ГЛАВА 85

Неро

Мужчины уже спускались по подъездной дорожке, когда я вывел машину Михаила из гаража. Мы использовали свои двадцать минут, и пора уходить.

В зеркале заднего вида видны темные клубы дыма, уже вырывающиеся из окон особняка. И хотя мне бы очень хотелось, чтобы эта ярко-красная спортивная машина с моим большим членом стала частью этого горящего месива, осознание того, что я отправлю ее в мастерскую в качестве последнего " пошел ты" Михаилу, заставляет меня чувствовать себя лучше, когда я беру ее.

Пейтон слегка застонала, устраиваясь поудобнее на сиденье, и я убедился, что медленно прохожу поворот, когда выезжаю на улицу.

— Мы скоро будем дома, милая. — Я осторожно кладу руку ей на бедро, не зная, где у нее болит, и не желая причинить еще больший вред.

Ее маленькая ладонь накрывает мою руку, поэтому я переворачиваю свою и переплетаю наши пальцы вместе.

Ее пальцы сжимают мои.

— Это самолет?

Она пробормотала вопрос, прежде чем ее голова откинулась назад.

* * *

Док и ее ассистент ждали у входной двери, когда мы вернулись домой.

Я позвонил ей с воздуха, зная, что Пейтон будет больно после аварии. Но никакая подготовка или опыт не могли подготовить меня к тому, чтобы увидеть мою девочку в таком состоянии. Она лежала на нашей кровати в нижнем белье, синяки покрывали почти все ее тело.

Пейтон проснулась, пока мы ее раздевали, но не задавала никаких вопросов, только кивнула, когда я сказал, что доктор собирается ее осмотреть. И я рад, что у доктора хватило ума взять с собой ассистентку. Потому что, если бы другой мужчина попытался хотя бы мельком взглянуть на Пейтон, я бы, скорее всего, оторвал ему голову с плеч, медицинский работник или нет.

— Я собираюсь использовать ультразвук, чтобы проверить, нет ли переломов, но это просто мера предосторожности. Я не думаю, что что-то сломано, — говорит нам Док, устанавливая ноутбук на тумбочку, а затем кивает мне. — Пока мы будем этим заниматься, вам наложат швы.

Если бы не постоянные взгляды Пейтон на мой порванный рукав, я бы даже забыл, что меня ранили. Это просто рана. Едва заметная рана, внутри и снаружи бицепса, но я не собираюсь давать Пейтон еще один повод для беспокойства. Поэтому я сажусь у изножья кровати, моя раненая рука направлена в сторону от Пейтон, вне ее поля зрения, и позволяю ассистентке делать то, что ей нужно.

Пейтон продолжает молчать, отвечает на вопросы об уровне боли, двигает частями тела по просьбе, а я игнорирую тот факт, что ассистент доктора только что без спроса уколола мне руку лидокаином. Возможно, это и к лучшему, потому что простые огнестрельные раны все равно приходится убирать, а у меня есть дела поважнее, чем подавление собственной боли.

Например, выражение лица Пейтон.

Оно так полно вины и печали, что у меня защемило в груди.

Боль пройдет. Но эти эмоции...

О чем она думает?

Жалеет ли она о том, что встретила меня?

Винит ли она меня? Ненавидит меня?

Что если она попросит уйти?

Что, если она потребует вернуться к прежней жизни?

Я сжимаю зубы.

Я не позволю ей.

Вот что произойдет. Я не позволю ей. Я заставлю ее остаться, и я заставлю ее вспомнить, что она любит меня.

Когда моя рука перевязана, я поворачиваюсь к Пейтон и кладу ее ноги себе на колени.

Когда доктор наконец встал, на лице Пейтон все еще было опустошенное выражение.

— Я знаю, что это не похоже на правду, но вам очень повезло, мисс Воудри, — говорит доктор Пейтон, похлопывая ее по руке, и я ненавижу, что у меня нет фамилии, чтобы назвать ее. — Я не вижу никаких признаков переломов, а ссадины на коже должны хорошо зажить. — Мой взгляд переходит на марлевые повязки вокруг запястий Пейтон, где лента впилась в ее гладкую плоть. — Сотрясение мозга — самое серьезное, но все, что вам нужно, это отдых. — Доктор переводит взгляд на меня. — Держите ее в постели. И не давайте ей пить. Яркий свет может ее беспокоить, поэтому держите его потише. Головная боль — это нормально. Я оставляю для нее обезболивающее, которое вы сможете начать принимать через пару часов, поскольку я дал ей дозу, когда вы приехали. — Я киваю. — Прежде всего, держите ее в покое, и все будет хорошо.

— Хорошо. — Мой голос звучит жестко, так давно я им не пользовалась. — Ты поможешь мне одеть ее, прежде чем уйдешь?

Пейтон качает головой.

— Детка. — Я опускаюсь на колени рядом с кроватью. — Меньше шансов, что я причиню тебе боль, если они помогут.

Пейтон снова качает головой, поэтому я вздыхаю и позволяю врачам уйти.

Я держу Пейтон в поле зрения, пока собираю небольшую стопку одежды — чистое белье, пару тренировочных штанов и одну из моих футболок. Мы работаем медленно, но вместе, чтобы одеть ее в свежую одежду.

