Пролог

Кингстон

Восемь лет назад

Вт

Мы двигались сквозь безлунную ночь, словно два духа в тени.

Я знал наизусть каждый уголок, патрулируемый охранниками на окраине объекта. Наши ботинки хрустели свежим снегом, и я сожалел, что не пришла еще одна буря, чтобы стереть наши следы. Проклятая Сибирь.

«У мамы очень строгая охрана». Дрожь в голосе Луизы отражала дрожь ее холодных тонких пальцев на моей ладони. «Иван заключает сделку с картелем Тихуаны, так что она еще больше параноик».

Я кивнул, обняв ее за талию и поддерживая, прежде чем она смогла выйти в свет прожекторов, кружащих по территории.

«Они до тебя не доберутся», — наивно пообещал я. «Тебе восемнадцать. Никто не имеет права вас удерживать».

— А тебе двадцать четыре, Кингстон. Она держит тебя в плену, — отметила она. Я не сказал ей, что, когда мне исполнится восемнадцать, она была единственным, что удерживало меня здесь. Я бы бежать, готовый умереть, пытаясь, но не без нее. Не оставив ее уязвимой для людей Софии и Ивана.

Декабрьский воздух завывал от горечи, затягивая нас в свои холодные объятия. Он хлестал мягкие щеки Лу до крови, но она ни разу не пожаловалась. Она была так же решительна, как и я.

Я просто не был так уверен насчет ее близнеца. Ее нигде не было, а у нас вышло время. Сигнализация, окружавшая здание, отключится ровно на пятьдесят секунд. Если бы мы к тому времени не покинули территорию, мы бы пропустили окно.

Я прошептал: «Ложись», и Лу присела, уменьшаясь в размерах — если это вообще было возможно. Мы прокрались в тень караульного помещения, когда двое мужчин повернулись и направились в нашу сторону. Мы знали, что он пуст; все охранники патрулировали территорию.

— Где Лия? — прошептала она, больше себе, чем мне. «Это не похоже на нее – опаздывать».

— Возможно, она передумала. Ее дыхание замерло, туман вокруг рта испарился.

"Нет." В ее голосе не было ни грамма сомнения. "Нет нет нет ."

Лиана – или Лия, как называл ее близнец – внешне была идентична Лу, но они сильно отличались по характеру. Луиза была миротворцем; ее близнец был бойцом. Лу хотел мира во всем мире; Лия хотела превратить это в хаос. Один ненавидел холод; другой преуспел в этом. На самом деле, если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что она увлеклась заметанием следов, не беспокоясь о том, насколько смертельными могут обернуться условия.

— Нет, не станет, — повторила она снова, ее голос был едва громче шепота. Время истекало, и мы оба это знали. Мы были в нескольких шагах от того, чтобы получить шанс сбежать отсюда и никогда не оглядываться назад. — Кингстон, — выдохнула она, глядя на меня испуганными карими глазами. — А что, если они доберутся до нее?

Ее горе всегда вызывало эмоции в моей груди. Нам нужно было уйти, но я сдержал нетерпение в своем тоне.

— Если да, то мы вернемся за ней, — пообещал я. В ее глазах мелькнуло сомнение. "Ты мне доверяешь?" Она без промедления кивнула, и в моей груди потеплело. «Тогда поверьте мне, когда я говорю это: они пожалеют, что никогда не забирали ее, если нам придется явиться вооруженными в пух и прах, чтобы вернуть ее».

Первый проблеск рассвета взглянул вверх, улыбаясь темным небесам и бросая на горизонт оттенки синего, фиолетового и красного. Лу кивнул, и мы побежали.

Прямо в ловушку.

Металлический запах наполнил подземелье.

Крики Лу пронзили темное пространство. Унылые серые стены и высокий потолок, поддерживаемый каменными колоннами, придавали этому подземелью зловещее сияние.

Мои запястья горели от кислоты, вылитой на мою плоть, но боль забылась в ту минуту, когда я увидел ее привязанной к стулу, сложенной с обнаженной спиной.

То, что от него осталось, было содрано с ее костей, ободранных и покрытых волдырями. Люди Софии удерживали ее, пока один из них обливал ее еще кислотой. Ее крики разорвали мое сердце на куски.

Я дернулась, меня охватила ярость. «Вы все мертвы», — проревел я. "Вы все."

Никто даже не взглянул в мою сторону.

— Где твоя сестра Луиза? Голос Софии был холоднее сибирской температуры, когда она смотрела на свою дочь с ледяным выражением лица.

— Я… не… — Голос Лу был слабым. Сломанный. — Я не знаю, мама.

— София, отпусти ее, — прохрипел я, свинец застрял у меня в животе. — Лианы с нами не было.

— Лжец, — проревела София с тревожным маниакальным выражением лица. Я не мог понять, что именно, но что-то было не так.

— Это правда, — прошипела я, пуля, пробившая мое плечо, горела как ублюдок.

Дикие глаза Софии, полные ненависти, уставились на меня. «Потому что она у них», — закричала она, ее обычно идеальный серебристый шиньон растрепан, а глаза дикие. — Картель Тихуаны прикончил ее, и это твоя вина, Призрак. Лу всхлипнула, слезы текли по ее щекам, и недоверчиво покачала головой. «Ты их телохранитель, почему ты не защитил ее?»

Дыхание Лу участилось, ее глаза дико метались по охранникам матери. «Мама… я… заставила его… бежать… со мной. Лия не… п-пришла.

