— А вот я вижу! — решительно возразил Вилли. — Вы являетесь основателем этой Игры. Предлагаю провести голосование. Джимми Уэйн и я голосуем «за». Вы и этот трус Кеплер — «против». Тони, твое решение?

Хэрод вздрогнул. Тон Вилли не допускал никаких возражений.

— Я воздерживаюсь, — заявил он. — И пошли вы все к такой-то матери!

Старик стукнул кулаком по столу.

— Хэрод, кусок дерьма, черт бы тебя побрал, педофил! Голосуй!

Словно огромные тиски впились стальными когтями в череп Хэрода. Он схватился за голову, раскрыв рот в беззвучном крике.

— Прекрати! — рявкнул Барент, и тиски разжались. Хэрод снова чуть не закричал, теперь уже от облегчения. — Он сделал свой выбор, — уже спокойно произнес Барент. — Он имеет право воздержаться. А при отсутствии большинства голосов решение не принимается.

В глубине холодных серых глаз Вилли словно вспыхнуло синее пламя.

— Нет. При отсутствии большинства возникает патовая ситуация. — Он повернулся к Саттеру:

— Как ты думаешь, Джимми Уэйн, можем мы оставить этот вопрос в подвешенном состоянии?

Лицо Саттера лоснилось от пота. Он уставился в какую-то точку чуть выше и правее головы Барента и забубнил:

— И семь Ангелов, имеющих семь труб, приготовились трубить. Первый Ангел вострубил, и град и огонь, смешанные с кровью, пали на землю; и третья часть дерева сгорела...

Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью...

Третий Ангел вострубил, и большая звезда, горящая подобно светильнику, упала с неба на третью часть рек и на источники вод.

Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд...

И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!

Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ему ключ от кладезя бездны... — Саттер умолк, допил остатки бурбона и повалился в кресло.

— И что это означает, Джеймс? — спросил Барент. Саттер словно очнулся и промокнул лицо благоухающим лавандой шелковым платком.

— Это означает, что патовая ситуация исключается, — прошептал он хрипло. — Антихрист уже здесь. Час его наконец настал. Единственное, что нам остается, — это выполнить предписанное и засвидетельствовать бедствия, которые обрушатся на нас. У нас нет выбора.

Барент снова скрестил руки на груди и сардонически улыбнулся.

— И кто же из нас Антихрист, Джеймс? Саттер безумным взглядом обвел лица присутствующих.

— Помоги мне. Господи, — взмолился он. — Не знаю. Я отдал ему на служение свою душу, но я не знаю.

Тони Хэрод резко отстранился от стола.

— Ну, это уже слишком! Я выхожу из Игры.

— Оставайся на месте, — приказал Кеплер. — Никто не выйдет отсюда, пока мы не примем решение. Вилли откинулся на спинку кресла.

— У меня есть предложение, — проронил он.

— Мы слушаем. — Барент спокойно встретил взгляд немца.

— Предлагаю завершить нашу шахматную партию, герр Барент.

Кеплер остановился и посмотрел сначала на Вилли, а затем на Барента.

— Шахматную партию? — переспросил он. — Что это за шахматная партия?

— Да, — подхватил Тони Хэрод. — Что за шахматная партия? — Он прикрыл глаза и отчетливо вспомнил свое собственное лицо, вырезанное на фигурке из слоновой кости.

Барент улыбнулся.

— Мы с мистером Борденом уже несколько месяцев ведем шахматную партию, обмениваясь ходами по почте... Совершенно безобидное развлечение.

— Боже милостивый! — выдохнул Кеплер.

— Аминь, — сказал Саттер, поглядев на всех мутными глазами — Несколько месяцев? — повторил Хэрод. — Вы хотите сказать, что все происходящее... Траск, Хейнс, Колбен . А вы, значит, все это время просто играли в шахматы ?

Джимми Уэйн Саттер издал какой-то странный звук — нечто среднее между отрыжкой и смешком.

