ГЛАВА 4

Эллиотт

Сев на деревянный стул по другую сторону двери от Клары. Когда мой дедушка владел этим домом, второй этаж превратили в целое жилое помещение, когда моя бабушка заболела. Она больше не могла подниматься по лестнице, и он не хотел, чтобы она чувствовала, что полностью потеряла свою независимость, поэтому он добавил для нее кухню. Каждый день они завтракали, обедали и ужинали вместе за маленьким столом. Когда моей бабушке стало совсем плохо, дедушка построил дверь, чтобы скрыть лестницу. Он надеялся, что она поверит, что этот этаж — это весь дом, и это сработало. У нее было все необходимое, и у всех медсестер была спальня. Это сделало последние несколько месяцев ее жизни намного лучше, чем пребывание на больничной койке.

Я уверен, когда мой дедушка все это проделывал, он и подумать не мог, что однажды я воспользуюсь этим, чтобы держать в заложниках красивую блондинку.

И все же я здесь.

Когда я привел ее сюда вчера вечером, она была так пьяна. Меня бесит то, что красивая женщина позволяет себе дойти до такой точки. Очевидно, кто угодно мог ею воспользоваться, но она понятия не имела.

Показательный пример.

Она засмеялась, когда я сказал ей, что собираюсь отвезти ее к себе. Она едва могла ходить, когда я помог ей войти в дом. Мне пришлось нести ее вверх по лестнице и укладывать в постель. Она не задавала мне вопросов, черт возьми, она вообще не говорила.

Я оставался в комнате, наблюдая за ней, пока первый свет не пробился сквозь тьму. Я не мог отвести взгляд от того, как мирно она спала. То, как ее грудь так деликатно поднималась и опускалась вместе с дыханием. Я слушал тихие звуки, которые она издавала каждый раз, когда двигалась. Я изучал ее формы, фарфоровую кожу и кукольные черты лица.

Она ангельская. Это заставляет такого дьявола, как я, хотеть грешить.

Мысль о том, чтобы трахнуть ее, всю ночь напрягала мой член.

— Пожалуйста, — кричит она по другую сторону двери.

Ее мягкий голос подобен кислоте на открытой ране, но член все еще дергается от потребности.

— Я люблю когда люди умоляют, но знай, что это ничего не меняет, — шепчу я.

— Какого черта ты хочешь? — она кричит.

Итак, нежный цветок быстро злится. Это то, что у нас действительно общее.

— Это сложный вопрос, Клара.

Я провожу пальцем по лезвию ножа, проверяя, достаточно ли оно острое.

Пока она спала утром, я был занят освежеванием и разделкой оленя. Мне еще нужно закончить это и связаться с ребятами, чтобы узнать, нужно ли кому-нибудь место захоронения, так что, как бы мне ни хотелось посидеть здесь и поиграть с Кларой, у меня есть более насущные дела.

— Я даже не знаю, как ты выглядишь. Отпусти меня, и я никогда никому не расскажу, — говорит она.

Я посмеиваюсь и встаю, отчего стул падает на деревянный пол. — Позволь мне спросить тебя кое-что, Клара. Какого черта ты позволяешь себе напиться до такой степени, что даже не помнишь, с кем пошла домой?

Это серьезный вопрос. И я уже знаю ответ. Меня это бесит.

Я слышу, как она тихо плачет, и любой нормальный человек может почувствовать сочувствие или сожаление, но я не способен на эти чувства. Ее плач подобен плачу детеныша животного, ищущего свою мать. Это все, что она делает: плачет в надежде, что отец ее каким-то образом услышит, и я надеюсь, что он это сделает.

— Иногда мне просто хочется забыться, — её ответ меня удивляет.

— Забыть что?

— Чего ты хочешь от меня? — она кричит.

—На кухне есть ибупрофен, а также немного еды и воды. Возьми что-нибудь для головы и поешь, — я выясню, что она хочет забыть позже. Что может быть такого плохого, что вы потеряетесь и в конечном итоге пойдете домой с незнакомцами?

— Пошел ты! — кричит она, отрывая меня от собственных мыслей.

Я смеюсь, поворачиваюсь спиной к двери и спускаюсь вниз. Она сделает это веселее, чем я думал.

— У меня есть труп оленя. Кому это нужно? — спрашиваю я.

У меня на телефоне Трейс, Фантом и Хенли. Писать такой вопрос — неосторожно. Мы умны и осторожны в каждом своем шаге. Никакие доказательства — единственный способ гарантировать, что нас никогда не поймают.

— Я просто собирался позвонить тебе. Встретимся у тебя дома через час, — говорит Фантом, очевидно, у него есть добыча, от которой мне нужно избавиться.

— Остынь, — я смотрю на свой дом и замечаю, что Клара смотрит в окно спальни. — У меня есть новости.

— Какие? — спрашивает Хенли.

— У меня гость, или лучше сказать пленник, — говорю я, глядя на нее.

— Черт, это было быстро. Что теперь? — спрашивает Фантом.

Я поворачиваюсь к ней спиной и иду в сарай, который используется как мясная лавка. — Теперь я буду с ней играть. Я еще не спрашивал о ее отце, но прошло несколько часов с тех пор, как я разговаривал с ней, так что пришло время нанести ей визит.

— Чем скорее мы получим этот кусок дерьма, тем лучше, — добавляет Трейс.

Это то, что мне не нужно говорить. Джастин Харт получит то, что ему предстоит.

— Эллиотт знает, что делает. Харт поспешит спасти свою маленькую принцессу, — говорит Фантом.

