Мика повернулся к ней, изучая ее лицо, вероятно, в поисках лжи.

— Значит, тебя нашел твой отец?

— Только через пару часов, когда уже взошло солнце. Он вернулся к бабушке после отключения электричества той ночью, а поскольку во всех комнатах было темно, думал, что я легла спать. Я слышала, как подъехала машина, и позвала его, но он не услышал меня из-за шторма. Последствия той ночи разрушили все мои иллюзии о жизни, и я всегда буду благодарна за это. Мне давно пора было вырасти из своих глупых детских грез.

— Мечтать не вредно, Дарси. — Он поднес руку к ее щеке, смахивая слезу, о которой она и не подозревала. — Я бы поцеловал ее, но не хочу, чтобы ты меня ударила.

Звук ее имени, сорвавшийся с его губ, вызвал в ее груди что-то странное, но приятное.

— И я бы так сделала. — Она оттолкнула его, хотя и более игриво, чем хотела. Разговор с ним был похож на интенсивный сеанс терапии, и ее гнев, казалось, улетучился вместе с рассказом.

— Что произошло после несчастного случая, который привел к разрушению твоих иллюзий об идеальной жизни? Когда я целовал тебя прошлой ночью, ты наслаждалась этим, пока я не коснулся твоего шрама. Кто-то ранил тебя гораздо сильнее, чем та лошадь.

Теперь, когда плотина была прорвана, слова продолжали беспрепятственно литься из нее.

— В ту ночь в голову приходили самые странные мысли. Я никогда больше не увижу, как бабочки порхают вокруг бабушкиных цветов, и не услышу, как она играет на пианино «Танцовщицу из музыкальной шкатулки», хотя она уже умерла, и это было само собой разумеющимся. Я злилась, что до сих пор не попробовала манго, не съездила на Гавайи или в Австралию, не испытала оргазма, кроме как от собственной руки. Господи, даже не верится, что я это сказала. — Горький смех рассек утренний воздух, как стекло, когда она посмотрела внутрь себя. — Что спасло меня выжить до следующего дня так это тот факт, что у меня был мой Соловей — мужчина, с которым планировала провести всю свою жизнь. Это было так глупо, потому что, оглядываясь назад, я понимаю, что наши отношения были совершенно односторонними.

Думаю, он любил футбол и свой телефон больше, чем меня. По крайней мере, он навещал меня в больнице. Конечно, он был счастлив, что я выжила, и нежно обнимал, когда увидел. Однако по мере моего выздоровления он хотел только одного — заниматься сексом. Когда я, наконец, сдалась, хотя мне все еще было больно, а ноги слабыми, как только его рука случайно коснулась моей спины, он эпическим образом потерял всякий интерес.

Он придумал какое-то неубедительное оправдание, что ему нужно рано вставать, и оставил меня там, в кровати, слишком ошеломленную, чтобы вымолвить хоть слово. Через пару дней позвонила моя подруга и спросила, почему она видела его с языком, наполовину проникшим в горло какой-то женщины в клубе. Я никогда в жизни не чувствовала себя так глупо. Даже не попрощалась. Он изменил меня, и ненавижу то, что позволила ему это. Но я смирилась с этим. Теперь сосредоточена на написание книг, чтобы изменить мир или хотя бы ситуацию к лучшему.

Черт бы побрал ее глупый болтливый рот.