ГЛАВА 14

Грейсон - 17 лет (выпускной класс)

— Ты слишком напряжен, — говорит Оклинн, приближаясь с огоньком в глазах. Она протягивает мне стакан белого вина, и я неохотно беру его.

— Спасибо, — тихо бормочу я.

Сегодня пятидесятый день рождения дяди Бена, и мы пьем под присмотром родителей. Я не планировал употреблять алкоголь сегодня вечером. Но прямо сейчас, я думаю, мне это может понадобиться.

Я впервые посещаю «богатую» вечеринку, и она, мягко говоря, роскошная . Все одеты в свои самые дорогие костюмы и платья. Хрустальные люстры в центре бального зала придают всему залу царственную и роскошную атмосферу. Еда роскошная и в изобилии. Долгое время я едва мог позволить себе хотя бы раз поесть нормально с Наоми. Еды нам всегда было мало, так что мне еще предстоит привыкнуть видеть так много одновременно.

Все так… экстравагантно.

Тетя Навея приготовила для меня костюм от Армани, сшитый на заказ. В тот момент, когда я надел его, мне хотелось сорвать с себя тело. Моя кожа чешется от незнакомой ткани, и я чувствую себя в ней чужим. Как будто я ношу еще один слой кожи, чтобы скрыть то, что на самом деле находится под ним.

Мне здесь не место.

Я совершенно не на своем месте и знаю, что все гости это видят. Я чувствую на себе их взгляды, вероятно, ожидающие, когда моя поза изменится. Жду, чтобы увидеть, покажу ли я свое истинное лицо.

Дядя Бен и тетя Навея сделали все, чтобы я чувствовал себя с ними как дома, и я хочу быть здесь — чтобы отпраздновать с ним его день рождения. Провести этот момент со своей… семьей.

Поэтому, несмотря на то, что я знаю, что меня осуждают...

Несмотря на то, что я задыхаюсь, я отказываюсь ставить в неловкое положение дядю Бена или тетю Навею. Они хотят, чтобы я был здесь, поэтому я останусь, буду улыбаться и подыгрывать.

— Почему ты стоишь здесь, у окна? — спрашивает Оклинн, когда я молчу. Сегодня вечером она выпрямила свои темные вьющиеся волосы и надела черное жемчужное платье, подчеркивающее ее формы. Каблуки у нее слишком высокие, и удивительно, как она на них ходит и не спотыкается. — Ты выглядишь особенно одиноким, Грейсон.

Я пожимаю плечами в ответ. Оклинн — дочь близкого друга дяди Бена. Мы уже встречались несколько раз, когда они были у нас на ужине. На следующей неделе я пойду в Беркшир после года обучения на дому. Оклинн — студентка Беркшира, и она поможет мне с переходом, как назвал это дядя Бен.

Она кладет руку мне на плечо. 

— Хочешь пойти куда-нибудь еще? Мы можем выйти на улицу и подышать воздухом. — На ее губах играет застенчивая улыбка. — Мы можем прогуляться в саду.

Оклинн наклоняется ко мне, ее грудь касается моей. Она стоит на цыпочках, приближая наши лица. Ее дыхание коснулось моих губ. 

— Я могу показать тебе, как хорошо провести время. Я имею в виду, что тебе не будет так скучно, если нас будет только двое.

— Нет, — говорю я ей, мой голос резче, чем предполагалось.

Я делаю шаг назад, прежде чем ее губы коснутся моих. Она хмурится, когда я хватаю ее за руку, заставляя отпустить меня. Ее рука падает в сторону. Я откашливаюсь, сохраняя слова пассивными и добрыми, когда говорю снова. 

— Со мной все в порядке, но спасибо за предложение.

— У тебя есть девушка, о которой я не знаю? — В ее тоне звучит почти обвинение, а губы несчастно поджаты.

Золотые пряди волос и карие глаза мелькают перед моим взором.

Оклинн упомянула о девушке, и все, о чем я могу думать, это о девушке с печальными глазами, о той, которая часто посещает мои грезы наяву и горячие по ночам.

Жаль, что я не спросил ее настоящее имя.

Мне бы хотелось, чтобы мы проводили больше времени вместе.

Мне бы хотелось, чтобы она попросила меня остаться подольше.

Я много раз возвращался в парк, ожидая возможности снова увидеть ее. Но она так и не вернулась. Я потерял ее прежде, чем смог ее найти.

И, возможно, мы никогда больше не встретимся…

Иногда я не сплю по ночам, гадая, где она, что делает… в порядке ли она, счастлива она или грустна. Если она сидит на другой скамейке, одинокая и трагически безнадежная.

Каким-то образом наши вымышленные имена подходили. Я очарован Златовлаской так же, как Джей Гэтсби был одержим Дейзи Бьюкенен.

Я знаю, что Дейзи — не ее настоящее имя, и в моей голове я не могу продолжать называть ее чем-то ненастоящим. Поэтому я дал ей прозвище. Что-то уникальное только для нее.

Златовласка.

— Ну так? — резко спрашивает Оклинн еще раз. Ее слова выдергивают меня из моих мыслей.

— Почему это имеет значение?

Она поднимает подбородок. 

— Потому что я хочу знать, есть ли у меня шанс. И я не хочу, чтобы мое сердце было привязано к мальчику, которого забрали.

Это справедливо, и я уважаю ее прозрачность. Поэтому я говорю ей половину правды. 

— Я не занят, но и твоего сердца я не стою.

— Есть ли кто-то, кто тебе интересен? — Она скрещивает руки на груди.

— Да, — тихо признаюсь я.

— Я ее знаю?

Я качаю головой в ответ.

