19

Хисондайн

— Мы не выиграли тендер, сэр, — в голосе Баббрура слышны обычные нотки вины и тоски. Парню действительно нужен отпуск.

— Кто получил контракт?

— Я все еще пытаюсь это узнать…

— Ну, блядь, выясни э… — маленькая рука Омейки на моем бедре и хмурая складка между ее бровями заставляют меня остановиться и сделать глубокий вдох. — Пожалуйста, узнай. Мне нужно знать, почему они обошли нас на этот раз.

— Да, сэр, — Баббрур вешает трубку, и я поворачиваюсь к Омейке.

— Прости.

— Все в порядке?

Я вздыхаю.

— Я надеялся выиграть тендер на расширение автомагистрали. Я думал, это решенный вопрос. Я управляю всеми платными дорогами. Но, похоже, моя заявка была недостаточно хороша.

Она трется о мое бедро, и, конечно, все мое тело загорается совершенно другим пламенем.

— Это отстой. Это вызовет проблемы?

— Возможно. Новая дорога будет соединена с М3, и, как минимум, строительство нарушит движение и лишит меня дохода, — я хмурюсь. — Держу пари, они не выбрали мою компанию, потому что какой-то ублюдок придумал более дешевый вариант, который не предполагает эстакады. Однако для этого им придется срезать путь прямо через Литтл Скаклифф.

Глаза Омейки расширяются.

— Коппер-стрит? Там находится салон моей тети. Я знаю, кто получил этот контракт, детка, но тебе это не понравится.

Я пристально смотрю на нее.

— Правда?

Она мрачно кивает.

— Ты эм… ты помнишь клиента, с которым я была на свидании, когда ты ворвался в ресторан и украл меня?

Я рычу.

— Невозможно, черт возьми, украсть то, что никому не принадлежит.

Она смеется, и ее рука скользит выше по моему бедру.

— Ммм, верно. Но ты помнишь его? Антонио Груффио?

Я ворчу.

— Самодовольный маленький козел.

— Я думаю, ты имеешь в виду сатир.

— Неважно. Впрочем, я был прав. Не так ли? Он собирается снести всю эту улицу и ради чего? Чтобы сэкономить несколько долларов, когда есть решение лучше.

Она кивает.

— Моя тетя и моя мама пытаются собрать средства, чтобы оспорить это в суде, но до этого еще далеко.

Я ухмыляюсь.

— С этим я могу помочь. Но… — я замолкаю, когда мой телефон звонит снова. Я уверен, что это мой помощник, я отвечаю на звонок, чтобы сказать ему, что я уже знаю, кто выиграл тендер.

— Да. Продолжай. Хотя ты слишком медлителен. У меня уже есть информация.

— О… эээ. Отлично.

Я собираюсь повесить трубку, когда он останавливает меня.

— Сэр, есть еще кое-что.

— Что? — официантка за соседним столиком оборачивается на мой грубый лай. Я смягчаю тон. — Что еще?

— Боюсь, вам, вероятно, нужно посмотреть новости.

— Новости? Это может подождать?

— Боюсь, что нет, сэр. И, эм, я просто хочу, чтобы вы знали, что это был не я, — он вешает трубку, прежде чем я успеваю попросить его объясниться. Со вздохом я открываю свое новостное приложение, и третья статья в Хартстоун Пресс мгновенно заставляет меня вскипеть.

Инженерный магнат Хартстоуна обвиняется в травле персонала.

Хуже всего то, что моя кипящая сердцевина недостаточно горяча, чтобы притупить боль от того, что это неприятно близко к правде. Не слишком ли усердно я заставлял их работать в последнее время? Также верно, что иногда мне трудно контролировать свой троллий нрав.

Омейка заглядывает мне через плечо и сердито фыркает.

— Это чушь собачья!

— Неужели? — я думаю о реакции Баббрура и о том, как он закончил разговор еще до того, как я посмотрел новости.

— Детка, — глубокие карие глаза Омейки изучают мои. — Ты же не собираешься их слушать, не так ли?

— Что, если они правы? Я плачу намного больше, чем положено, а сохранение персонала по-прежнему не на таком уровне, как хотелось бы.

Она слегка улыбается мне.

— Ну, ты иногда бываешь сварливым, но сварливость и травля — это не одно и то же. Ты справедливо относишься к своим сотрудникам, не так ли?

Я откладываю планшет и сосредотачиваюсь на том, что она говорит. Я никогда не увольнял сотрудника без причины. Я всегда компенсирую сверхурочные часы или дополнительные обязанности. Но я действительно сомневаюсь, что мог бы быть лучше.

— Возможно.

— Ты всегда можешь нанять кого-нибудь, кто разберется в этом вопросе за тебя. Найди кого-нибудь внутри компании.

— Это неплохая идея. На самом деле это отличная идея. Это не принесет мне контракт на строительство автомагистрали, но может помочь восстановить мою репутацию.

— Что ж, давай посмотрим. Если мы сможем возбудить дело против сноса Литтл Скаклиффа, тогда ты все равно можешь получить контракт.

Я улыбаюсь ей.

— Как тебе всегда удается заставить все казаться таким простым? Как будто все обязательно получится хорошо?

— Правда? Я надеюсь на это, потому что ты всегда заставляешь меня чувствовать, что так и будет.

Я испустил еще один долгий вздох.

— Я испортил сегодняшний вечер? Я хотел сделать его особенным.

— Конечно, нет.

Однако мне приходит в голову кое-что, и, как бы мне это ни было неприятно, я знаю, что это понравится Омейке.

