ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Блейк

Я проснулась, грудь тяжело вздымалась, когда оглядела комнату. Нашу комнату. Ари вернул меня сюда. Снова.

Я находилась заключена в его объятия.

И не пыталась высвободиться.

Это был единственный раз, когда я позволяла себе расслабиться в его присутствии — когда Ари спал и не мог видеть мою автоматическую реакцию на прикосновения, то, как его сердцебиение было ночным саундтреком, то, как тело купалось в его тепле.

Я очнулась от кошмара. Того, где была заперта в машине, мчащейся по бесконечной, опасной дороге. Тормоза не срабатывали, руль заклинило, и у меня не было другого выбора, кроме как терпеть это. Ждать трагедии, которая случится в конце путешествия.

Мне не нужно было объяснять, что означает этот сон. Я хорошо осознавала отсутствие контроля над жизнью в тот момент.

— Блейк, — прошептал он во сне, притягивая меня ближе к груди, нос скользнул по моей шее сзади.

Тихий всхлип сорвался с губ, и я хлопнула по ним ладонью, пытаясь заглушить звук.

Я не хотела, чтобы он просыпался. Не хотела разрушать очарование этих ночей, когда могла найти утешение в его объятиях, притворяясь, что Ари просто любовь всей моей жизни, а не уничтоживший сердце мужчина.

На следующее утро я стояла перед зеркалом, просто разглядывая себя. Он был на тренировке, а я... я наедине со своими демонами. Через час состоится съемка. Но вместо того, чтобы готовиться, я стояла там, разрывая себя на части.

Я почти начала нравиться себе. Потому что нравилась Ари. Не просто нравилась, он сказал , что я идеальна.

Но теперь я знала, что он лжец. И все те красивые слова, которые сказал... те, которые впустила, позволила себе начать верить…

Возможно, я не могла им доверять.

И вот я здесь, саундтрек, который преследовал меня с тех пор, как была маленькой девочкой, снова громко звучит в голове.

Морщинки вокруг глаз, они слишком заметны? Они должны быть такими заметными? И щеки. Сегодня они округлились. В последнее время я металась между обжорством и отказом от еды. Чертова пухлота... была ощутимым доказательством отсутствия самоконтроля. Губы были слишком тонкими. Сегодня состоится гребаная фотосессия для помады. Они бросят один взгляд на мое старое, жирное лицо и губы, как у пугала, и вышвырнут вон.

Я закричала. И эхо этого было повсюду, разбивая трещины в сердце, пока те не стали больше походить на гребаные ущелья. Я умирала. Это было единственным объяснением того, насколько все это причиняло боль. Люди созданы для того, чтобы уметь переносить боль, но не такую. Не боль, от которой истекаешь кровью.

Единственная причина, по которой я не помылась этим утром, единственная причина, по которой не зависала над унитазом, пока внутренности не начали болеть и кровоточить… было то, что я могу опоздать.

Я снова стала слабой, какой и была всегда.

И в глубине души я знала, что это не вина Ари. Знала, что нужно исправиться. Что стоит прекратить это делать.

Просто не понимала, смогу ли.

Когда несколько часов спустя я ушла со съемки и была побеждена. Каждый снимок получался плохим. Фотограф перепробовал все. Но не было искры, не было жизни.

Как это могло произойти?

Я чувствовала себя ходячим трупом.

Зазвонил телефон, и на какую-то секунду... мгновение от сердца отлегло.

Но это был не Ари.

Кларк.

И он был ни к чему.

Я свернула на подъездную дорожку к дому, в который не могла не вернуться.

И заплакала.

* * *

Несколько дней спустя я тупо пялилась в телевизор, смотря неизвестно что, когда внезапно ворвался Ари, держа в руках мой телефон.

— Что это? — выплюнул Ари.

— Верни его! — зарычала я, бросаясь за ним.

Но он поднял его над моей головой.

— Кларк написал двадцать гребаных сообщений на этой неделе. Почему не послала его?

— Ну и что, если он пишет? Что ты собираешься делать, Ари? Подбросишь наркотики в его машину? Заблокируешь номер, не сказав мне? Заменишь гребаным своим? Или отследишь мой телефон, чтобы знать, когда мы разговариваем? О, подожди, ты собираешься занести его в гребаный список лиц, которым запрещено летать?

— Может быть! — закричал Ари.

