В вестибюле довольно тихо этим ранним утром, особенно после вчерашней метели. Краем глаза вижу н ...

В вестибюле довольно тихо этим ранним утром, особенно после вчерашней метели. Краем глаза вижу неуклюжую фигуру Михаила, яростно расхаживающую прямо перед главным входом. Оснащенный звуконепроницаемым стеклом, я могу уловить только шепот его ярости, когда он выкрикивает непристойности в телефон, что видно по венам, выступающим на его шее, даже на расстоянии. Кто бы ни был на другом конце провода, он получит по заднице. Я хочу позаботиться. Я должна, поскольку знаю, что он разговаривает со своим летным составом, и какие бы новости они ему ни сообщали, они не кажутся хорошими.

Но, к сожалению, я этого не делаю.

Я слишком измотана эмоциональным ударом, которым является Михаил Петров. Чем больше времени провожу с ним, тем больше мне хочется трахнуть его, обнять… и вонзить нож в сонную артерию.

Вздыхая, перевожу взгляд на кирпичный камин. Я достаточно близко, чтобы почувствовать тепло на своих щеках, и это именно то, что мне нужно в тот момент, когда я закрываю глаза и отключаюсь от далекого голоса мужчины, доводящего меня до грани безумия.

Прошлой ночью он спал на диване, и часть меня, глупо влюбленная, не могла избавиться от чувства легкой вины, поскольку его массивная фигура ростом в 193 сантиметра затмевала большой предмет мебели. Я проснулась и заметила, что он был скрючен таким образом, что должно быть у него были судороги в шее.

Несмотря на катастрофу, которая произошла между нами, я накинула на его тело флисовое одеяло, прежде чем отправиться в ванную.

— Рад видеть, что ты пережила бурю, — неожиданный голос Коннера застает меня врасплох. Его тон бодрый, хотя мешки под глазами, дают понять, что ночь была не такой уж спокойной.

— Я так и сделала. В конце концов, ты все-таки переночевал в вестибюле?

Он засовывает руки в карманы и, покачиваясь, кивает.

— Было не так уж плохо. Они были достаточно любезны, чтобы дать мне одеяло.

— Я рада, — говорю, одаривая его дружелюбной улыбкой.

— Ты уходишь?

— Получили известие, что дороги должны быть расчищены примерно через час.

Его нервозность становится более очевидной. Он нервничает, губы поджимаются, как будто он обдумывает вопрос, который не уверен, что должен задать. Конечно, он не думает спрашивать мой номер. Хотя мы с Михаилом и не ведем себя как пара, с его стороны довольно смело предполагать обратное. Но я остаюсь тихой и терпеливой, чтобы он мог продолжать в том же духе. Возможно, именно поэтому я всегда предпочитала мужчин постарше… и когда говорю «постарше», то имею в виду только Михаила… потому что парни моего возраста такие незрелые и нерешительные. Или, может быть, я просто безнадежно предвзята, поскольку нерешительность, похоже, является тенденцией в моей жизни, независимо от источника.

Коннер чешет затылок и глубоко вздыхает.

— Тот парень, с которым ты здесь... вы двое...

— Почему бы тебе, блядь, еще немного не позаикаться? Может быть, она поймет тебя лучше.

Резкие слова Михаила пугают Коннера, который съеживается и разворачивается туда, где у двери стоит мой напарник, смеряя его убийственным взглядом.

Закатывая глаза, я встаю между ними.

— Не вымещай свое плохое настроение на других, Микки. Коннер как раз собирался пригласить меня на завтрак.

Возможно, использовать этого бедного юношу, чтобы трахаться с Михаилом, низко, особенно когда его глаза расширяются и в панике мечутся между нами. Но я чувствую себя особенно мелочной.

— Это было сейчас?

— Э-э, нет... Я... я просто прощался.

Коннер не маленький. Он всего на несколько сантиметров ниже человека, замышляющего его смерть. Но тьма живет в глазах мужчин Петровых и в том, как они ведут себя, как хищники среди добычи. Требуют уважения и трепетности, доминируя в каждой комнате, в которую заходят. Я слишком хорошо знаю этот образ. Он тот же, что окружал меня всю мою жизнь.

Совершенные мужчины.

И, как у любого вида, сильные вынюхивают слабых, и наоборот.

— Мне нужно возвращаться к работе. Надеюсь, вы все доберетесь туда, куда направляетесь.

Коннер одаривает меня полуулыбкой и удаляется по коридору.

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что твои навыки общения с людьми отстой?

Михаил пожимает плечами: — Мне не нужны навыки общения.

Самоуверенный ублюдок.

— И что? — спрашиваю я, когда он целеустремленно направляется к стойке регистрации. — Когда мы уезжаем?

— Мы не уезжаем, — невозмутимо заявляет он.

Я следую за ним по пятам.

— Что это значит?

Михаил проводит рукой по волосам, напряжение проявляется в резком выдохе, вырывающемся из легких.

Однако его взгляд неожиданно смягчается, когда он находит мой.

