Изменить стиль страницы

Глава 16

Райан

— Пока Вы были в Колорадо, когда-нибудь задавались вопросом, действительно ли Вы Холден? — спросила доктор Кац. Она никогда ничего не писала в лежавшем на ее коленях блокноте, поэтому я удивлялся, зачем он нужен. Возможно, она энергично набрасывала заметки между встречами. А может быть, просто держала его, чтобы выглядеть профессионально.

Нужен ли мне врач, которому необходим реквизит, чтобы убедить пациента в своем профессионализме?

Я посещал психиатра в первые шесть месяцев после моего возвращения в Сан-Франциско, но он, казалось, был более заинтересован не в том, чтобы услышать мою историю, а скорее в назначении лекарств. Последнее, что мне нужно было — это увеличение количества чертовых таблеток. И вот около месяца назад я записался на прием к психологу. Возможно мне просто нужно было с кем-нибудь поговорить. Это всего лишь наш третий сеанс, и, несмотря на ее блокнотный реквизит, она мне понравилась.

Я покачал головой.

— Нет. Были места, о которых, как мне кажется, я старался не думать, и вещи, которые казались неправильными и,0 которые я не хотел исследовать, но... нет. На самом деле я никогда не сомневался в этом. У меня были все его мысли, чувства и воспоминания. На тот момент я был им. И в то же время не был. Это так чертовски сбивало с толку. Даже меня.

Она кивнула головой.

— Райан, Вы когда-нибудь «покидали» свой разум до этого?

Я вздохнул, мысленно вернувшись к ее вопросу. Много думал об этом.

— Да, когда был ребенком. Мой отец, он, ну, скажем прямо, с завидной регулярностью выбивал из меня все дерьмо. — Я сделал паузу, сглотнув. Черт возьми, само воспоминание об этом человеке все еще было таким болезненным.

Иногда он сажал меня в клетку, чтобы наказать, как никчемное животное.

«Лай, как собака! Лай, как собака, ты, грязное гребаное животное. Лай, как собака, которой ты и являешься, и я тебя выпущу.»

Он умер семь лет назад, а я даже не прилетел на его похороны.

— Я пытался закалить себя, но... так и не смог. Просто не смог. — Я вздохнул. —Так что вместо этого я довольно хорошо научился мысленно перемещаться куда-то еще, понимаете? Просто... уходил в себя. У меня это получалось так хорошо, что через некоторое время я даже не чувствовал ударов, ожогов. Знаете, его злило отсутствие реакции с моей стороны. Но я не мог отключиться и все еще притворяться, что мне больно, поэтому меня просто избивали еще сильнее. Впрочем, это не имело значения.

Я покачал головой.

— Почему это не имело значения, Райан?

— Потому что я ничего не мог сделать, чтобы остановить это. Мне просто нужно было придумать, как это пережить.

— Вы когда-нибудь становились кем-то другим в такие моменты, Райан?

— Нет, никогда.

Она кивнула, прикусив кончик ручки и задумчиво посмотрев на меня.

Неужели она мне не поверила?

— Я видела в досье, что Вы однажды были госпитализированы. Что послужило причиной этой госпитализации?

Я сделал глубокий вдох.

— Я... я учился в колледже. Был в стрессовом состоянии, одинок...

— Холдена тогда с Вами не было.

— Верно. Я поехал в штат Аризона. Хотел уехать подальше от Огайо, подальше от своего отца. Я просто не представлял, как это будет трудно... — Мои слова затихли.

— Продолжайте.

— Я просто... меня охватили тревожные мысли. И я не очень хорошо себя чувствовал.

— Но пребывание в больнице помогло Вам?

— Да. Я вернулся на правильный путь и смог продолжить обучение, чтобы получить высшее образование и начать свою карьеру.

Доктор Кац снова с минуту наблюдала за мной, и я заерзал на стуле под ее проницательным взглядом.

— Итак, поначалу с Вашим отцом, Вы просто мысленно отстранялись от ситуации. Вот как Вы переживали это. До Холдена?

Мое сердце сжалось от боли.

Буду ли я скучать по нему вечно? Хотел бы я, чтобы было по-другому?

Я расслабился и глубоко вдохнул.

— Да, до Холдена. Он подружился со мной. — Я тихо рассмеялся. — Я имею в виду, это звучит пассивно. Холден никогда не был пассивным — не то, что я. Он практически потребовал, чтобы я был его другом. Это единственный способ, которым это могло сработать, понимаете? Я относился ко всем с недоверием. Но Холден… он был подобен силе, силе... энергии и доброты.

— Вы боготворили его.

Я помолчал, обдумав это.

— Думаю... да. Но это не потому, что он был великим футболистом или большой шишкой, знаменитостью. Я любил Холдена, потому что в нем было что-то особенное... Каким-то образом он заставлял каждого человека в комнате чувствовать, что он здесь самый важный. Как он это делал? Меня это всегда поражало. Он... это трудно объяснить. Нужно было знать его. — Я снова сделал паузу. — Он был просто таким искренним. И его родители тоже были такими хорошими людьми. — Я провел рукой по волосам, позволив воспоминаниям проникнуть в меня. — И наконец-то почувствовал, какой должна быть семья.

«Если ты не собираешься помогать себе сам, то я ничего не могу для тебя сделать».