— Таков план, — соглашаюсь я.

— А что с ней? — спрашивает Хенли.

Я никогда не убивал женщину, и до того, как этот нежный цветок оказался в моих руках, я думал, что справлюсь с ней, как с любой другой. Теперь, когда она здесь, я не совсем уверен, что буду с ней делать. Я понятия не имею, во что она ввязалась, и думаю, прежде чем я смогу выяснить, какова ее судьба, мне нужно знать больше.

— Посмотрю, куда пойдет, — отвечаю я.

Я слышу шум и смотрю на дом. Она стучит в окно, и я качаю головой.

Глупая девчонка. Никто не может тебя услышать.

— Мне нужно идти. Фантом, скоро увидимся.

Я вешаю трубку и кладу телефон в карман, направляясь к дому. Она может стучать в окна сколько угодно; Я не волнуюсь, что кто-то ее увидит или услышит. Я нахожусь в глуши, и никто не проходит мимо ворот этого дома.

Что меня беспокоит, так это то, что она причиняет себе вред. Окна не сдвинутся с места. Это усиленные окна, которые невозможно разбить. Они также окрашены закрытыми.

Она не выходит.

Я бегу вверх по лестнице и стучу в дверь. — Клара, не делай того, о чем пожалеешь.

Ее маленькие шаги несутся по полу, когда она мчится к двери. — Чего, черт возьми, ты от меня хочешь? — снова спрашивает она.

— Где твой отец?

— Боже мой, это из-за моего отца? — она кричит.

Она больше не разговаривает со мной, но я слышу ее тихие крики, когда она проклинает его. Странно.

Я смотрю на закрытую дверь и жду, пока она перестанет плакать или, по крайней мере, пока я не смогу понять, что, черт возьми, она говорит.

— Послушай, я понятия не имею, где он. Его нет уже несколько недель. Это то, что он делает. В конце концов он вернется, — говорит она.

Моя кровь кипит, когда я представляю, как он проживает свою жизнь без забот. Любой из мужчин, которых он отпустил, мог изнасиловать или убить его собственную дочь. Ему все равно? Неа.

Подождите.

Она могла бы просто сказать это, поэтому я отпущу ее.

Я не ведусь на ее чушь. Возможно, он ушел, но он вернется.

— Я прекрасно знаю, что он делает, и как только он узнает, что его драгоценная дочь пропала, он прибежит обратно. Если только ты не хочешь поступить правильно и сказать мне, где он? — говорю я, садясь на стул.

— Я не знаю, где он. Я никогда не знаю. Думаешь, он прибежит за мной? — она слегка смеется. — Ты ошибаешься. Он оставит меня умирать. Он не заботится обо мне.

Да, черт возьми, верно.

Я вздыхаю, откидываюсь назад и скрещиваю руки на груди. — Клара, не считай меня дураком.

— Ты чертов дурак, если думаешь, что ему не плевать на меня. Тебе следовало взять его деньги, это привлекло бы его внимание.

Очевидно, она хочет защитить своего отца. Думаю, это ангельское существо еще более дьявольское, чем я думал.

— Скажи мне что-нибудь, Клара. Когда папочка забирает деньги и позволяет насильнику продолжать насиловать молодых девушек, тебя это волнует? Или когда он позволяет мужчине ходить по улице после того, как он почти до смерти избил его жену, ты задаешься вопросом, будешь ли ты следующей? А как насчет человека, который пытает собственную дочь, прежде чем изнасиловать и убить ее? Эти вещи тебя не беспокоят, да? Ты просто продолжаешь тратить эти деньги так, как будто ты их заработала, да?

Она продолжает молчать, и я вот-вот потеряю то немногое терпения, которое у меня осталось.

— Ты хочешь, чтобы он закрыл твое дело? — она шепчет.

Мое тело трясется от ярости от ее вопроса. — Так это работает? Сначала они приходят к тебе, а ты идешь к отцу?

— Что? Нет!

— Клара, я не терпеливый человек. У меня есть вещи, о которых мне нужно позаботиться, поэтому я собираюсь упростить задачу. Делай то, что тебе говорят, и все станет намного проще. Не отвечай вопросом на мои вопросы. Не заставляй меня делать что-то ненужное, — говорю я, доставая телефон, который жужжит в кармане.

— Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказала. Мой отец не заботится обо мне. Я думала, что он может делать что-то ради денег, но никогда не ожидала, что это будет что-то вроде того, о чем ты говоришь. Любящий отец, которого ты думаешь, что видишь, не тот, кто он есть. Поверь мне, я не знаю, где он, и не знаю, когда он вернется. Пожалуйста, не наказывай меня за его грехи, — говорит она, плача, когда последние слова слетают с ее губ.

— Поверить тебе?

— Да.

Я вздыхаю, открывая ворота, чтобы впустить Фантома со своего телефона. Я вытираю лицо, стоя и глядя на дверь.

— Ты говоришь, что я не должен наказывать тебя за его грехи. В чем твои грехи, Клара?

Если она не хочет понести наказание за грехи отца, ей нужно иметь что-то свое.

— Подумай об этом, пока я не вернусь, — говорю я, оставляя ее.

Я спускаюсь по лестнице и слышу, как она стучит в дверь.

— Черт, — шепчу я, вытирая лицо.

Впервые в жизни я не уверен. Мне нужно, чтобы Фантом покопался и выяснил, правда ли то, что она сказала. Если бы Джастин Харт просто спроецировал образ любящего отца, мы, возможно, совершили ошибку, от которой не смогли бы уйти.