Глава 20

Крю

То, что я не видел и не пробовал ее на вкус целую неделю, начинает меня убивать. Но мне необходимо расставить все по местам, и нужно держаться на расстоянии, чтобы Райя думала, что преимущество на ее стороне.

У нее его нет.

Но она достаточно умная женщина, чтобы очень скоро это понять. Я никогда не говорил ей, как долго продлится наше соглашение.

Смотрю новости, чего обычно не делаю. Но есть причина, по которой сегодня включен звук. Райя на канале, дает интервью и комментирует дело Торриси. Похоже, что дело будет закрыто через несколько недель, а Райя работала над ним последние шесть месяцев. Хотя, несмотря на все улики и на то, что сын Торриси недавно привлек к себе внимание, она держит это в секрете.

Райя красива, сильна и непоколебима на экране. На ней черное платье длиной до колен, подчеркивающее все ее изгибы, а волосы собраны в тугой пучок. Хочу потянуть за него и позволить ее карамельным волосам распуститься. Целовать эти чертовы губы. Интересно, что бы подумали другие, если бы знали, насколько огненна эта маленькая лисица за кадром. Мой член дергается. Не то чтобы я когда-либо рассказывал, какая она за пределами зала суда. Я храню это только для себя.

Она определенно единственная, кто может стать поддержкой для имени Монти и занять место моей жены.

Слышу легкую болтовню возле моего кабинета. Моя мама и Энджел порхают вокруг ребенка. После известия о беременности Энджел моя мать ежедневно напоминает мне о моей ответственности: пришло время родить наследника.

К моему возрасту у родителей уже были мы с Домиником. Не то чтобы это имело значение. Им нужен был наследник из-за обязательств, но мой отец никогда не хотел детей. Это было очевидно по тому, как он смотрел на нас свысока и обращался с нами. Доминику досталось меньше, потому что внимание отца было в основном сосредоточено на мне как на старшем сыне.

Я знал, чем мой отец занимался на работе. Он брал меня с собой во многие комнаты и расстреливал людей без всякого предупреждения. Однажды он даже убил официантку за то, что она принесла моей матери неправильный суп. Никто в ресторане даже не кричал, не говоря уже о том, чтобы подойти к телу. И мы были вынуждены продолжать небрежно обедать, хотя кровь текла в нескольких дюймах от моих свисающих ног. Мне тогда было пять.

Мне никогда не узнать, как он мог одновременно пытаться сделать меня лучшим и в то же время пытаться оправдать свою жестокость. Мне было двенадцать, когда я совершил свое первое убийство. Он привел меня в свободную комнату в доме. В ту, в которой я учился в детстве. Мужчина был в капюшоне, прикован цепью к стулу, с кляпом во рту и весь в крови.

Но тот случай отличался от остальных. Я чувствовал перемену в воздухе, когда отец хлопнул меня по плечу своими толстыми пальцами и затянулся сигарой.

— Пора тебе что-нибудь сделать, мальчик, — требует он, проходя мимо меня и снимает мешок с головы мускулистого мужчины.

Кровь отхлынула от моего лица.

Кертис.

Он служил моей семье десять лет и был личным телохранителем меня и Доминика. И вот он сидит здесь, наполовину сломленный. Его глаза расширяются, когда отец вкладывает мне в руку пистолет.

Он снова кладет руку мне на плечо.

— Как мы тренировались. Выстрели ему в голову.

— Что он сделал? — спрашиваю я, мой голос лишен каких-либо эмоций. Я знал, что лучше не показывать слабость рядом с отцом. Или рядом с кем-либо другим, если уж на то пошло.

— Он предал нас, — говорит отец как ни в чем не бывало. — Это все, что тебе нужно знать. Это приказ.

Мои брови лишь слегка нахмурились. Я видел множество убитых людей. Некоторых из них потому, что они пытались меня убить. Это будет первый раз, когда я стану причиной того, что жизнь покинет чье-то тело. Я видел, как это питает моего отца. В том смысле, что иногда он жестоко наслаждался этим, а иной раз был равнодушен. Что очередной человек был не более чем препятствием на его пути к большим и лучшим вещам.

Что я почувствую? Буду ли таким же, как он? Меня ведь для этого воспитывали, да?

— Или тебе нужны ножи? — раздраженно спрашивает отец, как будто это причина моего колебания.

Кертис пытается что-то кричать через кляп. Мне кажется странным, что такого сильного человека, который защитил нас и даже проявлял к нам доброту, так легко сломить.

— Я считаю до пяти, — говорит отец.

— Один.

Поднимаю пистолет и стреляю прежде, чем он досчитает до двух.

Я знаю последствия, если не выполню его требования.

Моя цель точна, и Кертис обмякает на стуле, его голова свешивается, а кровь сочится по лицу.

Не говоря ни слова, отец выходит из комнаты, забирая с собой небольшую часть меня. Не знаю, какую именно, но знаю, что не чувствую… ничего. Ни сожаления, ни боли, ни сердечного прощания. Но и удовольствия тоже нет. Не так, как у моего отца. Но, возможно, мне понравится быть убийцей.

Несколько лет спустя, когда мне исполнилось двадцать, я осознал, какой угрозой стал для своего отца. Он так хорошо меня заточил, что его люди начали прислушиваться к моим приказам, а некоторые даже прямо не подчинялись ему. И как только мне сообщили, что он собирается напасть на меня и Доминика с намерением убрать мою мать, чтобы взять другую жену и завести гораздо более молодого наследника, я понял, что пришло время действовать.

Убив его, я впервые получил удовольствие от лишения жизни. И мне показалось почти поэтичным, что я притащил его избитое тело в ту самую комнату, где он когда-то заставил меня совершить мое первое убийство. Я никогда не презирал его за то, что он привел меня в этот мир таким юным. Это сделало меня тем, кем я стал. Сильным. Устрашающим.

И в тот раз вместо пистолета я воспользовался ножами, учитывая все те случаи, когда он подрывал мои старания. Я вспомнил, сколько раз он меня избивал. Времена, когда он ударил мою мать, в наказание за что-то незначительное, что натворили мы с Домиником. Я пытался уберечь Доминика от этого. Но даже тогда на него выпала изрядная доля убийств.

Но тогда… все было иначе.

Все изменилось в ту ночь, когда я ради развлечения пытал отца и выстрелил ему между глаз, приняв официальное назначение главы семьи.

Теперь я задаюсь вопросом: если бы в нашей жизни была такая женщина, как Райя, как бы она выступала в мою защиту? Не то чтобы меня волновало, что думает она или кто-то еще… но мне любопытно.