Танцуя, я пробираюсь через столики, останавливаясь то здесь, то там, чтобы позволить засунуть мне наличные в шортики или подвязки. Я играю, как могу, и пытаюсь скрыть тот факт, что все мое внимание сосредоточено на светловолосой голове в углу, но к тому времени, когда я оказываюсь рядом с его столиком, моя цель становится очевидной.

То есть, очевидной для всех, кроме него.

Этот проклятый телефон.

Я сажусь перед ним, выхватываю телефон из его рук и засовываю за пояс шорт. Его глаза устремляются к моим, и мне приходится прикусить губу, чтобы не рассмеяться от того, каким раздраженным он выглядит. Я помню этот взгляд. Раньше он так хорошо был мне знаком.

Невероятно интересно наблюдать за мириадами эмоций, отражающихся на его лице.

Сначала появляется злость. Он уже почти пытается забрать свой телефон, когда в шоке сканирует мое лицо, и у него отвисает челюсть. Я поджимаю губы, пытаясь скрыть улыбку, и склоняю голову набок, ожидая его реакции. Опустив руки на бедра, немного выдвигаю таз вперед. Предлагая. Можешь вернуть телефон, если возьмешь его сам.

Однако он не предпринимает ни единой попытки. Вместо этого его губы изгибаются в мальчишеской улыбке, и он медленно качает головой.

— Саванна?

Я едва его слышу сквозь музыку и вопли толпы, но подмигиваю и сокращаю расстояние между нами, становясь между его расставленных ног и кладя руки ему на плечи. Наклоняюсь вперед и вторгаюсь в его личное пространство, гордясь тем, как он удивленно втягивает воздух, а затем подношу губы к его уху и шепчу.

— Привет, пиписька.

Он смеется, его дыхание окутывает мою ключицу. Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы ослепить его насмешливой улыбкой, прежде чем положить ладони ему на грудь и с силой толкнуть в кресло. Его глаза широко распахиваются, а рот приоткрывается от вздоха. Я грубо провожу руками вниз по его груди и вверх по плечам, затем выгибаю бровь.

— Ты качался, Купер? — выкрикиваю я сквозь музыку и сжимаю его бицепс.

Уголки его губ снова приподнимаются в кривоватой ухмылке, и от этого желудок переворачивается сам собой, так что я делаю то, что мне нужно, чтобы вернуть себе преимущество. Закусываю губу, провожу ладонями по его мускулистым бедрам и напеваю ему на ухо:

— Как насчет танца, здоровяк?

Леви выглядит испуганным, пока я поворачиваюсь к нему спиной, и мне требуется все самообладание, чтобы не расхохотаться. Поднимаю голову, чтобы найти Бобби, и обнаруживаю, что он проследовал за мной. Сейчас он стоит через два столика со скрещенными руками и устрашающим выражением лица. Он такой хороший вышибала. Я слегка улыбаюсь ему, затем снова сосредотачиваюсь на Леви.

Обычно я не берусь за танцы на коленях. Меня смущает такая близость к посетителям, а Мак достаточно классная, чтобы позволить мне подавать выпивку, когда все остальные работают с толпой. Но в тот момент, когда я опускаю свою задницу на колени Леви, и мое имя слетает с его губ предупреждающим рыком, я рада, что делаю для него исключение.

— Саванна.

Его низкий и угрожающий тенор полностью расходится с голосом мальчика из моих воспоминаний, но упрек, прозвучавший в моем имени, наполняет меня ностальгическим ликованием.

У меня прямо голова идет кругом от того, что я снова раздражаю Леви Купера.

— Да, Леви? — напевно спрашиваю я, когда трусь о него.

Впиваюсь кончиками пальцев над его коленями, где упираюсь руками, и чувствую, как напрягаются его мышцы. От этого моя улыбка становится шире, и я покачиваю бедрами, так что моя задница едва задевает промежность его штанов. Двигаюсь, скорее, понарошку, — единственное место, где мы явно соприкасаемся, это там, где я упираюсь руками в его ноги для устойчивости, — но что-то в этой близости заставляет мое сердце биться чаще.

Больше он ничего не говорит. Просто сидит неподвижно, прямой, как доска, пока я двигаюсь над ним, и, посмотрев вниз, рядом с его боком я вижу сжатую в кулак руку, будто ему требуются все силы, чтобы не оттолкнуть меня от себя. Не знаю, забавляет меня это или расстраивает, но я все равно выпрямляюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

Его челюсть сжата, ноздри раздуваются, он не отрывает от меня глаз, пока я сажусь на него сверху. Друзья Леви улюлюкают и кричат, как стая шимпанзе в зоопарке, но мы не отводим взгляда друг от друга. Я хватаю его руки и кладу их себе на талию, затем жду несколько секунд, давая ему достаточно времени, чтобы убрать их. Я вызывающе выгибаю бровь, и когда его пальцы вжимаются в мою плоть, ухмыляюсь.

Бросаю быстрый взгляд на Бобби, чтобы дать ему понять, что я все еще в порядке, затем переплетаю пальцы сзади его шеи и начинаю вращать бедрами, опускаясь вниз по телу Леви, а затем снова поднимаясь. Я практически тычусь сиськами ему в лицо, но он не отводит взгляда. Ни разу не взглянув на мою грудь. Я покусываю губы, соблазнительно их облизываю, хватаюсь за груди и слегка их приподнимаю. Единственная реакция, которую я от него получаю, — это обжигающий взгляд и легкое подергивание уголков губ.

