Я заставляю свои волосы подчиниться, проводя по ним рукой, когда спускаюсь вниз. Как только я выхожу из своей звуконепроницаемой спальни, мой нрав вспыхивает ярким красным пламенем в моей голове.

Кто-то играет на моем пианино.

На двухсоттысячном Стейнвее модели C в гостиной. Пианино, которое купила моя мать, надеясь, что я продолжу играть после того, как десять лет назад съехал из семейного дома. У нее семь сыновей, но до сих пор она утверждает, что только я унаследовал ее музыкальный талант. Говорят, что я приполз к ней на коленях еще до того, как научился ходить, и наблюдал, как ее пальцы скользят по клавиатуре.

Я считаю это чушью. Эту сказку мама придумала, чтобы подбодрить меня и заставить сидеть на этих мучительных уроках. Мне нравится звук фортепиано, но я ненавидел играть, и когда пришло время обзавестись собственным домом, я перестал.

Глубоко дыши, парень. Успокойся.

Да, как будто это сработает. Злость пляшет в моем нутре, закипая, как оса, запертая в спичечном коробке.

Моя мать и пожилой джентльмен, который настраивает его раз в год, — единственные два человека, которым разрешено прикасаться к моему пианино.

Обычно я отключаю звуковую систему, кричу на тройняшек и выгоняю всех ребят из сада, но не успеваю я дойти до лестницы, по которой спускаюсь на первый этаж, как гнев, бурлящий в моих жилах, угасает, не оставляя и следа.

На меня так действует пианино. Оно успокаивает мой разум до такой степени, что мне не нужны наушники, а эта песня может вытащить меня из самого темного места.

Мелодия, доносящаяся снизу, перекрывает электро-бит в стиле нью-эйдж, звучащий в саду, и Fantasy группы Black Atlass, играющую у меня в ухе.

Кто бы там ни был, прикоснувшийся к моему чертову пианино, он талантлив. Каждая нота обволакивает мой измученный разум, успокаивая расшатанные нервы. Кто бы там ни был, он играет лучше моей матери, и я никогда не думал, что кто-то, кроме автора песни, может сыграть эту песню лучше.

Через десять секунд я уже стою в дверях гостиной, AirPod у меня в руке. Коди сидит у изножья углового дивана и разговаривает по мобильному телефону, на нем только желтые шорты, грудь обнажена. Темные солнцезащитные очки надвинуты на макушку, впиваясь в пучок, который ежедневно высмеивают Кольт и Конор. Он убирает телефон, когда видит меня, прислонившегося к дверной раме, мое внимание сосредоточено на девушке, играющей «Imagine» Джона Леннона.

— Привет, братишка, — шепчет он, пересекая комнату. — Прости за это. Мие нужно было успокоиться. Пианино помогает.

Мия. Девчонка, которую тошнило. Не чемпионка по карате шести футов ростом. Далеко не так. Она миниатюрна, ее лицо скрыто за занавесом грязно-белокурых волн, каскадом ниспадающих до талии.

В обычной ситуации я бы не обратил на нее внимания, но я не могу оторвать глаз от ее пальцев, нежно перебирающих клавиши, переходящих от одной ноты к другой с удивительной точностью. Прилив жидкого тепла, заливающего мой организм, ослабляет постоянное напряжение, сковывающее мои сведенные мышцы.

Это почти чертовски неестественно — не чувствовать, как ребра сжимаются вокруг легких, не держать кулаки сжатыми, не смыкать челюсти и не скрежетать зубами. Мое тело поддается спокойной мелодии, отключая режим повышенной готовности, в котором я всегда нахожусь, и я делаю глубокий вдох, наполняя легкие спокойствием для разнообразия.

— Она сломала Брэндону нос? — спрашиваю я, подражая хриплому тону Коди.

Я не хочу говорить. Я не хочу беспокоить ее, но надеюсь, что она обернется. Но она не оборачивается.

Она никак меня не замечает, как будто не слышит... как будто она наедине с пианино.

— Да, — это все, что говорит Коди.

Очень ценно.

Судя по ее виду, она ростом метр с кепкой и весом меньше пятидесяти килограммов, поэтому инцидент с переломом носа трудно понять. Чтобы сломать кость, нужна сила. Я знаю о чем говорю.

— Как ей это удалось?

Гордая ухмылка пересекает лицо Коди, когда он поворачивается к Мие, в его глазах светится тепло. Горьковатый запах пива, витающий в воздухе, говорит о том, что он уже выпил, но достаточно трезв, чтобы не упасть в обморок. И все же он здесь, в опасной близости от того, чтобы выглядеть как влюбленный щенок.

— Мы учим ее приемам самообороны. У нее неплохо получается.

Неплохо? Отлично, если хотите знать мое мнение. Одолеть Брэндона Прайса — это уже достижение. Особенно для такой миниатюрной девушки, как Мия. Права на хвастовство заработаны до конца колледжа и на каждой встрече выпускников.

— А где Кольт и Конор? — спрашиваю я, наблюдая за руками Мии, порхающими по клавишам. Она носит не меньше дюжины золотых колец, одни низко, где им и положено быть, другие выше, над средним суставом.

— Они выгоняют Брэндона.

Когда песня подходит к концу, я жду, что Мия повернется, но она сменяет мелодию на другую: «Can't Help Falling in Love» Элвиса Пресли. Ноющее любопытство сжигает меня изнутри, оставляя после себя дымку вопросов.