— Она кто-то из нашего близкого круга?

Я снова качаю головой.

— Она знает, что ты интересуешься ею? Она тобой интересуется?

Я дергаю галстук, пытаясь ослабить его на шее. Эта штука ограничивает поток воздуха, и я не могу дышать. 

—Нет на оба твоих вопроса.

Оклинн на секунду замолкает и выглядит задумчивой. Затем она улыбается, ее жемчужно-белые зубы резко контрастируют с гладкой кожей цвета красного дерева. Она красивая, я не буду этого отрицать. Высокая, с пышными формами, с волосами, которые очень напоминают мне волосы Наоми. Но она не Златовласка.

Это не та девушка, которая перевязала мне руки. Она не та девушка из моего альбома для рисования.

— Тогда у меня еще есть шанс, — заявляет она с большой уверенностью.

— Нет, — невозмутимо отвечаю я, но Оклинн меня больше не слушает.

— Ты ей не интересен, Грейсон. Это ее поражение и моя победа. — Она подмигивает. — Ты мне нравишься. Я думаю, нам будет хорошо вместе.

Она уходит прежде, чем я смогу опровергнуть ее заявление. Проклятье.

Разочарованный, я делаю глоток вина.

Я нравлюсь Оклинн? Почему я ей нравлюсь? Потому что я теперь Грейсон Хейл?

Понравился бы я ей, если бы я все еще был тем Грейсоном, каким был раньше? Тот, с дырявой рубашкой вместо костюма от Армани. Забытый мальчик в приемной семье. Интересно, понравлюсь ли я ей тогда?

Могу поспорить, что нет.

Могу поспорить, что она даже не стала бы знать мое имя, если бы прошла мимо меня на улице. Я был бы просто еще одним несчастным неудачником — мальчиком, находящимся не на той стороне ее пути.

Оклинн меня не любит.

Ей нравится Грейсон Хейл.

И могу сказать с полной уверенностью.

Оклинн хорошая девушка, но мы несовместимы. Я не думаю, что мы когда-нибудь будем такими. И я не хочу, чтобы она цеплялась за надежду, что мы когда-нибудь сможем стать чем-то большим, чем просто друзьями.

— Когда ты стоишь здесь вот так, ты так сильно напоминаешь мне твоего дядю, когда мы были моложе. — Тетя Навея подходит ко мне, и разочарование исчезает с моего лица. Она кладет руку мне на спину, между лопаток. — Спасибо, что ты здесь, Грейсон, — говорит она мне, и в ее голосе звучит нечто большее, чем просто признательность. Я также слышу доброту и ласку.

Я молча киваю ей в ответ. Я не знаю, что на это сказать. Разве я не должен быть тем, кто ее благодарит? Я делаю еще один глоток вина, все еще глядя в окно.

Она гладит меня по спине. 

— Мы бы не стали умолять тебя остаться прямо сейчас, если ты хочешь.

Моя голова поворачивается к ней. 

— Вы бы не стали? — Я прячу гримасу, когда мой тон звучит слишком обнадеживающе. Но тетя Навея не обижается. Она просто улыбается.

— Если хочешь, ты можешь вернуться сейчас. Я уже сказала Роджеру отвезти тебя домой. Он ждет тебя снаружи, в машине. — Роджер — наш шофер.

— Как… — Я замолкаю, сглатывая. — Как ты узнала, что я хочу уйти?

— Мы просто знаем.

Мы? Мой взгляд скользит по дяде Бену. Он с кем-то разговаривает, но словно чувствует, что я наблюдаю за ним. Его внимание на наносекунду переключается на меня, и он коротко, но намеренно кивает.

— Так вы не будете возражать, если я уйду прямо сейчас? Разве люди не будут говорить?

— Нет, ты сделал свою часть работы, и этого более чем достаточно, Грейсон. — Она поднимает руку и поправляет мне воротник моей рубашки. — В любом случае, люди всегда найдут повод поговорить. Ты не можешь позволить этому навредить тебе.

Я снова сглатываю. 

— Спасибо.

— Иди, — произносит она, давая мне последний толчок сделать именно это. —  Беги, пока кто-то тебя не прервал.

Черт, я не жду, пока она скажет мне снова. Я убираюсь отсюда и не останавливаюсь, пока не выхожу на улицу и шум вечеринки не заглушается.

Воздух больше не кажется душным.

Мой галстук больше не душит меня.

Наконец-то я снова могу дышать.

***

Я слушаю, как учитель английского языка знакомит нас с романом Келли Риммер «То, что мы не можем сказать», который мы будем изучать в этом году. Двойная история, рассказанная с точки зрения раздираемой войной Польши в 1942 году и в наши дни. 

— Две временные линии переплетаются воедино, чтобы сплотить их как семью и позволить, наконец, услышать правду, — объясняет учительница Кортес. Она переходит к следующему слайду PowerPoint, давая нам краткое расписание на первый месяц семестра.

— Первую неделю мы будем проводить исследование нового романа, и я разделю вас на группы для обсуждения глав. На второй неделе у вас будет групповая презентация, и это будет ваше первое отмеченное задание. И ваше первое эссе должно быть готово в конце сентября. Это класс AP, рабочая нагрузка очень большая, и если вы чувствуете, что отстаете, вам нужно как можно скорее сообщить мне об этом. Не ждите дня до назначенного срока и не говорите мне, что у вас проблемы с курсовой работой. Никаких отсрочек я давать не буду, если только это не будет абсолютно необходимо, и вам нужно сообщить мне об этом заранее. Я ясно выразилась?

Раздается хор «да», прежде чем класс снова замолкает.