— Есть еще одно место, куда я хотел бы отвести тебя, когда мы закончим здесь.

— Домой? — она преувеличенно двигает бровями.

Я смеюсь.

— Естественно, но сначала в другое месте.

— Ну, тогда веди. Я готова. Мне всегда нравится, когда ты планируешь сюрпризы.

Я расплатился по счету, и мы выходим из ресторана рука об руку. Я не сержусь. Я почти даже не думаю о новостной статье, или о несостоявшемся контракте, или о чем-либо еще из этого. Я потею, но это только из-за моего нелепой неприязни к высоте.



Часовая башня построена недавно. Моя компания разработала этот классический проект, но он был завершен всего два года назад. И я почти уверен, что у меня все еще есть код доступа.

Омейка слегка дрожит от прохладного ночного ветерка и теснее прижимается ко мне, пока я роюсь в своем планшете в поисках документа, где я веду учет этих вещей.

— Нашел, — я ввожу пятизначный код, и тихий звуковой сигнал блокировки дает мне знать, что они его не меняли.

Лестница достаточно широкая, чтобы быть удобной для моих широких плеч — преимущество конструкции тролля. Он петляет по всей внутренней части здания, пока не выходит наверх, позволяя получить доступ к часам для их ремонта или настройки. На четвертом лестничном пролете Омейка со смехом цепляется за мою руку.

— Я бы не надела эти каблуки, если бы знала, что мы будем подниматься по всем этим ступенькам!

Я хмурюсь. Чтобы подхватить ее на руки от меня практически не требуется усилий, и держать ее в своих объятиях, пока я поднимаюсь по оставшейся лестнице, само по себе награда. Она обвивает руками мою шею так сильно, как только может, и улыбается мне.

— Я забыла, что наличие невероятно сильного красивого парня-тролля означает, что мне больше никогда не нужно беспокоиться об обуви.

И да, я раздуваю грудь от похвалы.

— Это верно. Я куплю любую пару нелепых дизайнерских туфель на шпильке, которые тебе понравятся, а когда у тебя заболят ноги, буду повсюду носить тебя на руках.

Она вздыхает и кладет голову мне на грудь.

— Ах, дизайнерские туфли. Теперь ты говоришь на моем языке любви.

Если она слышит, как колотится мое сердце в груди при слове любовь, она должна списать это на последствия того, что я нес ее вверх по оставшимся пяти пролетам лестницы. Хотя это не так. Подъем почти не стоит мне никаких усилий. Вместо этого, к тому времени, когда мы оказываемся наверху, я практически могу парить, и мне очень не хочется опускать ее, чтобы открыть дверь.

На крыше башни холоднее, чем на улице. Я снимаю пиджак и набрасываю его на плечи Омейки, хотя она тонет в нем. Я вспоминаю нашу первую встречу. Какой красивой она выглядела, даже промокшая под дождем и хмурая. Как она смогла увидеть во мне что-то отличное от зверя, которого видит большинство людей.

Моя драгоценность сразу понимает, почему я привел ее сюда.

— О, это прекрасно.

Я проглатываю свой страх и следую за ней к перилам ограждения. По крайней мере, эта балюстрада из цельного металла. Я кладу руки по обе стороны от нее и крепко сжимаю их.

Омейка откидывает голову мне на грудь, чтобы улыбнуться.

— Я буду скучать по тебе, когда ты уедешь. Я не знаю, что я буду делать без твоих больших теплых объятий, когда я буду гулять холодной ночью, или без того, как ты балуешь меня. Думаю, я слишком привыкла к этому.

Я хочу сказать ей, что она должна привыкать к этому. Ничто не помешает мне баловать ее всю оставшуюся жизнь, пока она мне позволит. Я хочу рассказать ей правду, которая прожигает дыру у меня внутри с той ночи на склоне горы. Но она все еще не готова. Она даже не готова позволить мне поддержать ее финансово. Если я скажу ей сейчас, она может сбежать. Я не могу этого допустить.

— Я буду присылать тебе подарки каждый день, — говорю я ей вместо этого.

Омейка смеется.

— Ты знаешь, меня это не волнует. Я просто дразню. Мне будет тебя не хватать.

— И я тоже буду скучать по тебе, сердце мое, — на мгновение я балансирую на грани. Слова казались такими естественными. Я не смог их сдержать. Я зашел слишком далеко?

Она только вздыхает.

— Это восхитительно. Этот вид даже лучше, чем из отеля West Boulevard.

Я зарываюсь лицом в ее волосы и рычу.

— Этот вид — не то, чем я хочу наслаждаться.

— Ммм, чем же ты хочешь наслаждаться, детка? — она выгибает спину, прижимаясь ко мне своим округлым задом, дразня меня, искушая меня.

Хотя это требует усилий, я отпускаю перила и кладу руки ей на бедра, притягивая ее к себе. Омейка вздыхает и тает рядом со мной. Теперь высота и падение забыты.

Мои руки скользят ниже, и я дергаю ткань ее платья под жакетом. Она не останавливает меня. Вместо этого она кладет свою маленькую ручку поверх моей большой и тянет ее выше, направляя под подолом платья к своей киске.

Я стону, когда не чувствую ничего, кроме скользкого, теплого жара.

— Без нижнего белья?

Она хихикает.

— Это платье слишком узкое для нижнего белья. Разочарован?

— Блядь, нет, — я просовываю пальцы глубже, покрывая их ее влагой. Мать Земля, она восхитительна. Истекает и жаждет прикосновений.