычных людей в деревне это были бы они сами. Конечно, им нужно одобрение родителей, а может быть, и городского совета, но в сватовстве им редко отказывают. Для кузнечной девы эта честь принадлежит мастеру охоты, поскольку это очень уважаемая должность. Обычно в мужья кузнечной деве выбирают одного из сильнейших охотников, чтобы защитить род и укрепить союз кузницы и крепости.

Руван наблюдает за тем, как я говорю, губы сжаты в жесткую линию, которую я не понимаю.

— В чем дело?

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы сбежать?

— Ни разу. Я смирилась со своей судьбой.

— И какой же будет эта судьба, когда ты станешь свободной? — Он придвигается ближе, поглаживая меня по щеке и шее. Его руки на мне — знакомое, желанное ощущение. — Когда проклятие будет снято и вампиры поклянутся никогда больше не нападать, что ты будешь делать?

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Кончики его пальцев рисуют ленивые круги по всему моему телу. Но его прикосновения не отвлекают меня от моих мыслей. Я существую в том месте, которое пока еще только гипотетическое. Не совсем реальное. Еще нет.

— Тебе понадобится время, чтобы полностью избавиться от всех Погибших. Я уверена, что еще некоторое время понадобится Деревня Охотников и горячая кузница, чтобы Погибшие не забредали в Мир Природы.

— Но разве это то, чего ты хочешь?

— Мне нравится кузница. — Я поднимаю на него глаза. — Я люблю тепло, возможности. Для меня это дом, и так будет всегда.

— Моя кузнечная дева — хотя, полагаю, уже не такая дева.

Я смеюсь, а Руван наклоняется вперед и крепко целует меня в губы, после чего со вздохом отстраняется. Он тоже ложится на спину, и его бок выглядит таким пустым, что я вынуждена перевернуться и прижаться к нему. Его рука обхватывает мои плечи, моя голова лежит на его груди.

— И это все? — спрашивает он. — Только кузница для тебя?

— Я не уверена... Возможно, какие-то путешествия, возможно, семья... Думаю, я хочу разобраться в этом по ходу дела. — Я зеваю. — Что ты будешь делать, когда освободишься от проклятия?

— Совет решил три тысячи лет назад, когда началась долгая ночь, что тот лорд или леди вампиров, который снимет проклятие, станет нашим правителем. Все лорды и леди, выбранные в линии престолонаследия, были выбраны в зависимости от того, насколько они были близки по титулу или кровному родству к трону на момент начала ночи. Так что, если — когда — мы снимем проклятие, я стану королем.

Я пытаюсь представить себе это. Мои мысли становятся мутными и мечтательными. Я представляю себе тронный зал, где-то в этом замке, который мне еще предстоит увидеть. Трон железный, как корона, покоящаяся на статуе Солоса в часовне. Он облачен в плащ из малинового бархата, и все вокруг сияет. Мир яркий. В Темпосте тепло.

— Ты будешь хорошим королем, — бормочу я, веки тяжелеют и медленно закрываются.

— Я буду стараться. Ради вампиров... и ради людей Деревни Охотников.

— Ты обещаешь? — спрашиваю я, смутно осознавая, что ни в одном из наших планов не было упоминания о том, какое будущее ждет нас с ним.

— Я клянусь тебе. Пока я дышу, я буду защищать тебя и твой дом.

Рассвет врывается в окно. Я спала совсем недолго. Большую часть ночи я провожу без сна, кувыркаясь между простынями с ним, моей любовью, моим королем, моим поклявшимся на крови.

Длинные изящные пальцы перебирают мои волосы, убирая их с лица. Когда я вздрагиваю, он целует меня в лоб.

— Доброе утро, Лоретта.

Лоретта? Это не мое имя... Осознание охватывает меня настолько, что оттаскивает от кровати. Я больше не чувствую ногтей мужчины на своей коже.

Мужчина и женщина лежат вместе под шелковыми одеялами, меха свалены у их ног. Белые волосы обрамляют его, разметавшись по подушке позади него. Я впервые вижу его лицо четко и ясно. Сбоку от него свернулась калачиком брюнетка, укрытая до подбородка. Они улыбаются друг другу, и тогда я замечаю их глаза — его золотые, ее зеленые. Он вампир, она человек.

