Эти пухлые розовые губы изогнулись в улыбке, темнота в выражении не соответствовала с остальным обликом. Каллум выглядел, как сказочный принц, готовый оседлать белую лошадь и всех спасти. В реальности он злодей, тот, кого положено ненавидеть, но не можешь, потому что он чертовски привлекательный. Так он и получит тебя в самом конце, словно ядовитая бабочка, слишком красивая для ворон, чтобы ей сопротивляться.
— Я хочу сказать, Берни, что мы не были там, когда все случилось. Не мы это сняли.
Я вращаюсь по кругу, вышагивая на месте и стараясь держать руки при себе. Моя ответная реакция на все — насилие. Вопреки своему гневу сейчас, я на самом деле не хочу ранить Каллума. Если быть честной, я не уверена, что могла бы ранить Кэла, даже если бы захотела.
Он вполне способен победить меня.
Возможно.
— Даже если вы это не снимали, — огрызнулась я, останавливаясь и сжимая руки в кулаки по боками, — Вы знали об этом. Все это время, вы держали заряженный пистолет Найла Пенса в своих руках и вы выбрали не спускать курок.
Каллум осторожно смотрел на меня, его блондинистые волосы были освещены дорожками света над нашим головами, мускулистые изгибы его бицепсов были покрыты капельками пота.
Он уставился на меня, словно он… жалел меня.
Этот взгляд заставляет меня хотеть убить его.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Бернадетт? — спросил он, склонив голову в строну, словно милый щенок, смотрящий на своего хозяина. Только этот парень не щенок. Конечно, он милый, но под всем этим целое скопление уродства. — Я убил человека, чтобы защитить тебя прошлой ночью. Думаешь, я бы стал сейчас тебе врать?
Я стиснула зубы.
Я упряма, но даже не могла этого отрицать.
— Почему? — спросила я, складывая руки вместе в молитвенной позе и указывая на него, — Просто скажи мне, почему?
Каллум на мгновение замер, делая глубокий вдох, а потом протянул мне обе руки.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что он хочет снова станцевать со мной. Почему? Я не знаю, ведь я дерьмовый танцор. Может, потому что это единственный способ для него выговариваться?
Я кладу свои руки в его и позволяю притянуть себя, даже если это чертовски меня убивает. Трек сменился на I Prevail and Justin Stone — Rise Above It. Музыка начиналась медленно, поэтому мы с Каллумом тоже.
Он притянул меня ближе, прижимая нас лицом к лицу, его движения руководили моими, он превращал меня в приличного танцора, просто используя свою фигуру, чтобы диктовать мне, что делать с моей.
Я не стала менее злой.
Каждая моя клеточка вибрировала яростью, и я знаю, что он мог это чувствовать. Я знаю, он может. Его руки, мои бедра, было не возможно сказать, где заканчивается тело Кэла и начинается мое. Он водил меня назад, пока мы были в центре комнаты, выбивая ногой одну из моих ног из-под ног. Я откинулась назад, и он поймал меня, словно это пустяк, поднимая меня и потом притягивая в свои объятия. Мы вернулись в медленный круг, а потом Каллум снова усаживает меня на пол.
Его пальце скользят вниз по моему лицу, когда наши рты становятся достаточно близкими для поцелуя, но потом в песне происходит затишье, и Кэл отстраняется от меня, побуждая меня крутиться на месте. Он поднял меня, схватив за бедра, и мои ноги обвили его, музыка спала на медленный бит. Мои пальцы запустились в его блондинистые волосы, когда он снова закружил нас, мой взгляд был устремлен вниз на его.
Я, честно, не ожидала, что он прижмет меня к зеркалу, позволяя моему телу скользит вниз перед ним, пока мы не оказались лицом к лицу. Кэл наклонился и поймал мой рот своим, оставляя меня с вкусом сожаления и боли на губах.
Это поцелуй за года, определяющий момент в истории моей жизни. Поцелуй Каллума отдает мне его дух, сталкивая его сущность с моей. Теперь я поняла, почему он не целовал меня прежде. Это слишком лично для него, слишком глубоко.
И все же… он дает его мне сейчас.
Когда мы разъединились, я вздохнула, словно хватала воздух. Словно я сладко тонула, и меня не заботило: умру я или нет. Сейчас это опасный, мать его, поцелуй.
— Мы делаем то, что лучше для Хавок, Бернадетт.
Его рот сильно прижимался к моему, но я еда могла видеть дальше моей злости. Даже если мое тело горело и все, чего я хотела сейчас, — это трахнуть Каллума у стены его танцевальной студии.
— Что ж, да пошел ты, — я оттолкнула его, позволяя моим ногам упасть на пол, но он не отпустил меня, схватив за запястья и прижимая их к зеркалу за моей головой. — Держу пари, никто из вас не рассказал бы мне про видео, — усмехаюсь я над ним, а потом, когда попыталась вырваться из его хватки, а он не отпустил меня, плюю ему под ноги. — Я должна была услышать об этом от Тинга. Знаешь, какого это было? Словно над тобой издевается сам дьявол. Он получал удовольствие, рассказывая мне. Вы дали ему это удовольствие, когда скрыли это от меня.
