ГЛАВА 2

Джулианна

Два года спустя

Свадьба должна быть радостным событием, праздником, когда две души объединяются. Сошлись в святом браке. Связанные клятвами - любить и лелеять.

Я всегда представляла себе что-то романтическое. Пышная свадьба, самое красивое и дорогое платье, шикарные каблуки, которым позавидовали бы многие невесты, прекрасная фата, которая затмит все остальные фаты, и мой прекрасный принц - моя маленькая сказка.

Но это была всего лишь сказка. Фантазия. Красивая, но все же фантазия.

Потому что моя свадьба была ничем иным, как жестокой реальностью. За последние два года мы с Киллианом пересекались лишь дважды.

Один раз – в день нашей помолвки. В тот же день он бросил мне кольцо, так небрежно, так бессердечно.

А второй раз был вчера, когда я приехала на остров Роза-Мария.

Он едва удостоил меня взглядом, когда проходил мимо меня, чтобы поприветствовать моего отца. Как будто меня и не было. Как будто я не его будущая жена. Как будто мы не собирались пожениться меньше, чем через двадцать четыре часа.

Киллиан без единого слова напомнил мне, что Джулианна Романо забыта. Даже когда я была еще жива, мое существование превратилось в жизнь призрака.

Киллиан Спенсер был не просто жесток. Он был мстителен.

— Джулианна, — сказала Селена, привлекая мое внимание к ней. — Как насчет того, чтобы сменить свою черную вуаль…

— Нет. — Я посмотрела на двенадцатифутовую белую вуаль, которую она держала в руках; конец шлейфа был украшен кристаллами в тон моему свадебному платью.

Мои пальцы коснулись маленькой черной вуали, закрывающей только мое лицо. 

— Я не снимаю эту завесу и не заменяю ее другой. У меня была свадебная фата, сшитая на заказ, чтобы соответствовать этой.

— Да. Я знаю. — Селена вздохнула, как будто разговаривала с упрямым, своенравным ребенком. — Но тот, который ты сделала на заказ, черный. Пожалуйста, хотя бы на сегодня, откажись от черной вуали и надень белую, которую сшил для тебя твой отец.

— У нас был этот разговор слишком много раз за последние три недели, и мой ответ все тот же, Селена.

Я отказалась носить белую вуаль, потому что мое покаяние еще не закончилось. Это будет длиться вечность, но свадьба или нет, я не собиралась идти на компромисс со своим искуплением. Спасение пришло разными путями; отпущение грехов было разным для каждого человека. Но чтобы достичь этого, нужно было пойти на жертвы.

И я жертвовала своей белой фатой — своей идеальной свадьбой — только для того, чтобы вкусить остаток милосердия на своем языке.

Я указала на неоткрытую коробку, лежащую на кровати. 

— Принеси мне вуаль, которую я хочу.

— Твой отец будет разочарован. — Это была ее последняя попытка помочь изменить мое мнение, и она знала, что воспитание моего отца приведет к этому.

После смерти Грейслин я сделала все, о чем меня просил отец. Я была идеальной дочерью и жертвой моего отца в его гонке за большей властью.

Мой взгляд остановился на лице Селены, не дрогнув. 

— Я знаю.

— Люди будут говорить, — сказала она.

— Уже говорят, — невозмутимо ответила я.

— Ну, они будут говорить больше. Ни за что твой отец и Спенсеры не смогут снова утихомирить сплетни.

— Наша жизнь превратилась в насмешку, Селена. Еще несколько сплетен не помешают, и мне, честно говоря, все равно, когда я собираюсь выйти замуж за человека, который абсолютно ненавидит само мое существование.

— О, Джулианна. — Ее голос смягчился, и в нем прозвучала жалость, которую я ждала. Она была здесь всегда.

Селена была моим единственным другом, и ее жалость была единственной вещью, которую я не могла вынести. Я просто хотела, чтобы кто-нибудь посмотрел на меня как на Джулианну Романо.

Не осуждал, не жалел и не ненавидел.

Не как на девушку со шрамом, прячущуюся за вуалью.

Не как на убийцу Грейслин.

И уж точно не как женщина, которая разрушила жизнь Киллиана.

Я хотела снова быть Джулианной.

Девушкой с разбитым сердцем, девушкой, искупающей свои грехи, девушкой, которая выжила.

Не после аварии. Но девушкой, пережившей сплетни, жестокие слова, насмешки, холодные взгляды, бессердечную обиду и ненависть к себе.

Я сжала ее руку в своей, любуясь разницей между нами. Рука у нее была старая, немного морщинистая. Мозоли на кончиках ее пальцев свидетельствовали о рабочей руке, тогда как моя была бледной и гладкой. Молодой и без всякого опыта.

Я переплела свои пальцы с ее пальцами, подняла ее руку и прижалась губами к ее тыльной стороне. Простой жест уважения и любви.

 — Ты работаешь на моего отца, Селена. Но ты мой единственный друг и компаньон, — прошептала я. — Пожалуйста, хотя бы на сегодня… ты можешь быть просто моим другом, вместо того, чтобы следовать приказу моего отца? Ты не его марионетка, так что на этот раз просто встань на мою сторону?

— В том-то и дело, Джулианна. Я всегда на твоей стороне. Ты просто этого не видишь, потому что предпочитаешь верить, что все против тебя.

