Стоило его упомянуть, как из ящика доносится звуковой сигнал сообщения от Бека. Приходится приложить усилие, чтобы тут же не потянуться к нему. Я дожидаюсь, когда Джина исчезнет в лифте, а потом беру свой телефон: «Можешь поприветствовать меня сегодня вечером». Его слова сопровождаются подмигивающим смайликом, живот сводит от похоти и волнения. Это совсем не неприятное ощущение, но я не знаю, смогу ли пережить свою художественную выставку, стараясь не сделать нас с Беком частью презентации. Я не отвечаю на его сообщение; не хватает слов для всего, что я чувствую. Он собирается сделать так, что мне будет трудно сохранять равнодушие.
***
При каждом шаге подол юбки щекочет заднюю часть колена, и только кофе в руке, удерживает меня от почесывания в седьмой раз с тех пор, как я вошла в комнату. Владелица галереи выполняет роль хостес так, как будто всю свою жизнь ждала этой выставки. Честно говоря, я не знала, что в городе так много людей захотят прийти в четверг вечером. В зале полно народу.
Было продано как минимум три произведения: две картины и мрачная скульптура из металла, предназначенная для участия в световом шоу. В стоимость ее покупки входила ее установка. Когда галерея снизит продажи, я получу достаточно денег, чтобы выплатить остаток отцовской ссуды. Через два месяца, скорее всего, я снова буду самостоятельной. А через шесть, возможно, соберу достаточно денег на аренду собственной студии. На этот раз мне не следует слишком сильно тратить свои сбережения. И не стоит ничего начинать, если у меня на счете в банке не будет денег на трехмесячную арендную плату за студию. Учитывая, как все обернулось в прошлый раз…
И еще, действительно ли я смогу уйти из «Хантсворт Индастрис»? Даже всего один день с Беком, за которым последовали пять недель переписки и поддержания порядка, оставили меня не только с приятным банковским счетом, но и ощущением, что я ‒ часть места, которое меняет мир, и мой в том числе, к лучшему. Бек создал компанию, которая действительно творит добро. Пока у меня получается заниматься искусством в свободное время, я могу оставаться его секретарем.
Ноги болят из-за высоких каблуков, когда я заканчиваю третий обход гостей с их вопросами. Таша стоит в углу с нахмуренным от беспокойства лицом и играет со своим телефоном. Каждый раз, когда я к ней приближаюсь, она находит с кем поговорить. Подруга говорит, что у нее много дел перед предстоящим турниром. Можно было обидеться, но нашей дружбе столько лет… я дам ей возможность объясниться позже. Сейчас я особо об этом не задумываюсь, так как мне есть на что отвлечься.
Завтра займусь Ташей. Несмотря на ее возражения, что все в порядке, я вижу, что ей нужно поговорить. И просто хочу, чтобы она мне открылась.
— Лия, все выглядит великолепно, — папа сжимает мое плечо, глядя на произведение в смешанной технике, которое простирается от пола до потолка. Я привезла его с собой из своей студии и собрала здесь в галерее. — Я знал, что ты хорошая художница, но, видимо, не слишком внимательно рассмотрел то, что хранилось вне дома. Я так горжусь тобой, милая, — я наклоняюсь в его неловкие объятия. — Твоя мама тоже гордилась бы тобой.
На глаза наворачиваются слезы, и я упрекаю его за то, что он заставил меня плакать.
— Папа! Ты испортишь мне макияж! — я сую свой кофе ему в руки и иду туда, где Таша охраняет мою сумочку. Несмотря на то, что ее глаза прикованы к экрану телефона, она уже протягивает мне салфетку.
— Спасибо, — бормочу я. Я вытираю следы от подводки. — Насколько все плохо?
Таша слегка улыбается.
— Ты великолепно выглядишь. И, Лия, если та розовая картина в другой комнате не продастся, я куплю ее для своей комнаты.
И она снова теряется в своем телефоне. На этот раз Таша отвечает на звонок. Подруга шепчет и отворачивается, и если бы не блеск в ее глазах, я бы подумала, что произошло что-то плохое. Таша фигово хранит секреты. И это единственная причина, по которой я знаю, что не будет неожиданной вечеринки-сюрприза по случаю празднования моей выставки.
Я возвращаюсь туда, где папа болтает с одним из своих друзей, и вижу, как по коридору движется огромный букет цветов из белых роз и лилий индиго, которые оттеняются самой темной зеленью. Я ни разу не видела, чтобы флористы использовали ее в композиции. Букет выглядит словно из сада мечты. Цветы опускаются, и над ними улыбается Бек.
— Поздравляю, Лия. Ты сделала это, — он вручает мне хрустальную вазу с цветами и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Поцелуй очень целомудренный, я не совсем понимаю, делает ли он это потому, что здесь мой отец или потому, что пытается создать между нами дистанцию. Его лицо ничего не выражающее, но любезное, такое же, как во время общения с любым коллегой. Бек так хорошо пахнет парфюмом, но с примесью своего аромата. У меня слюнки текут, когда я вдыхаю его, и разум воспроизводит ощущение его тела на мне, внутри меня, и я издаю стон.