— Бернадетт, — прорычал Каллум, удивляя меня, когда он схватил меня за волосы, обвивая пальцами правой руки мое запястье, — Я пролил кровь ради тебя прошлой ночью, и я сделаю это снова в мгновение. Я не уверен, что ты ищешь, путь побега или причину бежать, но ты не найдешь этого здесь
— Отпусти меня, — сказала я, но Кэл проигнорировал меня, наклоняясь так, что его губы оказались рядом с моими. Мое сердце колотилось, как сумасшедшее, но я не была уверена, что делать. Я хотел уйти отсюда, но куда я пойду? Лгунья. Ты совсем не хочешь уходить, так ведь?
И это худшая часть всего: я не хочу.
Я хочу остаться с парнями Хавок, я хочу быть девушкой Хавок.
Всегда хотела, с восьми лет. Они тогда могли не называться Хавок, но они все еще были моим мальчиками.
Когда Кэл повернулся и прижался свои ртом к моему, я увидела звезды. Пальцы моей правой руки вцепились в его футболку, а мое выгибалось, словно мы снова танцевали. Его рука с татуировкой балерины обвила мою талию, когда он отпустил мое второе запястье. Я вдохнула, когда он снова поднял меня и прижал к зеркалу, мои ноги обвились вокруг него, лодыжки сомкнулись.
Каллум вспотел, его щеки порозовели от тренировки, которую он, должно быть, провел до моего прихода. Мне стало интересно, вдруг ему тяжело меня поднимать, учитывая его травмы, но он не вел себя так, словно я ничего не вешу. Его пальцы скользят по моим волосам и касаются моего лица, а большой палец проникает между губами. В этот раз, когда он наклонился ко мне, то поцеловал в шею, вместо рта.
По горели огнем по моим венам, переходя в пальцы рук и ног, заставляя мою киску пульсировать, когда он прижимает свою эрекцию к моему тазу. Этого сложно не заметить за его спортивным штанами. Каллум ждет бита в песне, а потом он начинает двигаться в ритм музыке, возбуждая этим восхитительным трением между моими бедрами.
Тогда же отключилось электричество, и студия погрузилась в темноту.
— Блять, — это единственное слово, которое он смог сказать, прежде чем полил дождь, разбивая старый люк. Песня закончилась, и неожиданно в студии стало чертовски тихо. Часть меня задавалась вопросом, не были ли некоторые из этих пикающий звуков, которые я слышала, мечтами Каллума, разбивающие стекло тоненькой крыши над нашими головами. — У нас всегда не вовремя, так? — спросил он, но я не уверена, что поняла, о чем он, кроме того, что я была здесь, стояла под ливнем.
Кэл отпустил меня, и я оттолкнула его. Он немного споткнулся, но только потому, что он позволил мне помыкать им.
Его голубые глаза наблюдали за мной, когда я направилась к двери, толкая ее обеими руками. Я оставляла за собой маленькие брызги крови, а мои босые ноги размазывали их, пока я продолжала идти по коридору, не заботясь о том, что я оставила свою обувь.
У парней Хавок было видео, вне зависимости от того где и как они его получили.
Они не сказали мне о нем.
Хуже: они позволил Тингу осквернить дом Аарона, испортить и без того дерьмовый Хэллоуин, издеваться надо мной.
Они позволили ему встать на ноги, и я не уверена, что когда-нибудь смогу простить их за это.
К моменту возвращения в дом Аарона, я была вспотевшая, а ноги болели, но у меня уже давно закончился запас проклятий.
Груба рука хватает меня за запястье, когда я проходила по заросшему саду, и мои инстинкты «дерись или борись сильнее» заработали. Я замахнулась левой рукой в сильном ударе, но мой нападающий перехватывает его, удерживая меня от его убийства на долго, чтобы я смогла понять сквозь наполненное адреналином помутнение, что человек, с которым я боролась, был Виктор Ченниг.
— О, прекрасно, — огрызнулась я, отдергивая свою руку от него и желая, чтобы моя кожа не была помечена его прикосновением. — Определенно последний человек, которого я хочу сейчас видеть, — я посмотрела в его черные глаза и почувствовала, как ярость начинает прорываться и гореть по краям моего зрения. Вик — лидер. Он тот, кто должен нести ответственность. По умолчанию, решение остается за ним и он проебался.
— Как ты могла так сбежать? — спросил он, его голос был темный, низкий и опасный, его волосы были влажными и падали на его прекрасное лицо. Он хмуро смотрел на меня, ноздри раздуваются, когда он берет меня на руки, как сбежавшего ребенка, которого нужно держать в узде. Вот тебе и девушка Хавок, да? Если бы я ею была, то они бы рассказали мне. «Ты теперь девушка Хавок, и мы не храним секреты друг от друга». Что за бред. — Мы посреди войны, Бернадетт. Ты это понимаешь? Тебя могли убить, — он на мгновение остановился, а потом отвел свои темные глаза от моих. — Или хуже, — Вик сплюнул на мокрую траву, а потом достал из заднего кармана пачку сигарет.
Я ничего не сказала.
Я боялась сказать что-то, что я чувствую. Скорее всего, это было то, о чем потом сильно пожалею.
Виктор неудачно пытался зажечь сигарету, дождь пропитал его одежду, так что она прилипала к его мускулистому телу. Мои глаза задержались на его груди, несмотря на мои сомнения, вопреки моей ненависти. Часть меня — животное, и ей все еще нужен ее альфа-самец. Я стиснула зубы против этого желания.