Корди Стампф, очевидно, поставившая целью ее удивить, кивнула:

– Вы имеете в виду Руссо, Вольтера и всю эту компанию?

– Именно. – Элинор вспомнила, как тетя Вини учила ее тридцать лет назад: «Нельзя недооценивать людей». – Вы читали…, я имею в виду, вы знаете их произведения? Корди рассмеялась еще громче:

– Что вы, дорогая! У меня хватает времени только на юмористические журналы. Нет, Элинор, конечно, я их не читала. Просто Берт – это мой второй муж – хотел стать образованным и заказал целую Британскую энциклопедию. А с ней и другую серию… «Великие книги», кажется. Знаете ее?

Элинор кивнула.

– Так вот, у этих «Великих книг» на обложке написано, кто из этих типов когда жил и все такое. Потом мы с Хови заклеивали этими обложками окна.

Элинор опять кивнула, вспомнив, что еще ей говорила тетя Бини тридцать лет назад: «И нельзя переоценивать».

Внезапно дорога резко пошла под уклон, и их глазам открылась панорама того, что должно было быть западным побережьем Большого острова Гавайи. На западе в сизой дымке расстилался Тихий океан. Элинор показалось, что на севере она видит какие-то огни.

Впереди показалась развилка. На север показывал знак с надписью «Ваймеа».

– Нам на юг, – сказала Корди Стампф.

На побережье было намного теплее. Элинор поняла, как холодно было на Конной Тропе, только когда ветер с гор на прощание дохнул им в спину. По шоссе №19 они выехали к Вайколоа и направились вдоль берега навстречу огням первого из прибрежных курортов. Ощущение тропиков вернулось с запахом моря и хорошо уже различимым сквозь шум мотора грохотом прибоя.

Движения на дороге в этот час почти не было, но даже редкие машины после безлюдья Конной Тропы казались признаком цивилизации. Элинор думала, что этот район более населен, но, кроме огней Ваймеа в тридцати милях от них и редких домов Вайколоа, других населенных пунктов не было видно. Прожекторы освещали границы лавовых полей, и, подъехав ближе, путешественницы начали различать надписи. Слова и целые предложения были выложены белыми коралловыми обломками на черной лаве. В основном обычные подростковые излияния – «ДОН И ЕГО КРОШКА», «ПОЛА ЛЮБИТ МАРКА», «ПРИВЕТ ОТ ТЕРРИ», но Элинор не нашла здесь обычных непристойностей, словно трудный поиск подходящих обломков кораллов заставлял пишущих задуматься. Много было приветствий:

«АЛОХА ТАРА! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ГЛЕНН И МАРСИ!», «ДЭВИД ПРИВЕТСТВУЕТ ДОНА И ПАТТИ. МАХАЛО ЛАЙМЕНАМ!» – и Элинор поймала себя на том, что ищет собственное имя, ожидая приветствия от этой радушной земли.

Сами курорты оставались невидимыми, проявляясь на шоссе только отблесками света, запертыми воротами и тропинками, проложенными к морю сквозь залежи лавы. По пути на юг они проехали Вайколоа, куда направлялся толстяк электронщик, потом, после десяти миль пустынного шоссе, залитый светом Кона-Вилледж и, наконец, аэропорт Кеахоле, над которым виднелись яркие огни.

– Самолеты садятся, – заметила Корди Стампф.

Элинор, погруженная в свои мысли, начисто забыла о ее присутствии и едва не подпрыгнула, услышав ее голос.

– Должно быть, аэропорт уже открыли, – сказала она, поглядев на звезды вверху. – Наверное, пепел отнесло к югу.

– Или в этом самолете летят пассажиры поважнее нас, – усмехнулась Корди. – Для больших людей можно и отменить правила.

Элинор нахмурилась, но ничего не сказала. В нескольких милях от аэропорта на западе показались огни Калуа-Кона. Въехав в город, она нашла всего одну бензоколонку, на которой, к ее удивлению, не оказалось самообслуживания. Заспанный рабочий залил ей бак, и она еще больше удивилась, когда он сказал ей, что уже полночь. На то, чтобы проехать восемьдесят миль от Хило, у нее ушло почти три часа.

– Далеко до Мауна-Пеле? – спросила она рабочего-гавайца, почти ожидая, что в ответ он изречет что-то вроде: «Вы не должны туда ехать» – как в старом добром «Доме ужасов Хаммера».

