Глава 23

Настасья

Аника неподвижно сидела между моими коленями, скрестив ноги. Я взяла пластиковую бутылку и выдавила еще немного крема с химическим запахом на волосы, прежде чем слегка расчесать их и сказать:

— Вот.

Но от одного тревожного взгляда на расческу у меня скрутило желудок.

Мгновение назад она была чистой, а теперь было полна клоков ее волос. Длинные медные пряди вызывающе обвились вокруг нее.

Ее мягкое «спасибо» звучало почти по-детски, и когда она подтянула колени и прижалась к ним щекой, согнувшись, у меня в животе скрутило узлом от того, как резко, заостренно торчали ее плечи.

Моя дорогая подруга. Почему ты так страдаешь?

— Тридцать минут, и мы смоем, хорошо?

Она моргнула, как будто совсем меня не замечая, и я ласково улыбнулась, нежно проведя пальцами по ее щеке.

Когда я вышла из ее комнаты, выражение моего лица помрачнело, и когда я пошла на кухню, чтобы выбросить мусор, я нашла Доротею на кухне.

Нервы сжались в моем животе. Я не видела ее чуть больше недели. С тех пор, как я совершенно непреднамеренно по-королевски облажалась с Виком. Но в тот момент, когда пожилая женщина увидела меня, она подошла и взяла мои руки в свои теплые старческие руки, с материнской улыбкой.

— Настасья. — Она посмотрела на меня по-матерински. — Ты будешь есть с нами, да?

И вот так же, как и в настоящей семье, бедлам, который я устроила, был забыт.

С моего сердца исчез груз, когда я ответила на ее милую улыбку.

— Конечно, — сказала я ей, потому что никогда не чувствовала себя счастливее, чем когда я сидела за ее обеденным столом, где обо мне заботились так, как мои братья никогда не могли бы повторить.

Любовь, которую они дарили, была прекрасной, но другой. Это был более суровый стиль любви. Такой, который причинял столько же боли, сколько и питал. Они были суровыми людьми, а мягкая любовь со стороны суровых людей была аномалией.

Доротея, возможно, не была моей кровью, но она была моей избранной матерью, и почему-то я чувствовала, что это значит больше. Застряв в своих мыслях, я почти забыла, что нужно слушать, когда она говорила.

— Разбуди его. — Мои глаза расширились, когда я медленно поняла, что она имеет в виду, и как только я начала протестовать, она развернула меня, толкнула вперед и легко похлопала по попе. — Обед скоро будет готов.

С легким толчком мои ноги пошатнулись в направлении его личных покоев, и когда я остановилась у закрытой двери, я повернула голову и увидела, что Доротея кивнула. Она махнула руками и сказала:

— Разбуди его. — Она посмотрела на маленькие золотые часы на своем запястье и несколько драматично воскликнула: — Скоро середина дня!

Верно. Ага. Хорошо.

Что со мной не так? Почему я вдруг занервничала?

Это была просто комната Вика. В какой-то момент я практически жила в ней. Боже. Мы проводили вместе так много часов, что Доротея иногда звонила Вику на мобильный и умоляла нас подняться и поесть.

Хорошие были времена. Мы были неразлучны. Два сердца, бьющиеся в такт.

К сожалению, я отвернулась от него, когда он больше всего во мне нуждался. Справедливости ради, он не совсем откровенничал о своих проблемах. Как бы то ни было, я должна была знать, что произошло что-то кардинальное, раз поведение Вика так изменилось.

Моя самая большая проблема заключалась в том, что я отталкивала людей, а затем ненавидеть их за то, что они уходили. Но Вик боролся. Он ясно дал понять, что никуда не собирается уходить. Что он будет ждать меня. И теперь я переживала, что надавила слишком сильно и отправила его в противоположном направлении, когда все, чего я когда-либо хотела, — это быть его человеком.

Той, к которой он бы пришел со своими проблемами. Той, кого бы он любил.

Единственной.

— Он не хочет тебя, — прошептала моя мать из глубин ада, и, устав настолько, насколько может устать человек, слышащий голоса, я на мгновение закрыла глаза, желая, чтобы она ушла.

Я стала лучше игнорировать вторжения, но солгала бы, если бы сказала, что слова время от времени не попадали в цель. Сейчас один из таких моментов.

Стоя совершенно неподвижно, я рассеянно потерла место над сердцем, прогоняя тупую боль, которая не утихала.

Моя рука потянулась к ручке, и я медленно повернула ее, раздался тихий скрип, когда дверь открылась полностью. Я держалась за перила, спускаясь по лестнице. Было темно. Мне пришлось прищуриться, чтобы увидеть. К счастью, свет, льющийся из зала, создавал небольшое свечение, и мне удалось спуститься вниз, не сломав себе шею.

В тот момент, когда я ступила босиком на плюшевый ковер, меня ударило прямо в солнечное сплетение. Я закрыла глаза и подняла нос, его запах окружал меня. Я глубоко вдохнула, впитывая это в память.

Конечно, это было восхитительно, но ничего лучше, чем получить его прямо из источника. Я провела много ночей, глубоко уткнувшись носом в изгиб его шеи, касаясь легкими поцелуями его пульса, чувствуя, как его пресс напрягается с каждым деликатным поцелуем.

