За мгновение до того, как фаза быстрого сна запустила механизм его видений, Сол Ласки очнулся. Он вобрал в себя сотни биографий, собранных Симоном Визенталем, — целый каталог гипнотически впитанных личностей, но в сновидениях, на которые он себя обрек, регулярно повторялась лишь дюжина. Он не видел их лиц, хотя провел многие часы в Яд-Вашеме и Лохам-Хагетаоте, глядя на их фотографии. Просто он смотрел их глазами, обозревая картины их жизни, и для него вновь становились реальностью бараки, колючая проволока и изможденные лица.

И сейчас, лежа в каменной нише на скале острова Долменн, Сол Ласки понял, что на самом деле он никогда и не покидал эти лагеря смерти. Более того, они оказались единственным местом на Земле, где он чувствовал себя абсолютно естественно.

Балансируя на грани сна и бодрствования, он знал, чьи сны привидятся ему этой ночью, — Шалома Кржацека, человека, чью внешность и биографию он выучил наизусть, хотя теперь некоторые даты и подробности утонули в тумане истинных воспоминаний. Сол никогда не был в Варшавском гетто, но теперь же он видел его каждую ночь — толпы людей, бегущих под автоматным огнем к канализационным трубам, ползущих в потоках экскрементов по черным сужающимся проходам, одновременно посылая проклятья и молясь, чтобы впереди никто не умер и не закупорил путь... Сотни перепуганных мужчин и женщин, проталкивающихся в арийскую канализационную систему, проходящую под стенами и колючей проволокой. Кржацек выводил своего девятилетнего внука Леона, а сверху на них лились экскременты немцев и плавали вокруг, в то время как уровень воды все поднимался, грозя задушить и затопить их... Наконец впереди показался просвет, но позади Кржацека уже никого не было — он выполз один под лучи арийского солнца и, развернувшись, заставил себя вновь вернуться в трубу, по которой полз две недели. Вернуться, чтобы отыскать Леона.

Зная, что это приснится ему с самого начала, Сол смирился и заснул.

Глава 27

Остров Долменн

Воскресенье, 14 июня 1981 г.

Тони Хэрод наблюдал за прибытием Вилли. За час до захода солнца реактивный самолет мягко опустился на взлетную дорожку, расчерченную тенями высоких дубов. В конце взлетной полосы, в маленьком терминале с кондиционерами собрались Барент, Саттер и Кеплер. Хэрод почему-то засомневался, что Вилли окажется в самолете, и чуть не раскрыл от изумления рот, когда в терминале возникли фигуры Тома Рэйнольдса, Дженсена Лугара и самого Вилли Бордена.

Остальные, похоже, отнеслись к этому совершенно спокойно. Джозеф Кеплер принялся знакомить всех, словно сам был старым другом Вилли. Джимми Уэйн Саттер поклонился и загадочно улыбнулся, пожимая ему руку. Лишь Хэрод продолжал стоять, выпучив глаза, пока Вилли, обратившись к нему, не усмехнулся:

— Вот видишь, друг мой Тони, остров — это и есть рай...

Барент более чем любезно поздоровался с Вилли и дипломатично взял продюсера под локоток. На Вилли был вечерний костюм — фрак и черный галстук.

— Как же долго ждали мы этого удовольствия! — улыбнулся Барент, не выпуская руки Вилли из своих ладоней.

— Да, воистину, — улыбнулся в ответ тот. Вся процессия двинулась к особняку в сопровождении картов для гольфа, подбиравших по дороге прислугу и телохранителей. Мария Чен, просияв, встретила Вилли в Главном зале и расцеловала его в обе щеки.

— Билл, как мы рады, что вы вернулись. Мы так скучали.

— Я тоже скучал по твоей красоте и проницательности, дорогая. — Вилли галантно поцеловал ей руку. — Если ты когда-нибудь устанешь от дурных манер Тони, пожалуйста, поразмысли над тем, чтобы стать моей сотрудницей, — и его выцветшие глаза озорно блеснули.

Мария Чен рассмеялась и сжала его руку.

— Надеюсь, скоро мы все снова начнем работать вместе, — сказала она.

— Возможно, даже очень скоро, — кивнул Вилли и, взяв ее под локоть, последовал за Барентом и остальными в столовую.

