1

1

Уильям

В последнее время мой разум затуманен. Это не мешает мне заметить ее, когда она проходит по центру сцены Большого театра. Гибкая красота брюнетки привлекает мое внимание с насеста на крыше, откуда я смотрю на нее сквозь стеклянный купол. Мое зрение острее, чем когда я был человеком. И в темноте я тоже вижу лучше, чем раньше. Так что мне не составляет труда рассмотреть ее стройные ноги, выглядывающие из-под длинного темного жакета, который на ней надет. Она выходит на авансцену и останавливается.

Женщина оглядывается по сторонам. Я не могу сказать, что она ищет. Театр пуст. Уже вечер, но сегодня шоу не будет. С тех пор, как угрозы усилились, представлений не было. Не то чтобы меня это волновало. Мне так больше нравится.

Интересно, что она здесь делает. Она выуживает из сумочки маленькое металлическое устройство, в котором я узнаю телефон, включает песню и кладет вещи на край сцены. Играет ритмичная, чувственная мелодия, и она покачивает бедрами. Кажется, прошли десятилетия с тех пор, как я двигал хотя бы головой, и сложно поверить, что я двигаю ей сейчас. Я поворачиваю голову полностью вправо, чтобы лучше рассмотреть, как ее пальцы скользят по лацканам жакета, расстегивая пуговицы одну за другой.

Если бы я уже не был буквально прикован к месту, то был бы сейчас.

Она снимает жакет с плеч и отбрасывает его в сторону, обнажая дерзкую грудь в черном кружевном бюстгальтере. Обтягивающие черные шорты низко сидят на пышных бедрах. На ней все еще туфли на шпильках, и в них ее ноги выглядят потрясающе, когда она поворачивается и изгибается в талии, открывая мне восхитительный вид на ее сочный округлый зад, который крошечные шортики совершенно не прикрывают. Я смотрю, как она медленно проводит руками по передней части ног, а затем откидывает длинные каштановые волосы за плечо и выпрямляется.

Боже мой, она великолепна. Я видел много женщин — трахал многих женщин — за свою жизнь. Большинство из них до того, как я был проклят, конечно.

Ни одна из них, ни одна никогда не привлекала моего внимания так, как это делает эта женщина, просто взмахнув волосами и покачав бедрами. Несколько простых движений, и очертания ее тела врезаются в мою память. Я чувствую, как колотится сердце в груди, которая, как мне казалось, окаменела много лет назад.

Ее руки ласкают бока, скользят по грудям, к которым я жажду прикоснуться сам. Она скользит ладонями вниз по своему телу и играет с поясом крошечных шортиков. Она опускает шорты на несколько дюймов, пока я не убеждаюсь, что мельком вижу гладкий голый холмик. Затем шорты возвращаются на место, и она поворачивается, покачиваясь, танцуя под музыку. Она продолжает эту преднамеренную пытку. Знает ли она, что у нее есть зрители?

Изгибаясь и соскальзывая на пол, она вытягивает ноги, широко расставляя их. В моей голове мелькают всевозможные порочные мысли. Она переворачивается на живот, раскачиваясь и толкаясь бедрами, и я не могу ничего поделать, кроме как представлять ее на мне, в погоне за удовольствием, когда она использует мое тело именно таким образом.

Я прикован к месту, иначе я бы прошел сквозь этот стеклянный купол, схватил ее на руки и унес с собой. Ей повезло. Я ни за что не смог бы удержаться от всех тех грязных, чувственных поступков, которые ее танец навеял мне на ум, если бы она действительно была в моих объятиях.

У меня перехватывает дыхание, когда она отворачивается, расстегивает лифчик и высвобождает сначала одну руку, затем другую, прикрывая груди. У меня текут слюнки, когда она поворачивается с застенчивой улыбкой. Затем она опускает руки и показывает мне самые идеальные темно-розовые соски.

Моя рука опускается, и я удивленно смотрю вниз. Движение мимолетное, но это больше, чем я был способен сделать много-много месяцев. Моя рука — не единственное, что может двигаться. Мой член гордо торчит между бедер, твердый и готовый. Жалкое создание дразнит меня. Я практически превратился в камень, но всегда можеть статьможно сделать ситуацию еще хуже.

Со вздохом я оглядываюсь на сцену, где симпатичная брюнетка наклоняется вперед, стягивает шорты, обнажая сочную задницу, идеально пропорциональную для того, чтобы дать мужчине за что ухватиться, когда он входит в нее сзади.

Клянусь Богом, я уже много лет не был так взвинчен.

Все закончилось слишком быстро. Она останавливает музыку и собирает одежду, разбросанную по сцене. Она надевает каждую вещь обратно и завязывает пояс жакета вокруг талии. Затем она исчезает из моего поля зрения, и я остаюсь жаждать большего.

Мрачный смех справа от меня заставляет меня оглянуться. Сетос прислоняется к башне, на которой я примостился, его темные крылья сложены за спиной, а длинный львиный хвост бьется о мохнатую ногу. Бровь приподнимается на его красивом лице, когда он ухмыляется мне.

— Итак, я вижу, есть что-то, что все еще способно привлечь твое внимание.

Я закатываю глаза.

— Пощади. Мужчина должен быть мертв, чтобы не заметить ее.

— Ах, но ты ведь не мужчина, не так ли, мой друг? Больше нет.

Рычание вырывается из моей груди, и когти впиваются в каменную арку, на которую опирается моя левая рука.

— И я также не твой друг.

Сетос снова хихикает.

— Все лучше и лучше. Еще несколько ночей, и ты снова будешь способен двигаться.

— Полагаю, это означает, что я должен поблагодарить тебя за это маленькое шоу?

— Естественно. Я не могу допустить, чтобы мои инвестиции пропали даром, не так ли? Когда я отправил тебя сюда, я сказал, что мне нужен кто-то, кто будет охранять мой театр. Я здесь не занимаюсь благотворительностью.

Я отвожу взгляд от сфинкса и смотрю на улицу, надеясь поймать взгляд женщины, когда она выйдет из театра. Не то, чтобы он когда-либо спрашивал меня, что я думаю о моих нынешних условиях жизни и работы. Кто спрашивает каменную скульптуру, что она думает? Я был совершенно доволен тем, что барахтался в собственном несчастье, готовый быть снесенным вместе с собором, когда он взял и купил меня на аукционе, как гребаного Микеланджело или что-то в этом роде.

Ха! Далеко не так. Даже в камне моя уродливая шкура испещрена боевыми шрамами и несовершенствами. Кончик одного рога сломан, и я почти уверен, что у меня сломаны крылья. Я, наверное, больше никогда не полечу.

Кого я обманываю? Я больше никогда ничего не сделаю. Я зашел слишком далеко. Сетос дурак, раз думает, что сможет меня разбудить. Разбудить горгулью в процессе окаменения практически невозможно. Помимо всего прочего, он должен захотеть, чтобы его разбудили, а мне не для чего жить.

Тем не менее, как говорится, дурак легко расстается с деньгами. Кто я такой, чтобы указывать этому идиоту, как тратить его наличные? Похоже, у него их предостаточно.

В конце концов, он оставляет попытки вовлечь меня в дальнейший разговор и уходит. Следующие несколько часов я провожу, оглядывая улицу, зная, что не увижу ее, но все равно надеясь. Когда я погружаюсь в утренний сон, мне снится симпатичная брюнетка. Она крадется по ступенькам в мою башню, забирается ко мне на колени и покачивает надо мной своими греховными бедрами. Все это время она прижимается к моей шее и шепчет мне на ухо всякие нежности.