Вдруг она обеими руками обхватила Струпа за талию, впилась в него ногтями, дернула его вперед и впилась зубами ему в грудь. Что теперь? — подумал он. — Ах да, она кончает. Она начала дрожать. У нее отвисла челюсть. Она закрыла глаза, похоже от боли. И вдруг она закричала, чтобы он делал это сильнее, сильнее, и Струп почувствовал, как его член и яйца омываются чем-то теплым и жидким, как куриный бульон. Он услышал, как она перднула, — сумасшедшая сука, — почувствовал, как она вздрогнула и упала, как тряпичная кукла, обратно на кровать.
Сначала он улыбнулся. Он ведь был так хорош.
Но тут снова появился этот запах.
О нет, — подумал он. — О, Боже. Это невозможно.
Он опустил руку между ними, и она стала влажной. Его член умер внутри нее. Он даже не кончил. И теперь точно не кончит.
Возможно, в мире есть вещи и похуже, но в данный момент Струп не мог придумать ни одной. Он направил ее на путь истинный, и что она делает? Она вскакивает и ссыт на него. Это было, блядь, отвратительно, унизительно. Как может женщина так жить? Он бы перерезал себе глотку. Вот тебе и благодарность за хорошее выступление, — подумал он. — Вынимаешь член, воняющий, как хорек.
В тринадцатый раз за день он пожелал, чтобы на свете не было таких существ, как женщины. Если бы это зависело от него, он бы посадил их всех в конуру. Проклятая Шила сделала это с ним. Он бы с удовольствием ее пристукнул.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Иногда со мной такое случается. Не знаю, почему.
Она выглядела несчастной. По настоящему несчастной. Ему стало почти жаль ее.
Но он не будет с ней носиться.
— Все в порядке, — сказал он.
Он привел себя в порядок в ванной. Подумал, что, есть одно утешение. Вероятно, Эндрю получал то же самое, только ежедневно. Он бы не удивился, если бы она обосрала этого ублюдка.
А может, и нет. Может, Струпу просто опять не повезло.
Интересно, что известно Шиле? Возможно, Эндрю рассказал ей о маленьких причудах Джанет. Он подумал, что ему лучше вообще держать пасть закрытой сегодня вечером. Она поднимет его на смех. Черт побери! В чем же тогда смысл, если Шила не узнает, что он трахал Джанет? Где же тогда эта чертова справедливость?
Он прошел через спальню в гостиную. Джанет уже оделась. В коридоре лежала стопка простыней. Господи, — подумал Струп, — здесь пахнет, как в детской.
— Все было нормально, Струп? Несмотря на…?
— Все было хорошо, — сказал он. — Ты хорошая телка, Джанет. Но я тут подумал. Мы сделали это как бы в ответ на действия Шилы и Эндрю. Мы вроде как хотели поквитаться, понимаешь? Я думаю, что это не способ построить отношения. Я думаю, нам следует немного остыть. Я позвоню тебе.
— Ага. Но, как я уже сказала, ты мне казался очень привлекательным, Струп. Мое мнение не изменилось.
— Я знаю. Мое тоже. Ты очень привлекательная. Давай, я тебе позвоню, хорошо?
— Конечно.
Она подмигнула ему и улыбнулась какой-то глупой улыбкой. Он подумал о том куске капустного салата в ресторане. Потом с минуту постоял за дверью. Услышал, как в туалете спустили воду. Он готов был поспорить, что она снова чистит зубы. Такая женщина как раз для него. Он вернулся в бар, чтобы потратить немного денег.
Он надеялся, что местные девчонки лучше.
Именно в этой истории Струп предстает во всей своей женоненавистнической (не говоря уже о гомофобной) красе. Если вы находите в этом что-то сексуальное, возможно, пришло время потратить немного денег на психотерапевта. Кстати, бары, подобные тому, что я описал, действительно существовали. На самом деле тот, который я использовал в качестве модели для этого рассказа, находился в полутора кварталах от Карнеги-холл, чуть дальше по Шестой авеню.
И я ничуть не преувеличил.
Мэр Джулиани бы умер.