Бек улыбается, и я знаю, что он меня слышал. Его образ для публики ломается; в его глазах появляется голод, и я чувствую потребность, тянущуюся между нами. Бек идет позади меня, его пальцы скользят по верхней части моей задницы, и мне не нужно смотреть на него, чтобы понять, что он ухмыляется, когда я откликаюсь на его прикосновение. Его маска возвращается, когда он плавным движением поворачивается, приветствуя моего отца и его товарищей. Так легко забыть, что на протяжении пятнадцати лет они были друзьями в силу сложившихся обстоятельств, благодаря мне с Ташей.
Я знаю, что улыбаюсь, как влюбленная идиотка… любовь? Я обдумываю это слово, пока несу цветы на пустое место, где лежат уже готовые и постоянно пополняющиеся легкие закуски. Когда я смотрю вверх, Таша пристально смотрит на меня. Щеки начинают пылать оттого, что меня поймали. Она слишком хорошо меня знает, чтобы списать мое легкомыслие на радость по поводу цветов. Я не хочу, чтобы она знала обо мне и Беке. Она не поймет. Я пообещала ей… Мое сердце болит от двуличности этого поступка, разрывается от осознания того, что я не должна делать это снова. Нет, если хочу иметь шанс сохранить свою лучшую подругу.
Цвета букета напоминают мне кое-о-чем. Я отрываю бархатный лепесток лилии, чтобы унести его индиго красоту с собой в помещение галереи. Там, вокруг кусков стекла и зеркал, образующих гигантский сложный глаз, ‒ те же оттенки ночного неба, что и цветы. Укладываю лепесток в зазор между шестерней и гвоздем. Если эта штука не продастся, я попытаюсь сохранить цветы и как-нибудь прикрепить их. Для меня эта фигура всегда будет той, что была свидетелем моего первого поцелуя с Беком.
— Интересно, — парень примерно моего возраста всматривается в зеркала и читает карточку, прикрепленную рядом с экспонатом. Если бы не Бек, я могла бы заинтересоваться этим парнем. Он высокий, хорошо сложенный, с линией подбородка и заспанными глазами, которые всегда привлекали мое внимание в колледже. Я комментирую ему записи и показываю, как работает экспонат. — Вы художница? — спрашивает он.
— Да, это она, — Бек внезапно оказывается рядом со мной, тенью за моим плечом. — Лия очень талантлива, — он исчезает так же быстро, но я еще долго продолжаю чувствовать его запах после того, как поклонник ушел выпить и поболтать с сотрудником галереи примерно моего возраста. Похоже, Бек его отпугнул. Чувства к нему и преданность Таше отвлекают меня. Мне трудно сосредоточиться на том, чтобы по-настоящему присутствовать на выставке.
Возвращаясь к скульптуре, я вглядываюсь в зеркала и поправляю блузку и юбку. Поигрывая с длинным завитком, выпавшим из прически, я мысленно рисую на своем лице улыбку, а потом в соответствии с мысленным образом заставляю двигаться свои мышцы. Притворяйся, пока сама не поверишь…
Я больше не замечаю Бека на выставке. Я занята обходами, чтобы поговорить с потенциальными покупателями. Отец ведет меня к журналисту, который делает для газеты обзор моих работ. Прошли месяцы с тех пор, как я ощущала проблеск надежды на успех своего искусства, и теперь я чувствую себя гребаной рок-звездой. Ожившая и радостная, я перехожу от группы к группе, пока не уходит последний человек, и владелица галереи не начинает выключать свет. Я разочарована, что Бек не нашел меня, чтобы попрощаться перед отъездом, но я знаю, что он устал после путешествия. По крайней мере, завтра я увижу его на работе.
— Лия, что ты думаешь о выставке? — спрашивает хозяйка.
— Думаю, все прошло отлично. Я знаю, что продано по крайней мере несколько вещей.
Женщина смеется и показывает мне пачку чеков.
— Лия, у меня здесь семнадцать чеков. Сегодня вечером ты просто разгромила их. Как считаешь, у тебя хватит новых экспонатов для новой выставки? У нас есть несколько свободных мест на выходных выставках. Если хочешь приходи в понедельник, мы соотнесем графики и рассчитаемся за твои работы.
Соглашаясь, я танцую мимо своих портретов и скульптур по пути к двери. Таша ждет меня снаружи и первой узнает отличные новости.
— Они хотят, чтобы я вернулась через четыре месяца с другой выставкой! Я продала все, кроме четырех экспонатов!
Радуясь за меня, Таша решает, что нам нужно отпраздновать. По крайней мере, такое ее оправдание того, что она еще не уехала домой. Крис на вечеринке, и, убедившись, что все благополучно, мы направляемся на север. Как бы ни было приятно просто откинуться на сиденье с подогревом и позволить Таше вести машину, мне не хватает собственной машины. Я соскучилась по временам, когда не нужно брать машину или волноваться как добраться. Больше всего я скучаю по ощущению ночного воздуха, струящегося сквозь волосы.
— Лия, если не прекратишь, ты будешь похожа на игрушечного тролля или как будто возвращаешься после бурной ночки. Я успела забыть, что ты наполовину собака с желанием высунуть голову из окна на шоссе, — дразнит Таша. По ее голосу я слышу, что она закатывает глаза. Мне плевать. Это такая великолепная ночь, и мое сердце светится от того, насколько хорошо все складывается.