Я сказал это ему после всего, что он для меня сделал. После всех тех случаев, когда он приходил мне на помощь. После всей его настойчивости я бросил Холдена на произвол судьбы в ту ночь. Если бы я только остался, чтобы поговорить с ним, успокоить его и увести с того балкона раньше... Я подвел его. Боже, я подвел его, и это обжигающее чувство от проникновения ножа навсегда останется у меня в животе. Он врезался в меня каждый раз, когда я двигался. Я почувствовал, как мой разум затуманивается от горя, и попытался вытащить себя на поверхность.

Доктор Кац снова кивнула.

— Родители Холдена знали, что Ваш отец сделал с Вами?

Я сглотнул.

— Да. То есть, они видели синяки. Хотели сдать его в полицию, но я отказывался. У меня больше никого не было, и я не хотел попасть в приемную семью.

— Вас беспокоило, что родители Холдена не предложили Вас усыновить?

— Они практически усыновили меня, хотя у них было не так много денег. И как только поняли, что происходило у меня дома, мистер Скотт навестил моего отца. Не знаю, что он сказал, но после этого мой отец в основном игнорировал меня. В основном.

— Так они все-таки защитили Вас?

— Да, — выдавил я. — Да, они это сделали.

— И они скончались за год до Холдена? — спросила она.

Я кивнул, комок подкатил к моему горлу.

— Они были в возрасте. Холден — поздний ребенок. — Это сильно ударило по нам обоим. Иногда мне казалось, что я воспринимаю это даже тяжелее него... Но я также знал, что это было одной из причин, по которой Холден пристрастился к таблеткам, почему они были так привлекательны для него.

— Я понимаю, почему Вы были так привязаны к Холдену, почему видели в нем не только своего друга, но и своего героя и спасителя. Я вижу это, Райан.

У меня сдавило грудь.

— Да, — вздохнул я. — Мы все делали вместе. Учились в разных колледжах, но потом его взяли в «Форти Найнерс», и он помог мне пройти собеседование на должность их спортивного врача. — Но после этого он стал другим. Каким-то образом слава, казалось, одурманила его. Это приглушило свет, который был в Холдене. А потом он получил травму и начал принимать обезболивающие таблетки... Те же самые обезболивающие, которые я сам в конце концов начал принимать, чтобы продолжить то, на чем он остановился. Почему-то это было менее болезненно, чем признать, что он мертв. Это был единственный способ сохранить ему жизнь и заставить себя исчезнуть. Вы думаете, я сумасшедший, доктор Кац? — я попытался рассмеяться, но получилось как-то странно, сдавленно.

— Сумасшедший? Я стараюсь не использовать это слово в своих диагнозах, Райан. — Она улыбнулась. — Мы все сумасшедшие по-своему. Стала бы я ставить Вам диагноз психического заболевания? Я бы сказала, что отчасти согласна с психиатром, которого Вы изначально посещали, доктором...

— Хаммондом.

— Да, доктором Хаммондом. Он диагностировал у Вас диссоциативное расстройство, вызванное травмой. Я склонна согласиться, основываясь на наших сеансах, хотя расстройство обычно относится к пациенту, имеющему две или более личности. Вы ведете себя иначе, чем некоторые другие пациенты в том смысле, что Вы приняли личность реального человека и отказались от своей собственной. Тем не менее, это был бы мой диагноз, если бы мне пришлось поставить его. К сожалению, разум не всегда укладывается в аккуратные маленькие коробочки, не так ли? — она слабо улыбнулась мне, прежде чем продолжить. — В Вашем случае, однако, это имеет смысл, не так ли? Вы рано научились отделять свой разум от горя, от боли. А потом, когда Холден умер, Вы снова пережили травму и вернулись к своей усиленной и обусловленной реакции: мысленному уходу. Вы винили себя в его смерти. Винили себя за то, что не видели степени его несчастья и не могли ничего сделать, чтобы помочь ему. Я думаю, что в попытке понять это, Вы стали им. И надеялись спасти его так же, как он спас Вас, тем самым ненадолго избежав своего собственного горя. А обезболивающие таблетки, конечно, облегчали отвлечение от истинной проблемы, хотя и не вызывали расстройства.

Я откинул голову назад, посмотрев в потолок.

— Это звучит... безумно. Как мне вообще удавалось ставить одну ногу перед другой, когда я был настолько не в своем уме?

Когда я снова посмотрел вниз, доктор Кац одарила меня еще одной легкой улыбкой.

— Ум может быть очень загадочным. Есть вещи, которые могут сломать нас. Но люди с психическими расстройствами по-прежнему могут работать на работах, требующих сложных навыков, и вносить ценный вклад в развитие общества. Но если мы используем слово «сумасшедший», чтобы охватить широкий спектр психических страданий, включая Ваши, то да, какое-то время Вы были сумасшедшим. Все еще чувствуете себя таковым?

Я глубоко вдохнул и посмотрел в окно, на мгновение ничего не увидев.

Чувствовал ли я себя сумасшедшим? В основном, нет. Но вспомнил то чувство пребывания во сне, которое испытывал после смерти Холдена все то время, пока был в доме Брэндона. Ходил и разговаривал, убеждал себя, что я Холден, жил его жизнью, продолжал с того места, где он остановился, но у меня не было никакой реальной связи ни с чем. До Лили... Именно она вернула меня к жизни, заставила снова захотеть взглянуть в лицо реальности.