Я вздрогнула и отступила назад, агония пронзила тело. Это был первый раз, когда он повысил голос.

— Как ты мог так поступить со мной? С нами? — бушевал отец, прежде чем издал резкий всхлип, звук был абсолютно ужасающим.

— Это не то, что ты думаешь, Джон. Ничего не было, — голос матери дрогнул.

Почему я подумала об этом именно сейчас? Произошло ли это потому, что родители тоже когда-то были воплощением идеальной любви? Пока не перестали им быть.

Предательство матери разрушило эту иллюзию и оставило шрамы, которые все еще пульсировали болью. Теперь я не могла не задаться вопросом, повторяется ли история.

Коварство — ужасная вещь.

Ари шагнул ко мне, протягивая руку.

— Блейк, — сказал он гораздо более спокойным голосом. — Я понимаю, что ты расстроена. Даже понимаю то, что ты не понимаешь. Но лучше уже сейчас понять, что... Ты. Моя. Если хоть немного заботишься о Кларке, ты дашь ему это понять.

Я уставилась на него, слеза скатилась по щеке. Он наблюдал, как та падает, с выражением полного разорения на лице.

Не было такой части меня, которая скучала бы по Кларку. Точно так же, как не было части, которая сожалела бы о выборе Ари. Но я этого не сказала. Не могла.

Я не могла сказать, что его любовь изменила меня. Что знала, если порву с Ари, что, если у меня не будет его, я никогда не захочу никого другого.

Ари не нужно было беспокоиться о Кларке. Потому что его единственной целью сейчас было служить навязчивым напоминанием о том, что Ари манипулировал мной. Дергал за ниточки и действовал за моей спиной.

Это Ари или никто.

Всегда.

— Я люблю тебя, Ари, но ты не можешь манипулировать людьми, которых любишь. Не можешь их обманывать. Это неправильно.

— Я извинюсь миллион раз, солнышко, — прошептала Ари прерывающимся голосом.

Я плюхнулась обратно на диван в полном поражении.

— Проблема в том, что ты не осознаешь свою ошибку.

Он не стал этого отрицать.

* * *

Я уставилась на кольцо, спрятанное на дне ящика комода. Его красота не вязалась с носками, под которыми пряталось.

Я сказала Ари, что выбросила его. Что не хочу иметь с ним ничего общего.

И тогда почувствовала себя полной стервой, потому что, клянусь, он чуть не заплакал.

Это кольцо было самой красивой вещью, которую я когда-либо видела. Единственным недостатком... было то, что теперь оно принадлежало мне... без какого-либо на то согласия. Мне бы понравилось кольцо... если бы Ари сделал все правильно. Если бы опустился на одно колено и сделал предложение, когда я была достаточно вменяема, чтобы согласиться. Теперь я чувствовала, что оно запятнано. И ненавидела это.

Но оно действительно было прекрасно. И я не могла отрицать тот факт, что мне это нравилось, ведь Ари сильно хотел меня. Что было ясно из того, как далеко он зашел. Я медленно начала надевать его на палец... как раз в тот момент, когда Ари вошел в комнату — взгляд сразу же остановился на моей руке, украшенной бриллиантом.

— Думаю, мы оба лжецы, не так ли, солнышко? — пробормотал он, продолжая смотреть.

Слова резанули по коже, и я вздрогнула.

Потому что Ари был прав.

Выражение его лица было совершенно пустым, так что я вообще не могла прочитать, о чем тот думает. Это так отличалось от того, как все было раньше, когда я могла прочитать каждую эмоцию, появлявшуюся на прекрасном лице.

Но хуже всего... было то, что его глаза казались мертвыми. Никаких эмоций, никакого озорства... весь трепет, которым я дорожила, как подарком... пропал.

Я убила его.

Возможно, отец убил мать, но за эти годы я узнала, что существует множество способов уничтожить кого-либо.

Я наблюдала, как это происходило прямо на глазах.

И не понимала, почему одна только мысль о жизни без него давила на грудь тысячефунтовым грузом, но мысль о продолжении пребывать в таком состоянии недоверия и отчаяния казалась тяжелой.

Той ночью я лежала в темноте, снова заключенная в его объятия, слезы беззвучно пачкали подушку.

И чувствовала себя парализованной.

Единственное, что знала наверняка…

Я в любом случае буду любить Ари Ланкастера до конца своих дней.