Вместо этого гаваец буркнул, даже не отрываясь от помпы:

– Двадцать две мили. С вас семь пятьдесят пять.

За Коной дорога стала более коварной, скалы круто обрывались к морю, а небо снова заволокли тучи.

– О Господи, – вздохнула Корди, – а до этого райского местечка не так-то легко добраться.

– Может, нам лучше было бы остаться в Хило с остальными? – сказала Элинор, борясь с дремотой. – Пускай бы они отвезли нас завтра. – Она поглядела на часы. – Вернее, сегодня.

Корди в темноте покачала головой:

– Вот еще! Мне полагается семь дней и шесть ночей, включая сегодняшнюю, и я не собираюсь ее терять.

Элинор улыбнулась. К востоку, где в тумане угадывалась громада Мауна-Лоа, тянулись пологие холмы. За тучами едва просвечивало оранжевое зарево извержения. К югу от Коны, казалось, не было ничего, кроме скалистых отрогов и лавовых полей. Даже выложенные кораллами надписи исчезли, сделав поля аха темнее и мрачнее.

Миль через двадцать дорога отошла от прибрежных скал на пару миль в глубь острова. На черном асфальте шоссе, сливающемся с чернотой лавы вокруг, выделялась только белая разделительная полоса.

– Как вам здесь? Не похоже на Средний Запад? – обратилась Элинор к своей спутнице, чтобы человеческим голосом развеять ощущение жути, навалившееся на нее. От долгого пути у нее заболела голова.

– Да, в Иллинойсе я такого не видела, – согласилась Корди Стампф. – И в Огайо тоже. Хотя у вас в Оберлине очень мило.

– Вы там бывали?

– У моего предпоследнего мужа были какие-то дела с вашим колледжем. Когда он сбежал с танцовщицей из Лас-Вегаса, мне пришлось взять дела на себя, и я тоже к вам ездила.

– А какие у него были дела?

– О, что-то насчет макулатуры… Смотрите, что это там?

Впереди они увидели каменную стену с воротами и будкой охранника в виде гавайской хижины. Все это освещалось десятком газовых фонарей. Большие медные буквы на стене возвещали: «МАУНА-ПЕЛЕ». Почему-то Элинор вспомнился «Парк Юрского периода».

– Нашли. – Корди откинулась на сиденье и пригладила рукой свои гладкие волосы.

Из будки, от которой к воротам тянулась толстая цепь, вышел заспанный охранник.

– Алоха, – сказал он. – Чем могу служить?

– У нас заказаны места в Мауна-Пеле. – Элинор поглядела на часы. Было 12.30 ночи.

Охранник кивнул и достал из кармана какой-то список:

– Ваши фамилии, пожалуйста.

Элинор назвала их фамилии со странным чувством, что она и эта странная, почти незнакомая женщина в домашнем халате – старые подруги и путешествуют вместе. Она отнесла это чувство к обычным последствиям путешествия. Она любила путешествовать, но в первые дни вне дома ей всегда было не по себе.

– Добро пожаловать, – сказал охранник, сверившись со списком. – Мы думали, что все, кто прилетел вечером, остались в Хило. – Он снял с ворот цепь, которая с лязгом упала на дорогу. – Езжайте по этой дороге. Она не очень хорошая из-за строительных работ, но ближе к Большому Хале станет лучше. Никуда не сворачивайте…, впрочем, в худшем случае вы упретесь в будку строителей. Машину можете оставить в «порт-кошер»…, это в двух милях отсюда…, они ее припаркуют.

– А что такое Большой Хале? – спросила Элинор.

Охранник улыбнулся:

– «Хале» означает «дом». В Мауна-Пеле двести обычных хале – это как тростниковые хижины, только комфортабельнее, – но Большой Хале представляет собой семиэтажное здание с магазинами, столовой и конференц-залом. Там больше трехсот комнат.

– Спасибо, – сказала Элинор. – Махало. Охранник кивнул и отошел в сторону, давая им заехать. В зеркало Элинор увидела, как он снова закрывает ворота на цепь.

– А что такое «порт-кошер»? – спросила Корди.

Года примерно в три Элинор начала панически бояться задавать глупые вопросы. С тех пор она самостоятельно искала ответы в книгах и подозревала, что от этого и пошла ее научная карьера. Она в очередной раз позавидовала способности Корди напрямик спрашивать о вещах, которых не понимаешь.