ГЛАВА 16

Я уже сбилась со счета, скольких я убила. Конечности болят, дыхание короткое. Это была третья волна. Четвертая? Мы уже глубоко в старом замке, и я чувствую камень вокруг себя, как живое существо. Кажется, что каждая стена заполнена все новыми и новыми чудовищами. Понятно, что Руван имел в виду, говоря о численности. Опасность этих чудовищ не в том, что они встречаются один на один, а в том, что их можно перебить в момент, и не хватит выносливости, чтобы справиться с ними всеми. Здесь все гораздо хуже, чем в полнолуние, о котором рассказывал Дрю.

Каким-то образом мне удалось выжить. Если бы мой брат видел меня сейчас, он бы гордился мной. В таком же шоке, как и я, но определенно гордился бы. Его подготовка была лучше, чем мы все думали. Я могу двигаться на инстинктах. Хотя, даже я признаю, что вампирская магия очень помогла. Я не знаю, сколько еще осталось до ее исчезновения, но пока не похоже, что она ослабевает. А даже если бы это было так, я знаю, где я могу получить больше.

Я перевела взгляд на Рувана. Он так же устал и измучен, как и мы все. И все же, по какой-то несправедливости, он выглядит более красивым, когда на нем есть немного грязи. Это приглушает некое невыносимое совершенство и делает его... почти человеком? Меньше похожим на божественное создание, а больше на человека, которого могут коснуться руки смертного.

— Вот. — Руван протягивает Винни большой брелок, который раньше был прикреплен к его поясу. С его помощью она отпирает одну из многочисленных дверей, через которые мы прошли. На другой стороне находится лестница.

Винни взбирается по ней и отвечает:

— Все чисто.

— О, чертовски хорошо. — Лавензия облегченно вздыхает и поднимается по команде Рувана.

— Ты следующая, — говорит он мне.

Я тоже поднимаюсь. Я благодарна каждому из своему году в кузнице. Если бы не каждый час, проведенный за подъемом стали и железа, я не смог бы и сейчас, после всех дневных нагрузок, подтянуться на этих перекладинах.

«Лофт» больше похож на мансарду. Деревянные балки поддерживают крышу над нами. Мы стоим на потолке еще одной большой комнаты внизу. Я почти ослепла от сумерек, проникающих сквозь дыру в крыше вдалеке. После стольких часов, проведенных в полной или почти полной темноте, видеть естественный свет почти больно.

Руван поднимается последним, следуя за звуком закрывающейся внизу двери.

— Ты ведь давно охотишься на этих тварей, верно? И люди до тебя тоже? — спрашиваю я наконец, чтобы подтвердить свои прежние подозрения. — Как же до сих пор так много Погибших?

— Целый мир был потерян. — простонала Лавензия, сидя на одной из стропил деревянного потолка. Дерево старое, но держится. Особенно хорошо, если учесть, что крыша над головой в некоторых местах провалилась.

— Бесчисленное множество людей погибло до того, как наступила дремота. — Руван убирает клинки в ножны.

— Я всегда забываю, сколько времени прошло. — Винни вздыхает. — Кажется, будто это было вчера.

— Для нас это практически так и было, — торжественно говорит Вентос. — Вчера и год.

— Какой мир можно потерять, и в каком можно проснуться... — грустно говорит Лавензия.

— Вот почему я теперь ненавижу находиться в нижних эшелонах города и старого замка. — Винни садится рядом с Лавензией, кладет голову ей на плечо. — А ведь когда-то мне это нравилось.

— Это, конечно, не пикник, — соглашается Вентос.

Пока они говорят, я перебираюсь к отверстию в крыше, перенося большую часть своего веса на основные опорные балки, а не на прогнившие доски, подвешенные между ними. В серых сумерках снег падает серебристыми хлопьями. В проеме виднеется еще более обширный замок, спрятанный между хребтами и пиками вокруг кальдеры.

Как глубоко он расположен?

— Здесь никто не живет уже тысячи лет. Ну, то есть никто из разумных. — Руван стоит рядом со мной. Я услышал его приближение благодаря скрипу пола и разговорам, которые он оставил после себя. Винни, Лавензия и Вентос переговариваются между собой тихими, едва слышными словами. — Из записей, оставленных лордами, вплоть до Джонтуна, я полагаю, что мы первые, кто заглянул в этот участок замка почти за тысячу лет.

— Как это возможно? Разве это не твой замок? — Мое любопытство начинает захлестывать меня. Возможно, это его спокойная манера поведения окончательно выбила меня из колеи. Может быть, между нами зарождается что-то вроде доверия — неохотного, нежеланного, непрошеного... но пробивающегося, как решительные сорняки между мощеными улицами.

— Это ничей замок, больше нет, — торжественно говорит он.

— Но ты же лорд вампиров.

— Лорд вампиров, и да, лорд, а не король. — Он смотрит на замерзшие шпили и крыши. — Я прославленный сопровождающий. Наблюдатель и защитник. Я держу этот замок и присматриваю за всеми, кто спит, пытаясь внести свою лепту в снятие проклятия.