Когда я пытаюсь заставить ее лечь обратно, Пейтон поднимается с кровати и садится у изголовья.

— Тебе нужно лечь.

Она качает головой, хватаясь за мою руку.

Я позволяю ей взять ее, надеясь, что это хороший знак. Если бы она хотела уйти от меня, она бы не хотела прикасаться ко мне.

— Мне так жаль. — Ее голос вырывается из нее со всхлипом, и я мгновенно оказываюсь на кровати вместе с ней, притягивая ее к себе, чтобы она сидела крест-накрест на моих коленях.

— Шшш, детка, нет. Тебе не о чем жалеть.

— Это я во всем виновата! — икает она, крупные слезы катятся по ее щекам.

Я держу одну руку на ее спине, прижимая ее к себе, а другой легонько беру ее за подбородок, заставляя ее поднять на меня глаза.

— Пейтон, детка. — Я целую уголок ее рта. — Не ты начала эту вражду. Это сделал я. Я начал ее пятнадцать лет назад, когда вырезал семью Михаила. Он был всего лишь гребаным ребенком, поэтому я оставил его в живых. — Я покачал головой. — Я рассказал ему, каким куском дерьма был его отец, и поверил, что он вырастет и станет лучше. Это на моей совести. Я должен был покончить с его жизнью вместе с остальными, но я этого не сделал. — Я целую другой уголок ее рта, пробуя на вкус ее печаль. — И я должен жить с этим. Я должен жить, зная, что каждая отметина на этом прекрасном теле — моя вина.

Она качает головой.

— Это не так.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Это так. И мне жаль.

— Но... — Ее дыхание сбивается. — Телохранители. Дж-Джайлз. И другая машина. — Ее пальцы впиваются в переднюю часть моей рубашки. — И...

— Это не твоя вина. — Я раскачиваюсь на минимальную величину, раскачивая ее вместе с собой. — Я знаю, что это звучит черство, но люди, которые работают на меня, не рассчитывают на долгую жизнь. Они знают, что получают. И они знают, что смерть на работе принесет их семьям. Деньги. Много-много денег.

— Но если бы я не обманула Роба... — Ее голос срывается, и впервые, кажется, за целую вечность, я говорю ей что-то хорошее.

— Роберт в порядке.

Она откидывает голову назад и смотрит мне в глаза, пытаясь увидеть правду в моих словах.

— Он в порядке, — повторяю я. — Или будет. Пока я сам не убью его на хрен за то, что он подверг тебя опасности.

— Он действительно в порядке? — спрашивает она, игнорируя мою угрозу.

Если бы это не расстроило ее еще больше, я бы точно всадил пулю в мозг этого идиота. Но теперь он мой должник. Он в долгу передо мной, и он вернет его, став ее тенью до конца своей одолженной жизни.

Вытащив телефон из кармана, я отправляю быстрое сообщение.

— Он в порядке, вот увидишь. — Положив телефон, я прижимаюсь к ее щеке. — Скажи мне, что тебе нужно от меня.

Пейтон смотрит на меня слезящимися полуночными глазами.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажи мне, что тебе нужно, — умоляю я ее. — Скажи мне, как загладить свою вину. Скажи мне, чего ты хочешь, милая девочка. Скажи мне, и я сделаю это. Я сделаю все, что потребуется, чтобы удержать тебя.

Мое сердце колотится в груди, этот скрытый ток страха продолжает терзать меня.

Пейтон поднимает руку и кладет ее поверх моей на свою щеку.

— Я хочу большую свадьбу.

Я открываю рот, но не произношу ни звука.

Под моей ладонью ее щека расплывается в небольшой улыбке.

— Скажи это еще раз, — прохрипел я.

— Ты уже спас меня. Во многих смыслах. — Ее страдальческое выражение смягчается. — Тебе больше ничего не нужно делать, кроме как продолжать любить меня. — Мое сердце сжимается так сильно, что, кажется, будто оно может разбиться. — И я бы хотела большое свадебное платье. Одно из тех с пышной юбкой из реалити-шоу. И цветы. Много цветов.

— Так много цветов, — соглашаюсь я, закрывая глаза и видя все именно так, как она описывает. — С Тото в качестве носителя кольца.

Как по команде, раздается тихий стук в дверь спальни.

— Войдите. — Я открываю глаза и обнимаю Пейтон, удерживая ее на месте.

Дверь распахивается, и Пейтон задыхается, увидев в дверном проеме лицо Роберта, помятое, но в порядке, как и было обещано.

Он наклоняет голову, затем отступает назад, позволяя перевозбужденному Тото протиснуться в дверь, прежде чем Роберт захлопывает дверь, оставляя нас троих наедине.

Ногти Тото скребут по полу, прежде чем он бросается на кровать, прижимаясь к боку Пейтон.

— И живая группа, — добавляю я.

Пейтон кивает, почесывая Тото за ушами, когда он примостился у моих ног, положив голову ей на бедро.

— И лучшая еда. Слишком много.

— Конечно. — Я целую ее лоб.

— А теперь позволь мне спросить тебя. — Я вдыхаю ее запах, вся ее красота наполняет меня. — Пейтон Воудри, выйдешь ли ты за меня замуж?

— Позволь мне ответить. — Она откидывается назад, глядя в моей полной любви взгляд. — Это всегда должен был быть ты.