Обед превратился в настоящий банкет, длившийся до начала десятого. За столом присутствовало более двадцати человек — лишь Тони Хэрод взял с собой секретаршу, но затем, когда Барент встал из-за стола и направился в Игровую комнату в западном пустом крыле особняка, к нему присоединилось только четверо.

— Мы ведь не сейчас начинаем? — осведомился Хэрод с некоторой тревогой. Он не имел ни малейшего представления, сможет ли использовать ту женщину, привезенную из Саванны, остальных же суррогатов он и вовсе не видел.

— Нет, пока нет, — ответил Барент. — Мы по традиции обсуждаем в Игровой комнате дела клуба и лишь после этого выбираем объектов для вечерней Игры.

Хэрод огляделся. Помещение выглядело впечатляюще — напоминало одновременно библиотеку, английский викторианский клуб и кабинет: две стены с балконами и лестницами были заставлены стеллажами с книгами, вокруг — мягкие кожаные кресла с настольными лампами, посередине бильярдный стол, у дальней стены — массивный круглый зеленый стол, освещенный единственным светильником. Пять кожаных кресел, окружавших его, утопали в тени.

Барент дотронулся до кнопки на скрытой панели, и тяжелые шторы бесшумно поползли вверх, открывая тридцатифутовое окно, выходящее в залитый светом сад, и длинный, мерцающий японскими фонариками коридор Дубовой аллеи, Хэрод не сомневался, что стекло было непроницаемым с внешней стороны и, уж конечно, пуленепробиваемым.

Барент поднял руку ладонью вверх, словно демонстрируя помещение и открывающийся из окна вид Вилли Бордену. Продюсер равнодушно кивнул и опустился в ближайшее кресло. Верхний свет превратил его лицо в морщинистую маску, оставляя глаза в тени.

— Очень мило, — произнес он. — Чье это кресло?

— Э-э... было... мистера Траска, — ответил Барент. — Но вполне логично, что теперь оно станет вашим.

Саттер указал Хэроду на его место, и все расселись вокруг стола. Хэрод опустился в старое роскошное кресло, сложил руки на зеленом сукне столешницы и подумал о трупе Чарлза Колбена, которым три дня питались рыбы, прежде чем они обнаружили его в темных водах реки Шилькилл.

— Неплохой клуб, — заметил он. — А что мы будем делать сейчас — заучивать наизусть тайную клятву или петь песни?

Барент снисходительно усмехнулся и оглядел присутствующих.

— 27-я ежегодная сессия Клуба Островитян считается открытой, — объявил он. — Остались ли у нас старые нерешенные дела? — Молчание было ему ответом. — Тогда перейдем к тому, чем нам предстоит заняться сегодня.

— А будут ли еще пленарные заседания, на которых можно обсуждать насущные вопросы? — осведомился Вилли.

— Конечно, — ответил Кеплер. — В течение этой недели любой человек в любое время может созвать сессию, естественно, за исключением тех моментов, когда будет идти Игра.

— Тогда я приберегу свои вопросы до следующей сессии. — Вилли улыбнулся Баренту, и его зубы блеснули в резком верхнем свете. — Я должен не забывать, что я тут новенький, и вести себя соответственно своему положению, не так ли?

— Вовсе нет, — возразил Барент. — Здесь, за столом, мы все равны. — Он впервые пристально посмотрел на Хэрода. — Если на сегодня новых дел нет, готовы ли вы совершить экскурсию к суррогатам и сделать свой выбор?

Хэрод кивнул.

— Я бы хотел использовать одного из своих людей, — сказал Вилли.

Кеплер слегка нахмурился.

— Билл, я не знаю... то есть ты, конечно, можешь, если хочешь, но мы стараемся не пользоваться нашими... э-э... постоянными людьми. Шансов выиграть пять вечеров подряд э-э... очень мало, и нам не хотелось бы кого-нибудь обижать или уезжать отсюда с неприятными чувствами из-за того, что кто-то лишен ценного источника.

— Да, я понимаю, — кивнул Вилли, — и все же я бы предпочел использовать одного из своих. Это ведь разрешено?

— Конечно, — подтвердил Саттер, — но если он останется в живых сегодня, он должен быть осмотрен и отправлен в загон к остальным.

— Согласен. — Вилли снова улыбнулся, отчего еще больше усугубилось впечатление, будто говорит безглазый череп. — Как мило, что вы идете на уступки старику. Ну что ж, осмотрим загоны и выберем фигуры на сегодня?