— Звучит заманчиво, — пробормотала я. Интересно, так ли чувствовал себя Давос? Дрю всегда винил в своем отвратительном характере то, что ему довелось увидеть в качестве мастера-охотника. Но, возможно, в какой-то степени это был стресс от заботы о Деревне Охотников.

— Так и есть.

— Значит, из-за проклятия все в замке превратились в этих монстров? — Это место становится все тяжелее, чем дольше я здесь нахожусь. Глубокая печаль, схожая с той горькой и одинокой пустотой, в которой я погряз после смерти отца. Этот замок познал такую огромную утрату.

— Не только замок, — торжественно говорит он. — Он была наложен на наш народ вскоре после окончания великих магических войн три тысячелетия назад. Это медленный, ползучий яд магической природы. Ни один вампир не избежал его, и, пока мы бодрствуем, он медленно превращает нас в чудовищ, с которыми мы сражаемся.

— Проклятие становится для вас тем хуже, чем глубже мы заходим и чем ближе к его анкеру?

Он покачал головой.

— К счастью, нет; проклятие действует на всех вампиров равномерно, по большей части. Это проклятие, наложенное на нашу кровь магией, в которую люди не должны были вмешиваться. Избежать его невозможно, можно только замедлить. Именно поэтому употребление свежей, незапятнанной крови возвращает нам надлежащий облик и силу — даже кровь, взятая силой, как ни оскорбительно это звучит по отношению к преданиям, все же лучше, чем отсутствие крови. Именно поэтому нам нужна Кровавая Луна, чтобы пополнить наши запасы. Мы не настолько сильны, чтобы собирать кровь тех, кто живет в Мидскейпе — тех, кто владеет магией, — в таком ослабленном состоянии. Они будут охотиться на то, что от нас осталось, если увидят, в какую опасность мы превратились.

Руван переводит взгляд на своих спутников. Его брови слегка нахмурились от беспокойства. Я оставляю его наедине с мыслями, а сама иду дальше. Он сказал, что его истинная форма — это не то чудовищный вид, каким я увидела его в первый раз, а почти бесплотный человек, стоящий сейчас передо мной.

— Проклятие ослабляет вашу магию и превращает вас в чудовище, а существа, с которыми мы сражаемся, были превращены им?

Он возвращает свое внимание ко мне, устало кивая.

— Мы называем их Погибшими. Это вторая стадия проклятия. А мы... — Он обводит рукой себя и остальных троих, — мы все еще вампиры. Мы Проклятые, но не теряем рассудка.

— Погибшие стали жертвами проклятия. Они больше не живые, не мыслящие существа и не могут вернуться в прежнее состояние, сколько бы крови они ни потребляли. Они звери инстинкта, охотятся, чтобы вернуть утраченное, хотя и не могут этого сделать.

— Похоже, они должны быть слабыми. — Но я знаю лучше.

— Если бы. Погибшие не лишены магии. В некотором смысле их силы усилились из-за их безумия. Но они тупые инструменты, лишенные какой-либо стратегии или тактики.

— Понятно... — Я оглядываю бескрайние просторы льда и камня. — Вот почему всякий раз, когда они нападали на нас, это было без организации. Нет никакого плана. Всегда один или два — если вообще один — охотятся только на инстинктах. — У вампиров никогда не было «коллективного разума». Мы все время ошибались, во всем, когда дело касалось наших врагов.

— Напали на вас? Но Фэйд достаточно слаб, чтобы пересекать его только во время Кровавой Луны. — Руван искренне удивлен.

— Для тебя он достаточно слаб, но эти проклятые чудовища приходят из болот каждое полнолуние. — Я думаю, стоит ли мне говорить ему об этом? Может ли он воспользоваться этой информацией, чтобы найти свой собственный путь через Фэйд во время полнолуния? Хотя не похоже, чтобы у Рувана была такая армия, как я когда-то думал...

Руван погладил подбородок и пробормотал:

— Это объясняет некоторые вещи, которые лорды вампиров хотели узнать об охотниках. Они всегда были подготовлены гораздо лучше, чем мы ожидаем, поскольку сталкивались с вампирами лишь раз в пятьсот лет. Когда я узнал, что они используют кровавое предание, я подумал, что это объясняет все. Но это гораздо более правдоподобно.

— А что такое кровавое предание? — Наконец-то я достаточно любопытна, чтобы прямо спросить. — Я понимаю, что это связано с кровью и магией. Но как это работает?

— Я не уверен, что человек сможет понять.

— Попробуй. — Я поворачиваюсь к нему лицом.

Он оценивает меня, и я должна как-то соответствовать.

— Хорошо. Как я уже говорил, вся кровь — вся жизнь — таит в себе магию. Кровь рассказывает историю человека, его сильные и слабые стороны, его родословную, совокупность его опыта. Даже их будущее отмечено в крови.

— Ты можешь... видеть чей-то жизненный опыт? — осторожно спрашиваю я. — Их будущее?

— Да. Но, как и все другое кровавое предание, для этого нужен талант и соответствующие инструменты. — По его губам скользит ухмылка, рот слегка приоткрыт в одном углу, клык злобно поблескивает. — Вампир может украсть внешний вид. Почему ты думаешь, что мы не можем украсть и мысль, если захотим?