ГЛАВА 36

Уор

Мои глаза мечутся между Хален и Элоизой. Здесь не все. Илай, Кирин, Луна и Лилит внутри со Скарлет. Гектор сидит на растении в горшке, держась достаточно близко к Хален, и по какой-то причине меня от этого подташнивает.

— Это о проклятии? — Я добавляю горький оттенок в каждый слог.

— Проклятие? — Голос Сейнт осторожен, когда ее глаза на мгновение останавливаются на Вейдене, Присте и мне. — Хален, ты говоришь о Лейне Дараете Тайир?

Хален не отвечает. Мы нисколько не удивлены. Держу пари, она обосралась.

Сэйнт продолжает, заправляя пальцами свои бесцветные волосы за ухо.

— Лейна Дараэта Тайир переводится как «Проклятие Самого Темного». Говорят, на языке Лахим-майяк, который произошел от одного из первых поселенцев ведьм во времена Мессии. Говорят, что во время правления одного из многих поколений Королей ведьма наложила заклятие на Риверсайд за все проступки, совершенные Отцами-Основателями. Само проклятие, конечно, сложное, но так же сложен и способ его получения. — Сэйнт делает паузу. Я думаю, она дает Хален время переварить, но это не работает.

Хален не двигается, и все предупреждающие знаки в моем теле начинают срабатывать. Почему она ни хрена не говорит?

— Проклятие истинно, — вмешивается Гектор со своего места. — Последнее поколение, к которому оно пришло, было до моего отца. В то время это было худшее правление, которое у нас было. —Он сглатывает, и татуировки на его шее распухают. — До, я думаю, этого.

Ветер треплет выбившиеся пряди волос Хален, и прежде чем кто-либо успевает сказать что-нибудь еще, Гектор шепчет:

— Принцесса?

 Хален

Мой язык прилип к верхней губе. Нет. Я не могу. Я не могу этого сделать.

Я спешу к заднему дворику, минуя домик у бассейна, прежде чем кто-нибудь сможет меня остановить. Закрыв стеклянную дверь, я оборачиваюсь и вижу Катсию, сидящую на единственном диване в гостиной, закинув ногу на ногу. Хотя меня шокирует не это. Я имею в виду, что она в моем доме, да, но дело не в этом.

— Я знаю, ты хочешь сбежать. — Мурлыканье ее предположения действует мне на нервы, поскольку ее руки заметно сжимаются вокруг ребенка, которого она баюкает на руках.

Ребенок? Откуда? Единственный человек, которого я знаю, у которого есть маленький ребенок, живет на другом конце света.

Она откидывает одеяло с его лица, как будто убирает занавес с моих глаз.

— Чьего ребенка ты украла?

— Я знаю, ты хочешь сбежать, — повторяет она, на этот раз более жестким тоном.

— Ты ни хрена не знаешь, — огрызаюсь я в ответ, хотя знаю, что это неправда. Я не знаю, чего я хочу.

— Мы с тобой обе знаем, что это неправда. — Она напевает мелодию, прижимая к покрытой головке маленького ребенка, когда тот резко просыпается. — Хален. Ты не можешь убежать.

— Чей это ребенок, Катсия?

Ее глаза поднимаются к моему лицу, и, клянусь, секунды кажутся минутами, пока она удерживает мой взгляд. Кислота подкатывает к моему горлу, и весь мой мир переворачивается с ног на голову. Она не отвечает, но ей и не нужно. Я слышу ее громко и чертовски отчетливо.

Я взлетаю по лестнице в свою спальню, и за мной не слышно ничего, кроме учащенного сердцебиения.

Я устроилась в отцовском офисном кресле и подключила USB. Черт. Что, блять, это могло быть и почему он думал, что меня это волнует? Я познакомилась со всеми папиными друзьями, и они были больше похожи на семью, за исключением мистера Пейджа, отца Эви. Они с моим отцом были близки. Они вместе играли в гольф – странно! Папа никогда не играет в гольф!

Файл появляется на экране, и мой палец нависает над кнопкой воспроизведения.

Проходя через ванную, я открываю кран и набираю в ладони холодной воды, брызгая на лицо, чтобы смахнуть слезы.

Вытирая мокрое лицо полотенцем, я снова смотрю на себя в зеркало, мои пальцы танцуют по щекам.

Даже если бы они знали. Даже если бы Отец был прав и пришло время. Будет ли меня когда-нибудь достаточно? И я имею в виду не только ЭКК или даже папу.

У нее от него был ребенок? У них был общий ребенок? Поэтому они такие, какие есть? Почему единственным человеком, который когда-либо выводил меня из себя, когда дело доходило до Уора, была она?

Меня никогда не будет достаточно. Мне никогда не будут доверять.

Страх сжимает мне горло, и, прежде чем я успеваю дважды подумать, я хватаю со скамейки телефон и бросаюсь к своему шкафу. Три минуты, и через мое плечо пролетает ворох одежды, и мой чемодан собран.

Я была сильной. Я делала то, что должна была делать, как хорошая маленькая принцесса. Я поддерживала каждого человека, когда они в этом нуждались. Я проглотила боль, чтобы людям, которых я люблю, не пришлось ее испытать.

Мне нужно выбраться. Хотя бы ненадолго.

Я расстегиваю молнию на своем маленьком чемодане, хватаю зарядное устройство и толстовку с капюшоном и натягиваю их через голову. Чувствуя свежую кровь на подошвах своих туфель, я быстро сбрасываю их, прежде чем потянуться за парой черных сапог до бедер.