Если честно, это что-то вроде убийства моего эго.

Мышцы бедер горят от того, что я нависаю над ним, и по припеву, доносящемуся из динамиков, могу сказать, что мой последний трек почти закончился, поэтому на финальном куплете я опускаюсь на колени Леви. В его груди зарождается рык, отчего кожу покалывает. Ободренная, я снова начинаю двигать бедрами, но резко останавливаюсь, когда чувствую его под собой.

Теперь настала очередь Леви ухмыляться.

Потому что у него стояк. Большой и твердый, судя по ощущению.

Могу только представить, как нелепо должна выглядеть стриптизерша, замершая посреди танца на коленях из-за стояка посетителя, и я выхожу из ступора только тогда, когда Леви вызывающе вскидывает бровь. Эта бровь — ее абсолютное коварство — возбуждает меня больше, чем любой мужчина.

Сжимаю губы, чтобы не рассмеяться, и смотрю на его лицо, когда снова начинаю двигаться, на этот раз сохраняя полный контакт. Я катаюсь на его бедрах, прижимаясь к эрекции, и его горло сжимается, когда он с трудом сглатывает. То, как подпрыгивает его кадык, заставляет мое дыхание участиться, но, кроме этой крошечной реакции, он не показывает мне ничего другого. Его зрачки расширены, а точка пульса на шее трепещет так быстро, что я ее вижу, но его руки твердо остаются там, куда я их положила, а его тело неподвижно, как статуя.

В последней отчаянной попытке выиграть, казалось бы, одностороннюю игру, в которую я ввязалась, убираю руки с его плеч и касаюсь ими бретелек лифчика. Подцепив их указательными пальцами, провожу вверх и вниз, делая очевидным свои следующие действия, и парни вокруг нас сходят с ума. При моей готовности остаться топлесс, отовсюду доносятся свист, аплодисменты и непристойные комментарии.

— Саванна, — предупреждающе рычит Леви.

Я прикусываю губу и спускаю одну бретельку по руке.

Кто-то из толпы что-то кричит о моих сиськах, и Леви впервые отводит от меня взгляд с тех пор, как я начала свой «танец». Он смотрит в сторону голоса с угрожающим и смертоносным выражением, а когда оглядывается на меня, его челюсть сжимается по совершенно новой причине. Он качает головой один раз. Это быстрое, почти резкое движение.

— Не смей, — командует он, и по моему позвоночнику пробегает дрожь.

Я спускаю другую бретельку, и его пальцы на моей талии сжимаются, останавливая движение моих бедер. Его глаза мечутся от моего лица к моей груди, к окружающей нас толпе и обратно. Он выглядит таким защитником и собственником, что это охренительно сексуально.

Никогда не думала, что назову Леви Купера сексуальным, но вот мы здесь.

Я завожу руки за спину и тянусь к застежке бюстгальтера.

— Сав, — совершенно дико рычит он.

Застежка расстегнута, и я шевелю плечами, чтобы сбросить лифчик, как раз в тот момент, когда Леви хватает меня в объятия и прижимает к своей груди, заслоняя от толпы.

И тут разверзается ад.

Кто-то берет шею Леви в захват, — Бобби, — а другой вышибала оттаскивает меня от него. Судя по татуированным рукам, это Рыжий.

— Бобби, нет! — кричу я, вырываясь из хватки Рыжего. — Рыжий, отпусти меня. Немедленно!

Рыжий ставит меня на ноги, а Бобби ослабляет хватку на Леви, наклоняет голову в сторону, глядя на меня, и какое-то время я думаю, что все хорошо, но потом Леви ведет себя как тупица и отводит локоть назад, попадая Бобби прямо в щеку.

— Проклятье, Леви! — кричу я, когда Бобби хватает Леви за шею и утыкает его лицом в стол.

Идиот Леви вырывается и брыкается. Бобби настоящий шкаф. Зачем пытаться идти против него? Даже друзья Леви отступили от потасовки на гигантский шаг. Какие же они друзья, раз позволяют своему приятелю вот так извиваться, но я их не виню. Я бы не хотела иметь дело с Бобби. Кажется, Леви этого не понимает.

— Перестань с ним драться! — Я топаю ногой в слабой попытке привлечь его внимание. — Хочешь, чтобы тебя убили?

— Надень проклятый лифчик, — кричит Леви, его слова звучат немного искажено из-за того, что его лицо прижато к столешнице.

Я смотрю вниз. Похоже, я все-таки потеряла лифчик, и теперь стою только в паре крохотных пэстис в форме цветочков (прим.: пэстис — декоративные накладки на соски). Уперев руки в бедра, я сердито смотрю на Леви.

— Я не подчиняюсь твоим приказам, Леви Купер.

— Перестань вести себя как негодница, Саванна. Надень е*аный лифчик.

Я слегка ухмыляюсь, услышав бранное слово, слетевшее с губ Леви. Раньше он всегда был таким святошей. Я сквернословила, только чтобы доставить ему неудобство, но он выдал ругательство, как ни в чем не бывало. Бобби чуть сильнее вжимает Леви в стол, и Леви кряхтит.

— Слово за тобой, Викс, — говорит Бобби, оставляя мне решать, что мы будем делать с извивающимся на столе идиотом. Я вздыхаю и закатываю глаза.

— Посади его в изолятор, — говорю я, качая головой. — Я скоро приду туда.