Кто она?

Пастельно-розовая юбка, в которой она сидит на табурете, спадает до колен, а белая блузка проглядывает между густыми волнистыми волосами. Я бросаю взгляд на кремовый ковер, на котором лежат ее ноги, обутые в розовые туфли на каблуках с маленькими бантиками сзади.

Серьезно, кто она такая?

Она на вечеринке по случаю весенних каникул. Девяносто процентов присутствующих девушек одеты в бикини, а она одета в розовое. Чертово розовое.

— Что сделал Брэндон, чтобы напугать ее?

— Он неравнодушен к Мие. Она постоянно его отшивает, и ему надоело. Он посадил ее к себе на колени, и она ударила его локтем по лицу. Кольт рассказал мне об этом. — Мой голос почти шепот. — Я спрашиваю, что напугало ее настолько, что ее вырвало.

— Ее всегда тошнит, когда она напугана. — Он пожимает плечами, как будто это не имеет большого значения. — Она плохо переносит конфронтацию. — Он смотрит на нее, его голос возвращается к нормальному уровню, когда он говорит: — Я принесу тебе выпить, хорошо? Нам пора уходить, Жучок. Ты сможешь вернуться на площадку?

Должно быть, она одна из танцовщиц, нанятых для вечеринки. Это объясняет ее розовую юбку.

Коди берет бутылку вина из шкафа с напитками, наливает полстакана и доливает Спрайтом.

Спритцер из белого вина на вечеринке по случаю весенних каникул?

Пиво в красных стаканчиках — вот к чему меня приучили ребята из колледжа. Может, Мия и успокоила мое волнение музыкой, но оно вернулось с удвоенной силой. Я не могу сделать ни одного предположения о ней. Это тревожит... неизвестность. Любопытство прорастает во мне, как волшебный боб, и быстро растет, пока я не начинаю думать, что вылезу из своей гребаной кожи, если не увижу ее лица.

Повернись, Мия.

— Последняя, — тихо произносит она, и эти слова звучат одновременно как мольба и обещание.

По гостиной разносится песня Yesterday группы The Beatles. Моя кожа покрывается мурашками, а по позвоночнику пробегают приятные мурашки. Она слишком молода, чтобы передать эмоции, словно сам Маккартни.

Мелодия прерывается, когда кто-то звонит мне на мобильный. Мия не пугается, не вздрагивает и не прекращает играть, когда ее прерывают. Ничто так не успокаивает мой расшатанный разум, как фортепианная музыка, и, возможно, именно поэтому я остаюсь на месте, вместо того чтобы ответить на звонок в коридоре.

— Проснись и пой! — буркнул Тео. — Ты уже готов?

Нет. Мне нужно увидеть эту девушку, прежде чем я уйду.

— Пять минут.

— Поторопись, брат. У нас нет всей ночи! У Логана комендантский час в два часа ночи, так что двигай своей задницей. Мы ждем снаружи.

Я прервал звонок, наблюдая, как Коди целеустремленно пересекает комнату, плечи напряжены, глаза не отрываются от Мии. Недавно приобретенные мышцы на его спине напрягаются, когда он сжимает кулаки. Это нервный жест. Я знаю, потому что делаю то же самое, когда пытаюсь взять себя в руки.

Он останавливается справа от Мии, на шаг позади табурета: огромная тень, готовая защитить ее. Мелодия затихает. В комнате воцаряется тишина, за исключением техно-бита, раздающегося снаружи, и Мия медленно поднимается на ноги.

Жаль, что Коди загораживает мне обзор.

Двигайся, Коди.

Не знаю, почему я хочу ее видеть, но я хочу. Я хочу увидеть лицо, скрывающееся за талантом. Лицо, ответственное за унижение Брэндона. Лицо девушки, которая носит каблуки с бантиками и которую тошнит, когда она напугана.

— Брэндон еще здесь? — спрашивает она.

Коди обхватывает ее рукой, и щелчок каблука по кафельному полу говорит о том, что он притянул ее ближе.

Это интересно.

Мои братья обычно не встречаются, но его притяжение к Мие ясно показывает, что она не просто очередная шлюха. В его позе чувствуется защита.

— Конор и Кольт пытаются от него избавиться. Не волнуйся, даже если он останется, я и близко не подпущу его к тебе, Жучок. — Он наклоняет голову, и хотя я вижу только его спину, я знаю, что он поцеловал ее волосы. — Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Двигайся, Коди. Покажи мне свою девушку.

Словно услышав мой крик, он отпускает Мию, чтобы принести вино, и наконец, наконец, я вижу ее.

Она выглядит как старшеклассница... в гребаной средней школе. Ее белая блузка с плечами заправлена в многослойную тюлевую юбку, сидящую на два дюйма выше колен.

Скромно.

Это по-девичьи.

Это напоминает мне конфеты, но почему-то неуместно, потому что мой разум мечется, представляя все, что она не показывает.

Она стоит в тридцати футах от меня, но ее большие глаза такого зеленого цвета, что их невозможно узнать. Кожа как мед, маленький нос, слегка вздернутый на конце, и эти губы... натуральные, я уверен. Сердцевидные, пухлые, настолько полные, что граничат с нелепостью.

Никаких филлеров.

И никакой косметики. Ничего. Ни помады, ни блеска для губ, ни теней для век, ни других вещей, которыми пользуются женщины.