Моя грудь сжалась, когда она подошла к кровати и открыла коробку, обнажив заказанную мной черную фатиновую вуаль, сшитую по моему заказу. Шлейф длиной двенадцать футов был украшен кружевом и черными кристаллами Сваровски на конце.

Я взглянула в зеркало, когда Селена встала позади меня. Не говоря ни слова, она аккуратно закрепила фату сзади моего пучка. Мои длинные черные волосы были идеально уложены в локоны, спадающие по обе стороны лица, и элегантный пучок. На голове красовалась затейливая диадема из слоновой кости, которая передавалась по наследству в семье Спенсеров уже более века. Как только черная фата была уложена на место, Селена натянула ее спереди на лицо.

Это был идеальный контраст с моим свадебным платьем.

Мое белое платье было тяжелым бальным платьем от Ralph Lauren, сшитым на заказ. Тюль и кружевная ткань были покрыты более чем 200 000 белых кристаллов Сваровски. Платье было таким тяжелым, что я задавалась вопросом, как я буду идти по проходу в нем, отягощающем мое тело.

Только лучшее для свадьбы Романо и Спенсера, сказал мой будущий тесть.

Это было великолепно, модно и дорого – ничего общего с моими личными предпочтениями. Если бы у меня был выбор, я бы выбрала что-то более простое и элегантное — определенно менее тяжелое и блестящее.

Но все дело было в людях, папарацци и нашем имидже. Эта свадьба должна была быть необычной, особенной и не похожей на то, что кто-либо когда-либо видел.

Епископ Романо был одним из самых богатых людей в Соединенных Штатах, за исключением того, что только самые близкие ему люди действительно знали, чем занимается его бизнес.

Он общался с самыми богатыми политиками и бизнесменами. Его система поддержки простиралась далеко и широко, от полиции до врачей и адвокатов. То, что они делали за кулисами и под столами — ну, это было именно так, как они изображали в кино. Мой отец и люди, которых он окружал, были такими же коррумпированными, какими и были.

Уильям Спенсер, отец Киллиана, двенадцать лет назад занимал пост президента США два срока подряд. Он был единственной публичной фигурой, о которой все говорили — и хорошие, и уродливые, — но это означало, что его личная жизнь больше не была такой уж личной.

Ожидалось, что Киллиан будет баллотироваться в президенты — в один прекрасный день, достаточно скоро. Это был единственный возможный исход для сына Уильяма Спенсера. Я знала, что он работает над этим. Он помещал себя во внутренние круги политиков и там, где это имело значение, с тех пор, как ему исполнилось двадцать лет.

Этот брак был контрактом — идеальным союзом между Романо и Спенсером. Только так две семьи могли получить пользу друг от друга.

А я? Ну, я была побочным ущербом.

Селена встала передо мной, блокируя мое отражение и выводя меня из моих мыслей. 

— Ну вот, — пробормотала она сдавленным голосом. У нее были слезы на глазах. — Ты прекрасно выглядишь, Джулс.

Боль в груди вернулась с полной силой. Вкус страдания был горьким на моем языке, и стыд — его яд — полз под моей плотью.

Я могла слышать голос моей сестры эхом в моих ушах. Джулс, сказала бы она. Джулс, она бы плакала. Джулс, она бы рассмеялась.

— Ты… думаешь, она когда-нибудь простит меня? — прошептала я дрожащим голосом.

— Она уже это сделала, — сказала Селена. — Грейслин не держит зла, особенно на тебя. Ты та, кто еще не простила себя.

— И мой будущий муж, — добавила я.

Селена хмыкнула. 

— Его мнения не учитываются.

Мои губы дернулись, даже сквозь слезы. 

— Ты действительно ненавидишь его?

— Он заставил тебя плакать, моя драгоценная девочка. Конечно, я ненавижу его, и, пожалуйста, ради бога, не начинай плакать. Ты испортишь свою тушь!

Я рассмеялась, а затем притянула Селену к себе, чтобы обнять. 

— Спасибо, — выдохнула я. — Ты появилась в моей жизни, когда мне было пять лет. Ты позаботилась обо мне и Грейслин, хотя в этом не было необходимости. Обращалась с нами так, как будто мы были твоими собственными детьми.

Селена поцеловала меня в щеку.

 — Мне было очень приятно, Джулс.

В десять лет моя жизнь изменилась необратимо. Я больше всего нуждалась в матери, и Селена была рядом, поддерживая меня на каждом шагу, подбадривая маленькую девочку с разбитым сердцем.

Я проглотила слезы, всхлипнув. 

— Не могла бы ты передать мне мои таблетки, пожалуйста?

Селена протянула мне маленькую бутылочку, и я засунула таблетку в рот. Прошло три месяца с момента моего последнего приступа…

Я никак не могла пропустить свое лекарство. Не тогда, когда это было единственным, что удерживало меня от повторного рецидива.

— Поможешь мне подняться? — спросила я, хватая Селену за руку.

С ее помощью я встала на две ноги, но немного пошатнулась. Конечно, я снова могла ходить, но я хромала и все еще была нестабильна. Мой физиотерапевт сказал мне, что, хотя я и могу ходить, мои ноги всегда будут слабыми, и я всегда буду ходить слегка прихрамывая.