Вчера четыре года показались мне вечностью…более чем достаточно, чтобы вывести Михаила Петрова и ...

Вчера четыре года показались мне вечностью…более чем достаточно, чтобы вывести Михаила Петрова из моей системы всеми необходимыми способами, чтобы он исчез. И все же достаточно было увидеть, как он выходит из машины, чтобы каждое воспоминание, каждый поцелуй и каждая ласка всплыли на поверхность.

Но хуже всего было то, что я снова почувствовала, как мое сердце разбилось вдребезги, как будто я была той девятнадцатилетней девушкой в его офисе, чувствующей, что мир рушится на нее.

Глубоко вздохнув, я укрепляю свою решимость. Он не сломает меня. Я проделала весь этот путь не зря. Возобновление моих отношений с Михаилом — не причина, по которой я здесь. Моя цель — покончить с этим. Я годами пыталась закрыть эту дверь, но каким-то образом она снова открывается, когда я меньше всего этого ожидаю. И не могу двигаться дальше, пока все наши карты не будут выложены на стол. Конечно, это нетрадиционный способ завязать разговор, но когда в нас было что-нибудь традиционное?

Украдкой бросив взгляд, я замечаю его напряженную позу, морщинку между бровями, и становится ясно, что он расстроен и ему неловко. Я не виню его. Он всегда был таким приверженцем семейного бизнеса, и мое присутствие здесь нарушает весь его план игры. Но, может быть, мне все равно.

Я ерзаю, и он напрягается.

— Послушай, мне жаль.

Изумрудно-зеленые глаза находят мои, пока он ждет продолжения.

— Я должна была позволить Роду сказать тебе, что займу его место. Но я взяла с него клятву хранить тайну и пригрозила отрезать ему яйца.

Намек на улыбку трогает его губы.

— Зачем было проходить через все эти неприятности?

— Потому что ты не хуже меня знаешь, что не согласился бы взять меня.

— Ты права. Мы могли бы встретиться при любых других обстоятельствах, если бы ты этого хотела. Лия, как ты оказалась втянутой в это?

Он облокачивается на подлокотник, и до меня доносится аромат его греховного одеколона.

— Так много ненужного риска. Ты заслуживаешь лучшего.

Мои глаза, черт возьми, чуть не вылезают из орбит. Это энергия, которая мне нужна, чтобы иссушить половину моего сердца, застрявшую в прошлом.

— Ты знаешь, чего я заслуживаю, Михаил? Чтобы мужчины в моей жизни перестали указывать мне, что я должна и чего не должна делать. Что хорошо для меня, а что нет. Вот почему я здесь.

— Так ты делаешь это только для того, чтобы доказать какую-то правоту?

Я вцепляюсь пальцами в подлокотники и вскакиваю на ноги, когда волна гнева поднимается к моей шее.

— Да, ту, которая пролетела прямо над твоей большой, упрямой головой.

— Куда ты направляешься? Знак «Пристегнись» все еще горит.

— Это так. Я не знала, что мне нужно разрешение, чтобы поссать.

Я защелкиваю замок в туалете с такой силой, что едва не ломаю его, а затем упираюсь руками в маленькую раковину.

— Перестань, Лия, — говорю себе шепотом, чувствуя, как в животе зарождается сожаление.

Я понимаю, что он все еще имеет власть надо мной... но еще хуже то, что я, возможно, все еще люблю его. Внезапно задаюсь вопросом о своих мотивах, не тех, которые я убедила себя в истинности, а тех, которые похоронены в самых темных уголках моего разума, заперты, чтобы сохранить мое сердце в безопасности. Я так старалась ненавидеть его все эти годы, потому что, по его мнению, я не стоила того, чтобы за меня бороться. И когда ушла, то поклялась, что больше никогда его не увижу. Но как только появилась возможность, я ухватилась за нее.

Что я здесь делаю?

Достаю телефон и набираю сообщение Энн, надеясь, что Wi-Fi в этом чертовом самолете работает.

Я: Ты была права.

Текстовые пузырьки появляются и исчезают, прежде чем, наконец, появляется сообщение.

ЭНН: Ты в порядке?

Я: Я глупая.

ЭНН: Возвращайся домой.

Я: Я не могу. Я должна довести это до конца.

Появляются и исчезают новые текстовые пузырьки, прежде чем появляется следующее сообщение.

ЭНН: Береги свое сердце. Ты этого стоишь. Я люблю тебя.

Положив телефон на подоконник, делаю глубокий вдох и успокаиваюсь, вытирая дерзкую слезинку, скатившуюся в уголке глаза. Два дня. У меня есть два дня, чтобы прояснить ситуацию и двигаться дальше... или...

Или что?

Михаил заканчивает разговор в тот момент, когда видит, что я выхожу из туалета. Любопытство заставляет меня прищурить глаза, но решаю не задавать вопросов.