Мои мягкие шаги приблизили меня к нему, и когда я подошла достаточно близко, я увидела его, растянувшегося посреди кровати, одеяло едва прикрывало его. Он лежал на животе, дыша ровно, и задумчивая улыбка тронула мои губы.

Его волосы были в беспорядке. Сильные руки крепко обнимали подушку. Одна нога прямая, другая согнута под углом девяносто градусов.

Просто так он спал. Так было всегда, пока я имела удовольствие делить с ним постель. И я нахожу это совершенно очаровательным. Мое глупое сердце находит утешение в том, что хотя некоторые вещи изменились, другие — нет. Может быть, они и не были важными, но они были важны для меня.

Я тихонько опустилась на край кровати и посмотрела вниз на его неподвижное тело. Я просто хотела немного посидеть там. Быть рядом с ним без споров, ревности или гордости, воздвигающих между нами стену.

С Виком всегда была битва, даже когда мы были на одной стороне.

Мы были взрывоопасны, непостоянны. Но когда сошлись вместе, и фитиль загорелся, пламя распространилось, Вик держал меня вне досягаемости огненной бури, защищая, с уверенностью, что я никогда не сгорю.

А сейчас?

Он настоял на том, чтобы быть охваченным пламенем, когда у меня была возможность полностью потушить огонь.

Это сводило с ума.

Мой любящий взгляд остановился на его нахмуренных бровях, и на медленном выдохе мое лицо посерело. Даже во сне он не мог спать спокойно.

Это был не выбор, а принуждение. Моя рука вытянулась, и я нежно провела пальцами по его волосам, надеясь хоть как-то утешить мужчину, который напрасно нес на своих плечах тяжесть мира.

Тихий, сонный звук вырвался у него. Мое сердце заныло, и я отстранилась, решив все-таки не будить его. Было ясно, что ему нужен отдых.

С тихим вздохом я встала, и в тот самый момент, когда собралась уйти, я услышала, как одеяло приподнялось. Сильные руки обхватили мою талию, и я вскрикнула, когда меня потащили вниз, в теплую постель, под одеяло, моя спина была прижата вплотную к стене мускулов, которая была его грудью.

И внезапно в моем мире все стало на свои места.

В конце концов, находясь в объятиях правильного человека, никогда не почувствуешь себя неправильно.

Назовите это цельной жизнью, полной роста, любви и доверия, но мое тело тут же подчинилось ему, стало мягким и податливым.

А потом он заговорил, его голос был хриплым и сонным.

— Куда, по-твоему, ты собралась?

Моя улыбка была маленькой, тайной, и когда он отвел мои волосы в сторону и прижался губами к месту прямо за моим ухом, я почувствовала себя, как раньше. Как будто мы снова были собой. И на мгновение мое сердце воспарило.

Я даже не пыталась с этим бороться.Я любила Виктора.

Я любила его больше, чем потребность защитить себя. Я любила его больше, чем любую из его проблем. Я любила его так, что мое сердце и голова бунтовали. На грани глупости. Но мне было все равно.

Он владел моим сердцем и душой.

Каждая дорога, по которой я шла, вела к нему. Он был моим единственным путем.

Я была слишком поглощена ощущением его, не смогла подобрать слов, и он пророкотал:

— Я только что думал о тебе, и вот ты здесь. Похоже, мечты действительно сбываются.

О, да ладно. Это было просто банально.

Я закатила глаза и усмехнулась, чувствуя его теплое дыхание на своем затылке, когда он тихо рассмеялся.

Повернувшись, я услышала его низкий стон, когда моя попка коснулась твердости его растущей эрекции, и я слишком поздно поняла, что он был голым. Восхитительно обнаженный.

Это не должно было меня удивить. Вик ненавидел ограничивающую одежду.

Для него она была вся такая.

Я извернулась в его хватке, а затем оказалась лицом к лицу с ним. Вик моргнул одним сонным глазом, другой отказывался открываться, продолжая бороться со сном. Его руки легли на мои бедра, затем скользнули назад и еще ниже, пока одна не легла на изгиб моей задницы, а другая беззастенчиво мяла круглую щеку.

Мои губы приоткрылись, и сорвался хриплый вздох. Господи, он заставил меня почувствовать кое-что. Желание обхватить его ногами было сильным, но я боролась с этим изо всех сил.

Вместо этого я впилась в его лицо внимательным взглядом, я посмотрела на его разбитую губу. Цокнула языком и, не задумываясь, приложила нежные пальцы к ране и тихо сказала:

— Тебе больно. Почему тебе всегда больно?

Он притянул меня ближе, пока наши тела не соприкоснулись.

— Мне всегда где-то больно, детка. Моя голова, мое сердце… — Мои маленькие груди прижались к его твердой груди, он прижался ко мне бедрами, и мои губы приоткрылись от восхитительного ощущения его твердой длины у моего живота. — …мой член. Все это относительно.

Но я сосредоточилась на поврежденной коже у его рта.

— Это выглядит болезненным.

— Так и есть. Не могла бы ты получше его поцеловать? — Он наклонился, преследуя мой рот своими надутыми губами. — Держу пари, ты на вкус как вишня, или ягоды, или что-то сладкое.