Глава 1

Дрейвен

– Что ты делаешь?

– Господи, мама! – рычу я, разворачиваясь и прижимая руку к сердцу, чтобы сердито посмотреть на нее. Или, во всяком случае, на ее фигуру. – Ты доведешь монстра до сердечного приступа, если будешь вот так подкрадываться ко мне.

– Я никуда не подкрадывалась, Дрейвен Ашер Вудберн, – говорит она таким же тоном.

Но я не могу ее сейчас видеть. Потому что сейчас полдень, а я в это время ничего не вижу, после несчастного случая, который превратил меня в чертово ходячее, говорящее уродливое шоу ростом в семь футов (~213 см), в комплекте с голубовато-стальными волосами, рогами и хвостом. Но когда-то я был нормальным ребенком. Возможно, это было двадцать лет назад, но ни один бывший ребенок, воспитывавшийся в аду, никогда не забудет этот тон или сопутствующую ему позу. Ну, знаете, руки на бедрах, поджатые губы, адский огонь в глазах? Да, вот этот.

– Может быть, ты бы услышал, что я приближаюсь, если бы не высунул голову так далеко из окна, для того чтобы рискнуть и выпасть из него.

– Мне не грозила опасность упасть, – протестую я.

Она фыркает, то, что она не верит – совершенно очевидно.

Я предпочитаю игнорировать ее... в основном потому, что она права. Не то чтобы я ей это говорил. В конце концов, поворот – это честная игра. Она наняла горничную, даже не предупредив меня об этом. По ее словам, она старая и слабая, и ей нужна помощь в поддержании порядка в нашем родовом доме в Кричащем Лесу. Конечно, это огромное и изолированное от остальной части сонного маленького городка, когда-то известного как «Лесной Ручей», и у мамы болит спина, но она не была слабой ни дня в своей жизни. Она что-то замышляет, и я бы очень хотел знать, что именно.

Что бы это ни было, я подозреваю, что это имеет прямое отношение к женщине, которая вторглась в наш дом два дня назад. Далия Сэвидж. Она пахнет жасмином и звучит как солнечный свет. И она напевает себе под нос, пока работает. За последние два дня я видел ее лишь мельком – по умолчанию, конечно, – и все же я нахожу ее очаровательной. Прошло много времени с тех пор, как в нашем доме появлялись незнакомые люди.

Когда ты возвышаешься над всеми остальными, трудно скрыть тот факт, что ты, черт возьми, не нормальный. Спрятать рога тоже непросто. А хвост? Ты когда-нибудь пробовал засунуть этого ублюдка в брюки? Это чертовски неудобно. Эта чертова штука волочится за мной, как... ладно, забудь об этом. Дело в том, что я перестал проводить время в обществе людей, когда люди начали понимать, что я не просто милый маленький ребенок в костюме.

Теперь Далия здесь, и я отчаянно хочу ее увидеть. Но, как я уже сказал, я частично слепой. Двадцать лет назад доктор Карлофф непреднамеренно отравил пунш на нашей вечеринке в честь Хэллоуина. Это был ужасный несчастный случай, но последствия были чертовски трагичными. За одну ночь сыворотка превратила нас из обычных людей в кошмары наяву. Теперь наш город полон орков и огров, зомби и людей-невидимок. Мне было всего девять, когда я выпил пунш, одетый для Хэллоуина как маленький дьявольский зверь. Когда выросли рога и хвост, моя способность видеть больше, чем формы и тени при дневном свете, исчезла. Мое ночное зрение обострилось. Теперь я живу во тьме; мой мир сузился до часов между закатом и рассветом.

Подходящий для монстра, я полагаю.

– Ты должен перестать пялиться на нее из тени и представиться, Дрейвен, – отчитывает меня мама. – Ты не можешь прятаться от нее вечно. Теперь она здесь живет.

– Нет, – рычу я, топая к своему столу.

Это ровно в четырех шагах от окна. Я тянусь к черной тени стула, хватаюсь за нее рукой, чтобы притянуть к себе.

– У меня есть работа, которую нужно сделать. Может быть, в другой раз.

Несмотря на мои ограничения, я успешный разработчик видеоигр. Я создал миллионы крафтовых игр, которые смотрят на мир по-другому. Они пользуются бешеным успехом. Я тоже. По доверенности, мой агент занимается оформлением документов и любыми личными встречами. Он на вес золота. Благодаря его работе, насколько известно миру, я просто миллионер-затворник, который яростно охраняет свою частную жизнь.

– Дрейвен, – вздыхает мама. – Будь благоразумен.

– Я веду себя совершенно разумно. Это ты наняла ее. Разбирайся с ней сама.