— И если кто поклоняется зверю или его образу и имеет его знак на своем челе, тот изопьет чашу гнева Господня, — пробормотал он. — И будет мучим огнем и серой в присутствии святых ангелов и Агнца, — Саттер снова издал странный звук. — И он сделает так, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет иметь знак на правой руке или на челе... и число его будет шестьсот шестьдесят шесть.

— Заткнись, — спокойно отрезал Вилли. — Герр Барент, вы согласны? Партия почти завершена, осталось лишь доиграть ее. Если я выиграю, мы расширим... состязание... до более крупных масштабов. Если победа будет за вами, я смирюсь с настоящим положением вещей.

— Мы остановились на 35-м ходу, — напомнил Барент. — И ваше положение было не слишком... э-э... завидным.

— Да, — ухмыльнулся Вилли. — Но я готов продолжить. Мы не будем разыгрывать новую партию.

— А если игра завершится вничью? — спросил Барент.

Вилли пожал плечами.

— Тогда победа будет присуждена вам. Я выигрываю лишь вчистую.

Барент кинул взгляд в окно на всполох молнии.

— Не обращайте внимания на этот бред! — вскричал Кеплер. — Он же просто сумасшедший.

— Заткнитесь, Джозеф. — Барент повернулся к Вилли. — О'кей. Мы закончим партию. Будем играть теми фигурами, что имеются в наличии?

— Я более чем приветствую это. — Вилли широко улыбнулся, продемонстрировав идеальную работу стоматолога. — Спустимся вниз?

— Да, — кивнул Барент. — Через минуту. — Он взял наушники, прислушался, затем произнес в маленький микрофон:

— Барент на связи. Выведите одну из бригад на берег и моментально покончите с евреем. Понятно? Хорошо. — Он положил наушники на стол. — Все готово.

Хэрод ватными ногами последовал за всеми к лифту. Саттер, шедший впереди него, внезапно споткнулся, повернулся и схватил Тони за руку.

— Ив эти дни люди станут искать смерти, и не найдут ее, — страстно прошептал преподобный ему прямо в лицо. — Они будут искать смерти, но та будет бежать от них.

— Отвали, — бросил Хэрод, высвобождая руку. Все пятеро молча спустились вниз.

Глава 31

Мелани

Я помню пикники, которые мы устраивали в окрестностях Вены, — эти заросшие соснами холмы, луга с полевыми цветами и открытый «Пежо», Вилли возле какого-нибудь ручья или в другом живописном месте. Когда Вилли снимал свою дурацкую коричневую рубашку и портупею, он являл собой образец изысканности в этих шелковых летних костюмах и широкополой белой шляпе, подаренной ему одним из актеров кабаре. До Бад Ишля, до предательства Нины, я испытывала наслаждение только от того, что нахожусь в обществе двух таких красивых людей. Нинина красота в те предвоенные годы достигла своего расцвета, и хотя мы обе были уже в том возрасте, когда нас нельзя считать девушками, а по сегодняшним меркам — даже молодыми женщинами, один вид голубоглазой восторженной Нины заставлял меня чувствовать себя молодой и вести себя, как юное существо.

Теперь я понимаю, что их измена в Бад Ишле даже в большей мере, чем измена Нины с моим Чарлзом стала поворотным пунктом, после которого я начала стареть, в то время как Нина продолжала оставаться молодой. В каком-то смысле все эти годы Нина и Вилли питались моей энергией, кровью, Способностью.

Теперь настала пора все это прекратить.

Во вторую ночь моего странного бдения с Нининой негритянкой я решила положить конец ожиданию. Я не сомневалась в том, что даже если я удалю цветную со сцены, Вилли сможет подсказать мне, где находится Нина.

Признаюсь, внимание мое было рассеяно. Несмотря на то что я ощущала, как ко мне возвращаются юность и бодрость, пока паралич продолжал медленно ослаблять свою хватку, моя способность контролировать членов «семейства» и остальных явно снижалась. Глядя глазами мисс Сьюэлл на то, как удаляются Дженсен Лугар, мужчина по имени Сол и еще трое, я сообщила негритянке: «Они забрали твоего еврея».