— Я пахну или что-то в этом роде?

Оливер молчал минуту, прежде чем фыркнул.

— Или что-то в этом роде, Прайс.

Но потом он поднял руку, обняв меня за плечи, натыкаясь на лямку моих подтяжек, притягивая меня к своей груди. Его ладонь скользила вверх и вниз по моему плечу, создавая трение. Он был не совсем расслаблен, но напряжение в его теле слегка ослабло. Затем через мгновение он пробормотал:

— Прошло много времени.

Было трудно не реагировать на его признание, у меня перехватило дыхание.

— У тебя есть опыт быть запертым в комнате с кем-то, кого ты ненавидишь? – я чуть больше прижалась к нему, тепло было опьяняющим.

Его смех прокатился по его телу и передался мне, вибрация от него ощущалась в моей груди.

Я вытянула ноги перед собой, наши штаны были единственным, что разделяло наши тела. Свечи заметно сгорели, воск капал на пол, на лепестки роз. Мои ладони были зажаты между бёдрами, пальцы подёргивались. Мы обнимались. Исключительно ради выживания, но это происходило.

— Странно видеть тебя без рулетки, – его голос был грубым, и меня искушало взглянуть на его выражение, но я продолжала смотреть на дверь, ожидая, что что-то произойдёт. Они не могли держать нас здесь вечно.

— Здесь нет карандаша, – его палец не касался моего уха, а скорее очерчивал воздух вокруг него. Могут ли на ушах быть мурашки?

Несмотря на все его попытки убежать, оказывается, он замечал меня. Ну, не меня, а мою рулетку и карандаш. У этого человека была какая-то странная тяга к моим аксессуарам, и я не знала, что об этом думать.

— Ты знаешь, что я здесь не для того, чтобы заставить тебя прятаться в собственном доме, верно?

Его плечи поднялись, увлекая за собой мою голову.

— Я держусь в стороне, Прайс, как мы договорились.

Возможно, это было к лучшему. Мне не нужны были отвлечения, особенно такие, как бицепс под моей щекой сейчас.

— Мы могли бы спланировать нашу месть, – я толкнула его бок локтем, слегка сдавив его.

Он хмыкнул, его дыхание было тёплым на моей щеке.

— Я приготовлю ужин.

Я закатила глаза. Всё тот же привилегированный подонок.

— Ты действительно жесток, Киллингтон.

— Они тебе не сказали? – его брови взлетели вверх.

Из меня вырвался смешок.

— Ладно, объясняй.

— Мне обязательно? – он снова сжал мою руку, его пальцы были мягкими, и это движение заставило мою голову прижаться к его плечу. Его запах заполнил мои чувства, смесь чистоты, елового леса и чего-то ещё, что я не могла назвать, но это, вероятно, был дорогой парфюм, созданный, чтобы сыграть с моими феромонами.

Ни один из нас не произнёс ни слова и не отстранился. Комната становилась только холоднее в вечернем воздухе, особенно сидя на плиточном полу, но с Оливером это было терпимо.

Это было как оливковая ветвь.

Но затем его хватка ослабла, всё ещё близко для тепла, но как-то создавая уровень разделения между нами.

— Не хочу тебя утомлять.

— Расскажи, – я подтянула колено, обвив его руками.

Он покачал головой.

— Поверь мне, я не надеюсь, что такая красивая, умная женщина, как ты, добровольно пообедает со мной, не говоря уже о том, чтобы слушать, как я рассказываю обо всех своих неудачах.

Что? Я прижала лицо к колену, выпуская несколько дрожащих вдохов. Ситуация сказывалась на нас обоих. Нам нужен был напоминание, зачем мы здесь.

— Я, э-э, работала над своими планами. Не знаю, хочешь ли ты внести свои предложения, – мой голос был прерывистым, даже мне казалось, что это звучало неловко.

— Я уже высказал свои предложения, – его грубый тон вернулся.

Прекрасно. Держись подальше от западного крыла. Мы снова вернулись к этому, не так ли?

— Я думала, что тебе может быть интересно высказаться о предстоящих изменениях.

— У меня нет денег, если ты именно поэтому ко мне хорошо относишься, – его пальцы сжались, теперь касаясь меня только через одежду.

Я выскользнула из его объятий, возвращаясь в холод, но я бы лучше замёрзла, чем позволила ему касаться меня.

— Заметь, я не спрашивала про деньги, – мое первое впечатление о нем было абсолютно правильным, было глупо думать иначе.

Связки его шеи напряглись, когда он посмотрел на меня с ненавистью.

— Хорошо, тогда считай это собеседованием, – его голос капал презрением, руки скрещены, бицепсы напряжены. — Почему ты выбрала это как карьеру?

Чёрт возьми. Сигнал тревоги звенел в моей голове, но я его игнорировала. Мы были заперты, и он был зол, но что здесь нового.

— Скажи мне, почему ты хочешь работать над домами других людей? У тебя нет своего дома?

Словно он смотрел прямо в мое сердце, нажимая на слабое место, именно то, что могло бы потрясти меня.

— Почему ты должен быть таким чудовищем? – я вскочила на ноги, сжав губы и кулаки по бокам. Повернувшись от него, я с грохотом направилась к двери, не заботясь о том, что это бесполезно. Мне нужно было что-то сделать с этой внезапной энергией. Время должно было уже истечь.

Щелчок.

Не прощаясь, я вышла. Но я не направлялась к своей комнате. Несмотря на свои размеры, она была слишком маленькой для тех чувств, которые заперты внутри меня. Я начала набирать скорость, пока не перешла на полный бег.

Я оказалась перед двойными дверями на противоположной стороне дома. Пространство было настолько отличным от того, когда я видела его раньше на неделе, в середине дня, наполненным солнечным светом. Мои лёгкие взрывались от напряжения.

Конечно, в поместье Киллингтон был бальный зал. Он был двухэтажный, со сводчатым потолком, украшенным итальянской фреской. Краска потрескалась и выцвела, как и всё остальное в доме. В задней стене располагались окна, через которые можно было наблюдать за внешним миром, но не быть его частью.

Полная луна не давала достаточно освещения, и я споткнулась, упала на задницу, охнув от боли в мышцах. Я лежала там, наполовину прислонившись к мраморной колонне, ноги раскинуты на тусклом и поцарапанном полу.

Оливер был прав — у меня не было дома. Невозможно было вырасти так, как я, и не гореть желанием его иметь. Все эти отели, временные комнаты, поверхности, которые не были моими, чтобы украшать или красить. Но дом – это не только стены. Это были воспоминания, которые хранили эти стены, истории, которые они впитывали и помнили еще долго после того, как их обитатели ушли. Я могла представить людей, которые танцевали в этом самом зале, но не могла представить себя одной из них.

На этой неделе я искала те места в доме, которые делали его уникальным. Отметки на дверных косяках, показывающие, как росли дети, имя, вырезанное на плинтусе, и картины на стенах. В одной комнате был ожог на потолке от неудачного фокуса.

Луна поднималась выше в небе. Я не спешила возвращаться, несмотря на нервы из-за предстоящей встречи.

Прошёл ещё час, прежде чем я отряхнулась, справилась с эмоциями, которые хотели вырваться наружу, мои глаза больше не наполнялись слезами. Это был дом. Он не был потерян в прошлом, у него было будущее.

Не для него, но для меня.