ГЛАВА 13

КЭТРИН

23 декабря, 13:04

— Слушай сюда, Тейт. Все будет, как я скажу, и, если будешь спорить, клянусь Богом, я действительно задушу тебя твоим разорванным лифчиком.

Я резко просыпаюсь.

Я только начала дремать, поэтому сначала подумала, что властный, ужасный голос мне приснился.

— Кэтрин. — Пальцы Тома на моей щеке не слишком нежны и слишком реальны. — Не думаю, что ты должна засыпать с сотрясением мозга.

Он прав. Не должна. Медсестра ясно дала это понять, а также пообещала заходить каждые пять минут, чтобы убедиться, что я не сплю.

В то время угроза медсестры казалась довольно ужасной, но это намного, намного хуже.

Я с трудом принимаю более вертикальное положение, все еще пытаясь сориентироваться.

— Том? Что ты...

Он поднимает палец, и в выражении его лица есть что-то такое, что в кои-то веки заставляет меня закрыть рот.

— Все будет, как я скажу, — повторяет он. — Мы покидаем больницу вместе. Я прослежу, чтобы ты не заснула. Я приведу в ужас нас обоих, убедившись, что рана у тебя на спине не кровоточит или что-то в этом роде. Но в ту секунду, когда таймер истечет и с тобой не нужно будет нянчиться? Ты улетаешь обратно в Нью-Йорк. Поняла?

Должно быть, я ударилась головой сильнее, чем они думали, потому что все это кажется непостижимым.

Я цепляюсь за самое простое из его утверждений, и самое важное.

— Что значит «улетаешь обратно в Нью-Йорк»? Я не собираюсь уезжать из Нью-Йорка, — говорю я.

— Ну-ну, — говорит он укоризненным тоном, грозя пальцем. — Никаких споров, помнишь? Я направляюсь в Чикаго. Следовательно, ты тоже направляешься в Чикаго.

Я смотрю на него, пока реальность его слов доходит до меня, но даже тогда мой мозг восстает против этой идеи.

— Ты не можешь быть серьезным. Ты хочешь, чтобы я провела Рождество с твоей семьей?

— Хочу? Боже, нет. — Том не вздрагивает, но я чувствую, что ему приходится сдерживаться. — Но, — продолжает он, — либо так, либо ты полностью испортишь мне праздник, заставив чувствовать себя виноватым за то, что оставил тебя в больнице.

— Да, потому что ты здесь явно жертва. Надеюсь, это не было слишком тяжело для тебя.

В выражении лица Тома нет ни капли сочувствия.

— Пожалуйста, — говорит он. — Вряд ли я виноват в том, что ты упорно катаешься в такси и одновременно отказываешься пристегиваться ремнем безопасности.

Мое нынешнее затруднительное положение означает, что мне нечего возразить, поэтому я довольствуюсь тем, что сердито смотрю на него.

Он хмурится в ответ, затем тянется ко мне, шарит рукой по тонким больничным простыням, и прикосновение его пальцев к моему бедру вызывает у меня в животе то, чего не должно было быть.

— Эй, — возмущаюсь я, шлепая его по руке. — Те дни, когда ты мог меня щупать, давно позади.

— Слава богу, — бормочет он, доставая маленький пульт для вызова помощи и нажимая на кнопку. — Будем надеяться, что они смогут проинструктировать быстро. Нам нужно успеть на самолет.

Реальность начинает проникать в меня, как и паника.

Еще минуту назад я не могла представить себе ничего хуже, чем провести Рождество в больнице, но почему-то этот план... провести Рождество с бывшей свекровью... с бывшим мужем...

И вспоминать обо всем, что у меня было, и обо всем, что я потеряла?

Я не могу. И не буду.

Тем более, что Гарри до сих пор не позвонил, чтобы сделать меня партнером, а учитывая, что моя одержимость этой целью — часть того, из-за чего я вообще все потеряла...

— Я попытаю счастья с печеньем и желе, — говорю Тому, устраиваясь в кровати, которая совсем не такая уютная. — Подай мне пульт от телевизора, ладно?

— Да ладно, Кэтрин, — говорит Том с раздражением. — Ты же не хочешь остаться здесь всерьез. Я знаю, что не хочешь. И знаю, почему ты этого не хочешь.

Я перевожу глаза на него, и на мгновение наши взгляды задерживаются. Том — один из немногих, кто знает, почему я ненавижу Рождество. Один из немногих, кто понимает.

Это делает его доброту еще более невыносимой.

— Ну же, — снова говорит он мягким голосом. — Мы сможем пережить общество друг друга в течение сорока восьми часов. Не так ли?

Я прищуриваю глаза.

— Честно? Я не уверена.

— Да, я тоже, — признает он. — Но давай попробуем. Это будет похоже на игру «Выживший», — говорит он, и его тон становится четким и деловым. — Мы можем устроить из этого соревнование.

— Мне нравится перспектива победы, — размышляю я, в основном про себя. — Но у меня также есть проблема.

— Только одна? — Он приподнимает бровь, когда его взгляд скользит по беспорядку, в который я превратилась в данный момент.

Справедливое замечание.

Я указываю на пластиковый пакет с моими вещами.

— Не только бюстгальтер не выдержал. Что бы ни прорезало мою спину, оно также прорезало пальто и блузку.

— Знаешь, я об этом подумал, — говорит Том, возвращаясь к своему чемодану, на ручке которого я только сейчас замечаю что-то ярко-красное. — Я купил тебе кое-что в сувенирном магазине.

Он протягивает мне красную толстовку с самым большим лицом Рудольфа, которое я когда-либо видела. На носу — блестящий красный помпон размером с бейсбольный мяч.

Я стону.

— Ты действительно меня ненавидишь.

Мужчина ухмыляется.

— Это правда.