Даже сам себе я кажусь угрюмым ослом, но уже слишком поздно брать свои слова обратно. Кроме того, бедная девочка даже не представляет, во что она вляпалась! Что касается мамы, то во мне нет ничего необычного, за исключением того, что я избегаю людей, как чумы.

Большинство горожан сбежали после произошедшего, и оставили Кричащий Лес монстрам. Но в последнее время люди потихоньку начали возвращаться. У нас – первоклассная недвижимость, красивый маленький городок, в котором слишком много всего, что можно предложить, чтобы позволить нескольким маленьким старым монстрам стоять на пути прогресса.

Это все забавы и игры, пока кого-нибудь не продадут науке.

– Я ничего подобного не сделаю, – говорит мама.

– Прошу прощения?

– Я сказала, что не сделаю ничего подобного, Дрейвен. С этого момента она будет получать от тебя указания, или вообще их не будет получать, – фыркает мама.

Ах, черт возьми, все к черту; теперь я знаю, что облажался. Потому что у мамы взъерошены перья, и она несет какую-то чушь. Я не могу давать распоряжения Далии. Она с криком убежит в ночь, как только увидит меня. Я имею в виду, по меркам монстров, я не отвратителен. Я часто пользуюсь своим домашним тренажерным залом, получая много пользы, и это заметно. Но невозможно скрыть, что я скорее зверь, чем человек.

Пожалуйста, вымой полы, они выглядят немного тусклыми. Я обещаю не есть тебя, если ты сама этого не захочешь, сладкая моя. Это ведь не совсем слетает с языка, не так ли?

Да что б меня. Съесть ее? Кто сказал что-нибудь о том, чтобы съесть ее?

«Твой член», – шепчет тихий голос. – «Ты же знаешь, что думал об этом».

Маленький голосок не ошибается, черт возьми. Разве не поэтому я слонялся вокруг, пытаясь хоть мельком увидеть ее? Услышать ее? Попытаться еще раз вдохнуть ее опьяняющий аромат? Потому что она заставляет мой гребаный член болеть? Я даже не знаю, как она выглядит, но меня... влечет к ней. Очарован ею. Заинтересован ею.

Она очаровательная, деловая женщина, которая бормочет и ворчит столько же, сколько смеется и фальшиво поет во время работы. Я отчаянно хочу знать, что она говорит. И я хочу, чтобы она была рядом, а не срывалась бежать в поисках безопасности.

– Я не отдаю ей распоряжения, мама, – рычу я.

«Нет, если только я не прикажу ей скакать на моем члене, пока она не начнет выкрикивать мое имя». Я не произношу эту часть вслух. Очевидно. Мы с мамой, может быть, и близки, но не настолько.

– Хорошо, тогда она просто будет бродить по дому, потеряется, будет открывать первые попавшиеся двери, натыкаясь на случайные комнаты, – поет мама, она замолкает. – Ты знаешь, что этот дом – настоящий лабиринт. Кто знает, во что она вляпается? Если ты не хочешь, чтобы она прикасалась к твоим драгоценным вещам, тебе просто придется самому давать ей инструкции. Видит бог, ты никогда не подпускал меня ни к чему из них.

– Черт возьми.

Я хмуро смотрю в сторону двери, более чем когда-либо уверенный, что мама замышляет что-то недоброе. Что ж, я не буду играть ей на руку. Нет. Чего бы она ни собиралась достичь этим, этого не произойдет. Мне все равно, что найдет Далия. Здесь нет ничего, чем стоило бы рисковать…

Я мысленно возвращаюсь к закутку, спрятанному за двумя пыльными томами в библиотеке. В маленькой металлической коробочке, спрятанной за этими книгами, там хранятся мои самые ценные вещи, вещи, которые я никогда не смогу заменить. Что, если Далия найдет их? Выбросит их?

Я вскакиваю на ноги, мой хвост рассекает воздух, как щелчок кнута. Стул откатывается назад, натыкаясь на стол. Я не обращаю внимание на звон дребезжащих безделушек, возбужденно расхаживая кругами.

Конечно, она не стала бы просто выбрасывать мои вещи. У них есть ценность.

«Для тебя», – рычу я про себя. ‒ «Они имеют ценность только для тебя». Для любого другого они не более чем мусор, детские безделушки, за которые не стал бы цепляться тридцатилетний человек моего положения. Значит, с этим покончено. Я просто проберусь в библиотеку, пока Далия занята, возьму свои вещи и ускользну.

Она даже не заметит меня.

Иисус Христос. Почему я чувствую себя морским котиком, который пробирается в чертову цитадель террористов? А, точно. Потому что вся кровь в моем чрезмерно большом теле находится в моем члене, и я не разговаривал ни с одной женщиной... ну, вообще-то, никогда. Если меня увидят, это будет катастрофа.

Смирись с этим, лютик. Не то чтобы она кусалась.