— Метель, должно быть, испортила самолет. Проблемы с обледенением. Он проходит техническое обслуживание и, вероятно, не будет готов к следующему дню.

— Черт. Сделка состоится сегодня вечером.

— Да. Черт.

— Ты не можешь просто взять напрокат еще один? Тебе нужно, чтобы я связалась с Родом?

Он делает еще один глоток воздуха, словно призывая на помощь каждую каплю терпения в своем теле. Тогда меня поражает, что Михаилу никогда не приходилось ни перед кем отчитываться. Внезапно меня охватывает чувство неуверенности, когда я задаюсь вопросом, не раздражает ли его моя манера задавать вопросы и компания.

— Не беспокойся обо всем этом, — говорит он на удивление нежным тоном. — Я сделал несколько телефонных звонков, и до завтра у нас все будет хорошо.

— И что теперь?

Меня охватывает трепет при мысли о еще одной ночи наедине в комнате с этим мужчиной… и тогда мне хочется дать себе пощечину.

— Я должен убедиться, что нам будет хорошо в номере еще одну ночь. Почему бы тебе не заказать нам столик на завтрак, и я встречусь с тобой через несколько минут.

Я ничего не говорю, направляясь в вестибюль, пока он не хватает меня за запястье и не тянет обратно к себе. Сталь в его глазах исчезла, сменившись искоркой улыбки.

— Эй, у нас все хорошо?

— А почему бы и нет, Микки? — поддразниваю я, хлопая его по груди.

Готова поспорить на деньги, мое представление о добре кардинально отличается от его.

Когда собираюсь уходить, он снова останавливает меня.

— Лия, я много думал. И все между нами не так, как я хочу, во многих отношениях. Но я прошу… нет, умоляю… чтобы мы пока отложили все это в сторону. И я знаю, что не имею никакого права просить тебя об этом. Но последнее, чего я хочу, — это спорить и видеть тебя расстроенной.

Искренность в его глазах бьет по каждому слабому месту в моей решимости, но, не зная, как реагировать, я просто продолжаю идти к вестибюлю, не оглядываясь.

Решив сохранять хладнокровие, пока мы едим, я притворяюсь, что наши признания и все, что произошло между нами за последние двадцать четыре часа, были всего лишь лихорадочным сном, потому что, слушая его речь, я вспоминаю, насколько мне нравится его компания без давления и ожиданий. Впервые с момента нашего воссоединения я чувствую себя совершенно непринужденно, что подводит меня к выводу, что, возможно, его предложение о временном перемирии к лучшему.

Успокаивающее чувство тепла разливается в моей груди, когда наблюдаю, как тает его суровая внешность, пока он делится своими планами на Рождество и предвкушением встречи со своей семьей спустя месяцы.

Конечно, я игнорирую свою внутреннюю шлюху, указывающую на тот факт, что я к тому же бесстыдно влажная.

Подайте на меня в суд.

— У твоего отца будет ребенок? — спрашиваю с неподдельным потрясением, и он кивает.

Николай — очень красивый мужчина и воплощение серебристого лиса. Неудивительно, что его сыновья наделены приятной внешностью и соответствующим самолюбием. С большинством из них я в той или иной степени встречалась на протяжении многих лет.

— Поздравляю. Фух! Бедная девочка. Я уже сочувствую ей, — я хихикаю, качая головой.

Он усмехается, но соглашается.

— Я с ней еще не встречался, но семья есть семья. И Наталья, ребенок, мои братья все они занимают свое место в моей жизни.

Приступы зависти пронизывают меня при осознании того, что Михаил не считает меня частью своего круга. Отводя глаза, я проглатываю комок в горле. Но не раньше, чем он заметит разочарование на моем лице.

Потянувшись к моей руке, он хрипло произносит: — Moya krasivaya, ty samaya vazhnaya.

Но я выскальзываю из его объятия и отказываюсь встречаться с ним взглядом. Я не позволю ему снова водить меня за нос.

— Не говори так, если ты не это имеешь в виду.

— Я могу быть кем угодно, красотка, но не лжецом — я не один из них.

Позволю себе не согласиться.

Маленькое кафе — не место для того, чтобы пересказывать прошлое, так скоро после того, как мы договорились сохранить легкость в отношениях. Вместо того чтобы ответить или нырнуть через стол и задушить его, я осматриваю помещение в поисках смены темы. В глаза бросается белая вывеска в рамке с рекламой лыжных прогулок и поездок на снегоходах.

Никогда в жизни не каталась на лыжах, поэтому предпочитаю не умирать на этих склонах. А с другой стороны, разве может быть сложным управление снегоходом? Он похож на гидроцикл, а на них я уже много раз каталась.

— Михаил, давай займемся чем-нибудь веселым.

Его брови сходятся на переносице.

— Чем-нибудь... веселым?

— Да, ты знаешь, что делают нормальные люди, когда не работают 24/7? Если мы застряли здесь, то можем извлечь из этого максимум пользы.

Я могу придумать по крайней мере пять развлечений, которые также подойдут для этого сценария...