Схватив ключи от моей Хакосуки, я мчусь по коридору к другой стороне спальни Приста и направляюсь к пожарному выходу на этом уровне.

Дверь тихо закрывается, пока я остаюсь неподвижной. Черный фургон съезжает со стены замка и направляется к боковому входу во двор.

Может быть, мне стоит убить Катсию и оставить им еще одно тело, чтобы они убрали его, когда будут уходить.

Сбегая по лестнице, я радуюсь, что припарковалась у парадного входа, бросаю чемодан на заднее сиденье и смотрю на свой дом со смешанными чувствами, застрявшими у меня в горле.

Всего на несколько дней. Мне нужна минутка.

Даже когда я сжимаю дверную ручку, моя грудь тянет меня обратно к людям внутри. Я не хочу этого делать.

Я не должна была этого делать.

Я захлопываю дверцу и завожу машину. Запихиваясь в первую попавшуюся, я набираю номер Эви, и она берет трубку после второго звонка.

— Привет, девочка. Как прошел званый ужин? Кто-нибудь умер?

Я почти смеюсь.

— Ну... — Я вывожу машину за ворота на Элитный бульвар, прежде чем выехать на главную дорогу, ведущую в центр Риверсайда.

— Ты в порядке? — спрашивает она, и шум на заднем плане стихает. Должно быть, она снова смотрит повторы Дневников вампира.

Мой взгляд метнулся к зеркалу заднего вида.

— Да. Нет. Не совсем. Послушай, я собираюсь уехать на некоторое время, и мне нужно, чтобы ты знала, что со мной все в порядке.

— Это одна из тех вещей, о которых ты мне рассказывала? Потому что, если это так, я думала, мы обе договорились и папа Бишоп тоже, что я получу свой собственный паспорт! — Я вижу, как на другом конце провода отвисает ее губа.

— Дело не в этом.

Тишина.

— Черт, Хейлс. Ты убегаешь от своей семьи?

Мое сердце замирает в груди, когда осознание того, что я только что натворила, поражает меня. Я должна нажать на тормоз и развернуться.

— Черт. Я не моя мать.

Эви не пытается скрыть, насколько забавным это ей кажется.

— Э-э, нет. Я в это не верю. Почему? Какое отношение к этому имеет мама Мэд? — Я слышу, как на заднем плане открывается и закрывается холодильник.

— Ничего. Старая шутка. Продолжай говорить со мной, пожалуйста. — Я съезжаю на обочину, как раз перед увядающим указателем «Покидая Риверсайд».

Моя машина работает на холостом ходу у меня под задницей.

— Хорошо. Итак, пойми, я ждала твоего ответа сегодня вечером, когда тот парень, о котором я тебе рассказывала, прислал мне сообщение в Снепчате. — Она откусывает от еды, и, вероятно, это что-то, что ее мама приготовила накануне вечером. Счастливая стерва. Миранда – профессиональный повар, и об этом снят знаменитый сериал на Нетфликс. Она своего рода важная персона.

— Что это был за Снепчат и что ты ешь? — Я чувствую, как расслабляются мои мышцы и успокаивается сердцебиение.

— Его член! Он прислал мне фотографию своего члена! — Вот и все. Я разражаюсь смехом и не могу остановиться. У меня болит живот, и слезы катятся по щекам, только на этот раз это не из-за стыда. — А я ем кокосовые креветки!

Я морщу нос.

— Ладно, ты меня запутала.

Я прислоняюсь головой к окну.

— Я люблю тебя, Эв. Спасибо, что всегда была моей опорой. — У меня даже не хватает духу рассказать ей об истинной причине, по которой я сбежала сегодня вечером. То, что послужило его толчком.

— Оу. Приезжай и останься со мной. Мы можем смотреть на Деймона всю ночь.

— Ты имеешь в виду Стефана-Потрошителя.

— Нет. Я почти уверена, что имею в виду Деймона.

— Кай? — Я с надеждой приподнимаю бровь.

— Хален Висента Хейс... — Она правильно произносит Висент. Ви-сен-т.

— Хорошо, хорошо, мы обе знаем, что Клаус настоящий главный злодей, — вскрикиваю я, когда фургон останавливается рядом с моей машиной. Боковая дверца открывается, и мое сердце снова учащенно бьется о грудную клетку.

Я выжимаю сцепление и пытаюсь переключиться на первую.

— Что только что произошло? — Эви кричит в трубку.

Я отключаю механизм, когда реальность обрушивается на меня. Они никогда не остановятся.

Зажмурив глаза, я нащупываю пальцами пряжку и медленно отстегиваю ремень безопасности.

— Эви, — шепчу я, засовывая руку под стул и засовывая свой 21A Bobcat во внутренний карман ботинка. — Мне нужно, чтобы ты позвонила по номеру, который я сохранила в твоем телефоне как «Дерьмо, которое я забыла», и сказала ему, что я у них.

— Кто тебя похитил? — На этот раз Эви кричит, но слишком поздно. Мою дверь распахивают, и чья-то рука зарывается в мои волосы. Кто бы это ни был, он тащит меня через дорогу, когда гравий впивается в мою плоть.

Я не кричу. Мой рот остается закрытым, когда я держусь за его руку, пока он не поднимает меня на ноги и не забрасывает в заднюю часть фургона.

Мои глаза взрываются от боли, когда я приземляюсь на что-то твердое, и мои движения замедляются до оцепенения. Надо мной вспыхивает свет, показывая еще двоих сзади. Никого из них я не узнаю. Я не думаю. Фургон дергается вперед, и я снова ударяюсь о панель, моя голова разбивается об нее, и я отключаюсь.