– Это мощное заявление само по себе, – говорит она, удивляя меня. – Но если вы оставляете своих жертв беспомощными, вынужденными делать только тот выбор, который вы им предоставляете, тогда на самом деле они не свободны выбирать, не так ли?
Я разжимаю руки. Пальцы скользят по коленям. Я забрался ей под кожу. Я вижу это по тому, как она прикасается к пальцу, сгорая от желания прикоснуться к маленькой нитке.
– Очень похоже на наши сеансы, – говорю я.
Она хмурится.
– Что вы имеете в виду?
Я поднимаю руки и трясу цепями.
– Если бы мы были на равных и могли честно выражать свои мысли, то мои ответы могли бы быть другими. – Я внимательно смотрю на нее. – И, я уверен, ваши вопросы были бы совсем другими.
Она замирает, и, если бы я моргнул, то мог пропустить, как ее руки слегка дрогнули. Я не отрываю взгляд от ее лица. Мы предназначены друг для друга – и никакие цепи, прутья и охрана не могут этому помешать.
На этот раз она прерывает контакт первой и смотрит на настенные часы.
– На сегодня хватит.
Меня охватывает разочарование. Где тот воинственный психолог? Куда делась ее решимость заставить меня взглянуть на мир ее глазами? Доктор Нобл – нарциссистка. Весь прошлый год я изучал ее и разрабатывал стратегию поведения с женщиной, с которой даже не встречался.
С резким выдохом я избавляюсь от нарастающего гнева. Завтра.
Нас ждет еще множество «завтра».