— Я сожалею, — выпаливает он слишком быстро, чтобы понять. И я вдруг задаюсь вопросом, за что он извиняется. — Лия, прошло много времени, и даже несмотря на то, что все закончилось непросто, я рад тебя видеть.

То, как его голос смягчается, а взгляд задерживается и опускается на мои губы, когда он думает, что я этого не замечаю, только распахивает чертову дверь еще шире.

— Я тоже рада тебя видеть.

— Могу я спросить тебя кое о чем? Но только если ты пообещаешь не расстраиваться.

Я усмехаюсь и расслабляюсь на своем месте.

— Люди начинают с этого, только когда знают, что вот-вот зададут наводящий вопрос. Но продолжай.

Почему он чувствует необходимость подкрасться ближе, выше моего понимания, но мне очень неприятно, что я не испытываю ненависти к его близости.

— Как ты убедила Рода позволить тебе это сделать? Твой отец знает?

Я подражаю его смелости и кладу руки на подлокотник в нескольких сантиметрах от него, зная, что ему хорошо видно мое нижнее белье.

— Мой отец думает, что я все еще в Испании. А что касается Родри, ты был бы удивлен, на что согласится мужчина под воздействием наркотиков.

Он придвигается еще ближе, на этот раз не пытаясь скрыть, что его глаза сосредоточены на моих губах, и когда я облизываю их, он тяжело вдыхает через нос.

— Почему? Почему ты здесь? — резкий голос Михаила не соответствует языку его тела. Все уязвимые стороны его личности, которые я когда-то знала, раскрываются передо мной, и не думаю, что он это осознает. Он безжалостен и холоден ко всему миру, но со мной всегда был мягким и терпеливым.

— Я тебе не нужна? — слова срываются с языка, и я пожалею о них, потому что это не то, за чем сюда пришла, но сейчас, когда моя гордость медленно покидает самолет, возможно, я поменяю свое мнение.

— Лия…

— Сэр, не хотите ли вы и леди чего-нибудь выпить?

Молодой человек в черной форме — член летного экипажа. Он одаривает меня дружелюбной улыбкой, но она исчезает, когда его взгляд падает на Михаила, который теперь выпрямился на своем кресле, устремив взгляд вперед.

— Нет, — говорит он почти сквозь зубы.

— А вы, мисс?

Внезапно я заинтригована поведением Михаила и решаю прощупать почву.

— Я Лия, — отвечаю, хотя он и не спрашивает. — А ты кто?

— Бенджамин, или Бенни.

Его плечи расслабляются, улыбка становится ярче, и я не пропускаю его взгляд.

— Бенни, как насчет того, чтобы показать мне, что у тебя есть? Ты не против?

Он с энтузиазмом кивает, как золотистый ретривер. Михаил остается неподвижным, если не считать напряжения на лице, которое он, похоже, пытается сгладить поверхностными вдохами.

Поднимаюсь на ноги, прохожу перед ним, и его рука внезапно вырывается и хватает меня за запястье.

— Сядь, Лия.

Черт побери.

Команда посылает искру, пробегающую по моему позвоночнику, как провод под напряжением, подключенный к моей киске. Мои колени внезапно подкашиваются. Помогите мне, я сделаю все, что он попросит.

Делая два шага назад, мои ноги ударяются о сиденье, и я плюхаюсь на него.

— Бенджамин, — говорит он острым, как бритва, тоном, — принеси леди воды. И ты свободен.

Мне жаль бедного Бенни. Его щеки пылают. Он кивает, избегая моего взгляда, прежде чем быстро исчезнуть позади нас.

— Он чуть не описался. Почему ты такой грубый, Микки?

Взгляд Михаила скользит по мне.

— Что ты делаешь?

— В чем твоя проблема? Думаю, я смогу пройти десять футов с твоим сотрудником и выбрать напиток. Вода? Серьезно?

— Ты флиртовала с ним. Мы здесь по делу, а не для подбора персонала.

Ревность.

— Я не флиртую. И даже если бы флиртовала, почему это должно тебя беспокоить?

— Лия.

— Ответь на вопрос, Михаил.

— Потому что я чувствую ответственность за тебя.

Я сухо усмехаюсь.

— Ответственность за меня? Это твой ответ?

Он снова перегибается через подлокотник, выражение его лица — сплошные резкие линии.

— Ты ожидала чего-то другого?

— К сожалению, нет.

Его челюсть дергается от моего замечания.

— Но мы команда. На этом все заканчивается, потому что то, что я делаю, с кем я флиртую, с кем трахаюсь это мое дело.

Михаил отводит от меня взгляд и проводит рукой по подбородку.

— Это будет самый долгий чертов полет в моей жизни.