Свет сверкает в хрустальных люстрах, отбрасывая радугу на тонкую обивку стен. Замок такой же шикарный, как я себе представляла; я смутно узнаю резьбу на кровати. Я поворачиваюсь лицом к книжным полкам, заставленным безделушками, обрамляющим знакомый камин.

Я резко просыпаюсь, сбрасывая с себя одеяло. Солнечный свет ослепляет. Я дрожу в холодном поту, голова раскалывается от боли.

— Флориан? — простонал Руван, переворачиваясь.

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами. Его снежные волосы разметались по подушке. Короче, но такие же шелковистые, как у мужчины из моих снов. У человека, который преследовал меня на каждом шагу, теперь есть возможная личность. Учитывая далекое происхождение Рувана, это было бы логично... но кажется слишком невозможным, чтобы быть реальным.

— Мы должны вернуться в ту комнату, куда ты привел меня в первый раз. — Я встаю, нащупывая свою одежду.

— Что... Что случилось?

— Мои сны. Мне кажется, я знаю, о ком они.

— Они все еще продолжаются? — Он поднимает голову, взгляд становится более ясным и сосредоточенным.

— На самом деле они никогда не прекращались, — признаю я.

— И ты мне не сказала? — Руван слегка хмурится.

— Мы были заняты. — Натягивая рубашку, я бросаю на него пристальный взгляд.

— Справедливо... Но я все равно хочу знать. — Он вздыхает.

— Более того, всякий раз, когда я пытаюсь думать о них, у меня болит голова. — Я потираю затылок. Боль присутствует, но я не позволю ей остановить меня. Не в этот раз. Я пытаюсь вспомнить детали своих снов, слегка морщась. — Мне кажется, я могу знать, кем была Лоретта.

— Как? Кто?

— Все мои сны объединяли две вещи: человеческая женщина и мужчина с длинными белыми волосами. Это был первый раз, когда он назвал ее по имени — он назвал ее Лореттой, и они были в той комнате на окраине старого замка. Я знаю, как это звучит, но мне все время кажется, что что-то — кто-то — зовет меня.

— Что еще ты помнишь о своих снах? — Он поднимается на ноги.

— Я пытаюсь вспомнить. — Я массирую виски. — Но мне больно от этого.

Руван встает, берет мои руки в свои и отводит их от моего лица. Он мягко массирует их вместо меня.

— Использовать врожденное кровавое предание сложно. Борьба — это нормально.

— Как я могу перестать бороться?

— У всех по-разному. — Он ободряюще улыбается. — Но я уверен, что у тебя все получится, когда ты будешь готова.

— Но ты мне веришь?

— Конечно, верю. — Мне удается только кивнуть; я замираю в немом благоговении от того, насколько он мне доверяет. — А теперь давай осмотрим эту комнату и попробуем разгадать, что пытается сказать нам твоя кровь.

Мы вместе одеваемся и быстро выбегаем из своей каюты через бельэтаж. Лавензия, Каллос и Винни ожесточенно обсуждают наш план нападения, но никто из них не окликает нас. Через дверь мы выходим на лестничную площадку, но в тот момент, когда мы входим в часовню, я останавливаюсь. Руван собирается уходить, дергает меня за руку. Но я держусь стойко.

— Что это?

— Мужчина из моих снов... Кажется, я тоже знаю, кто он. — Я иду через часовню, мои шаги отдаются эхом. Я останавливаюсь перед алтарем и статуей мужчина в короне, который держит в руках книгу. — Король Солос.

— Что?

— Они встретились на празднике... он прочитал ее будущее... Руван, я думаю, Лоретта была любимой Короля Солоса.

— У Короля Солоса не было любимых и детей. — Руван переходит ко мне, покачивая головой. — Именно это привело к таким потрясениям после его смерти. Не было никакой четкой, неопровержимой линии престолонаследия — кузены, племянники и племянницы боролись за трон.

— Нет, — твердо говорю я. — У него была любимая, Лоретта. Я видела их вместе. Она работала в тесном контакте с ним — помогала ему. — Все постепенно встает на свои места. — Мастерская в старом замке принадлежала ей, а не Солосу. Солос не порабощал первых людей, он работал с ними.