— Еще кислоты, — приказала София, и меня пронзил обиженный всхлип Лу. Она дрожала, но сжала руки в кулаки, пытаясь быть храброй.

Я ревел от ярости, сражаясь с цепями. Безуспешно. Вместо этого меня заставили смотреть, терпя собственные пытки.

Я скрывался в комнате без окон, казалось, несколько дней, входя и выходя.

Здравомыслие отказывалось покидать меня. Каким-то образом оно выдержало жестокость, нанесенную моему телу.

Мои конечности замерзли, живот пуст. Мое правое плечо было вывихнуто, и все мое тело кричало от боли. Я был грязным и голым. Я не мог держать голову без головокружения. Каждый вздох был агонией.

Это было не первое мое избиение. Годы были тяжелыми. Время здесь не имело никакого значения. Помогли только пытки. Пока я не встретил девушку с золотисто-карими глазами.

Девушка, которая выросла вместе со мной. Мой спаситель.

Крик разорвал дымку в моем мозгу, заставив меня открыть опухшие веки.

— Не волнуйся, Лу. Я в порядке, — хмыкнул я. За все чертовы годы пыток я так и не сломался — до сегодняшнего дня, когда ее заставили принять участие.

Я висел на веревке, которая перерезала мне запястья. Лу пришлось посмотреть мою последнюю пытку. Либо так, либо люди Софии тоже причинили ей вред.

И она много раз отказывалась – ее шрамы были тому доказательством.

— Мне очень жаль, — прохрипела она, ее крики разрывали мое сердце. Лицо у нее было розовое и покрыто пятнами, разбитые губы дрожали. София хотела ожесточить мою Лу, сделать ее равнодушной к человеческим страданиям. Но в глубине души Луиза была не такой.

"Все нормально. Ты не причинишь мне вреда, — заверил я ее, а она тряслась, как лист. Видеть ее боль было мучительно. Кровь хлынула из моих порезов, но все равно меня больше заботило ее благополучие. На самом деле она не приложила ко мне руку, но ее присутствия во время сеансов было достаточно, чтобы сломить ее.

— Со мной все в порядке, — повторил я, едва успев успокоить ее улыбкой. Прежде чем я успел сказать что-нибудь еще, меня ударил еще один удар по лицу.

«Пожалуйста, прекратите его бить», — умоляла она людей своей матери.

Другой ударил меня в живот, лишив моего дыхания. Я харкаю кровью, мое зрение затуманивается.

Крики Луизы стали преследующими, ее голос стал хриплым. Я сосредоточился на ее покрытом пятнами лице, на его лице было написано ужас. Я отказался терять сознание. Мне пришлось держаться за нее. Она начала бороться с мужчинами, которые ее держали, дав ей всего лишь дюйм, чтобы оттащить ее назад.

"Останавливаться! Пожалуйста, прекрати, — попросила она, ее глаза покраснели. Свежие слезы потекли по ее синякам на щеках. "Это я был виноват."

«Нет, это не было».

Я не мог позволить им причинить ей вред.

Я несколько раз терял сознание. В следующий раз, когда я открыл веки, наступила жуткая тишина. Я больше не был связан.

Прошли дни, возможно, недели. Я понятия не имел, как долго меня провели в тюрьме. Время было абстрактным понятием, пока я то приходил в сознание, то терял его. Каждый вздох был в агонии, и все мое тело кричало от боли в костях, которые, я был уверен, были сломаны.

Но я не сдался.

Я держался за Лу, глядя на нее, черпая силу бог знает откуда и предлагая ее обратно. Вот только она не двигалась, и какой бы кусочек надежды я ни оставил, она угасла, когда я увидел ее безжизненное тело, распростертое на грязной земле, ее длинные золотые локоны, запятнанные моей кровью.

— Просыпайся, солнышко, — сказал я. Пожалуйста, не оставляй меня. Она не двигалась, лежа неподвижно, как сломленный ангел. "Пожалуйста, проснись. Нам нужно попасть в теплое место. П-пожалуйста, проснись, детка.

Мой голос дрогнул, отражая мое сердце. Я никогда ни о чем не просил. Не тогда, когда меня пытали и оскорбляли на волоске от моей жизни, не когда я желал смерти виновным. Но теперь я умолял и умолял, призывая любое божество или божественное существо сохранить ей жизнь.

Ответом был мой собственный шепот в камере, мое избитое тело было слишком слабым, чтобы двигаться. Но я пожелал этого. Я бы умер, положив руку на ее бьющийся пульс, на ее грудь, когда он поднимался и опускался.

Ползая на четвереньках, мои мышцы дрожали, протестовали и становились слабее с каждым дюймом пространства, которое я преодолевал. Я чувствовал, как моя энергия – та маленькая жизнь, что у меня осталась – истощается, пока я боролся за то, чтобы добраться до нее.

Я протянул руку, коснувшись ее ледяной кожи. У меня перехватило дыхание, когда я накрыл ее неподвижное тело. Несмотря на синяки на теле, она выглядела так, как будто мирно спала.

«Просыпайся, солнышко». Никакого ответа. Меня не волновало, будут ли они продолжать избивать меня до тех пор, пока я не перестану быть узнаваемым, пока она жива . «Не… оставляй… меня…» — умоляла я.

Ее левое запястье, искалеченное там, где его сломали, было прижато к груди, а тело свернулось. Неподвижный. Но мой рассудок отказывался признать, что она мертва. Должен был быть способ вернуть ее. Я бы сделал что угодно. Я бы отдал что угодно.