3

В этот день Межконтинентальный мост был открыт, и мы присоединились к толпе, которая тянулась из Талии в Эфрику. Второй раз в своей жизни я переправлялся по Межконтинентальному мосту: год назад – это казалось так давно – я шел здесь, направляясь в Роум.

Для Пилигримов есть два пути из Эйроп в Ерслем. Идя северным путем, надо пересекать Темные земли восточной Талии, садиться на паром в Стамбуле и идти по западному побережью континента Эйзи в Ерслем. Я бы предпочел именно этот путь, ибо, познакомившись со многими великими городами мира, я никогда не был в Стамбуле. Но Олмейн там уже побывала, когда проводила исследования в свою бытность Летописцем, и ей город не понравился. Поэтому мы и пошли южным путем – через Межконтинентальный мост вдоль берега великого озера Средизем, через Эгапт и пустыню Аобау в Ерслем.

Истинный Пилигрим всегда передвигается пешим ходом. Но это не очень нравилось Олмейн, и она бесстыдно навязывалась тем, кто имел какой-либо транспорт. Уже на второй день нашего путешествия она упросила богатого купца, который направлялся к побережью, подвести нас. У него и в мыслях не было пускать в свой роскошный экипаж кого бы то ни было, но он не смог устоять перед глубоким музыкальным чувствительным голосом Олмейн, хотя и исходил этот голос из-под маски Пилигрима.

Купец путешествовал в роскоши. Для него словно не произошло никакого нашествия на Землю, и не было упадка за последние столетия Третьего Цикла.

Управляемый им наземный экипаж был длиной в четыре человеческих роста, а по ширине в нем могли комфортабельно разместиться пять человек. Внутри пассажир чувствовал себя удобно, как в утробе матери. Установленные в нем несколько экранов при включении показывали, что происходит снаружи.

Температура здесь никогда не отклоняется от заданной. Краны подавали прохладительные и крепкие напитки. Можно было получить любые пищевые таблетки, амортизирующие диваны предохраняли пассажиров от дорожной тряски. Около главного сидения стояла подставка с мыслешлемом, но я так и не мог понять: вез ли купец с собой законсервированный мозг для памяти о городах, которые он проезжал.

Это был пышный, крупный человек явно любящий свою плоть. Кожа у него была оливкового цвета, волосы густые и черные. Глаза темные, взгляд внимательный и проницательный. Как мы узнали, он торговал продуктами из других миров. Сейчас он ехал в Марсей, чтобы ознакомиться с грузом галлюциногенных насекомых, только что прибывших с одной из дальних планет.

– Вам нравится моя машина? – вопрошал он, видя, как мы с восторгом все разглядываем.

Олмейн вперила свой взгляд в толстое покрывало, отороченное парчой с бриллиантами. Она была явно изумлена.

– Она принадлежала Графу Перриша, – продолжал он. – Да-да, именно Графу. Вы знаете, его дворец превратили в музей.

– Знаю, – сказала Олмейн.

– Это была его колесница. Ее должны были поставить в музей тоже, но я перекупил ее у одного жулика-завоевателя. Вы ведь не знали, что и у них водятся жулики, а?

От звучного хохота купца чувствительное покрывало на стенах машины свернулось в кольцо.

– Это был мальчик-приятель Прокуратора. Да-да, у них тоже есть такие.

Он искал корешки, которые растут на одной планете в созвездии Рыб. Корешки эти усиливают мужскую потенцию. Он узнал, что я единственный поставщик этих корешков на Земле, и мы с ним заключили сделку. Конечно, машину нужно было слегка переделать. Граф держал четверых ньютеров, которые питали двигатель своим метаболизмом. Ну, знаете, какая-то разница температур… конечно, это прекрасный способ передвижения, если ты имеешь возможности Графа, ведь для него в год требуется слишком много нейтрализованных, и я подумал, что это не для моего статуса. Кроме того, могли быть неприятности с завоевателями. Поэтому я снял кабину для ньютеров и поставил стандартный мощный двигатель. Вам повезло, что вы попали сюда. Но это только потому, что вы Пилигримы. Обычно я никого не беру: люди завистливы, а завистливые люди опасны. Но вас двоих послала мне Воля. Вы направляетесь в Ерслем?

– Да, – кивнула Олмейн.

– Я тоже когда-нибудь посещу его, но не сейчас. Нет, спасибо, не сейчас. – Он самодовольно похлопал себя по животу. – Конечно, я туда пойду, когда мне понадобится. И это угодно Воле. А вы давно стали Пилигримами?

– Нет, – ответила Олмейн.

– Многие после завоевания стали Пилигримами. Я их не виню. Каждый по-своему приспосабливается к изменяющимся временам. Послушайте, а у вас есть эти маленькие камни, которые получают Пилигримы?

– Да, – ответила Олмейн.

– Можно мне взглянуть? Меня они всегда привлекали. Был один торговец из Мира Черных звезд – такой тощий подонок с кожей, как жидкая смола, так он предложил пять квинталов [около пятидесяти килограммов] этих камней. Сказал, что они настоящие, что дают настоящее общение – такое, как у Пилигримов. Я отказался, я не собираюсь дурачить Волю. Некоторые вещи нельзя делать даже ради прибыли. Но потом я подумал, что нужно было взять один камень как сувенир. Я никогда его не касался. – Он протянул руку Олмейн. – Можно взглянуть?

– Нам не позволено давать звездный камень кому-либо в руки, – сказал я.

– Я никому не скажу, что вы мне позволили.

– Это запрещено.

– Послушайте, здесь же никого нет, это самое уединенное место на Земле и…

– Простите, но то, что вы просите, невозможно.

Его лицо потемнело. Но купец, уступив сопротивлению, оставил свои попытки.

Моя рука скользнула в карман, и я ощутил холодную поверхность звездного камня, который мне дали перед началом паломничества. Касание дало слабое ощущение единения-транса и я вздрогнул от удовольствия. Я поклялся себе, что он не тронет камень.

Мы ехали дальше к Марсею.

Купец не был приятным человеком, но он старался не обижать нас и порой даже вызывал у меня некоторую симпатию. Олмейн, которая большую часть жизни провела в уединении в Зале Летописцев, воспринимала его с большим раздражением, меня же долгие годы блужданий сделали терпимее к людям. Конечно, нам обоим было смешно, когда он хвастался своим богатством и влиянием, рассказывал о женщинах, которые ждали его на многих планетах, перечислял мастеров гильдий, которые искали его совета, бахвалился своей дружбой с бывшими Властителями. Он большей частью говорил о себе и редко приставал к нам с расспросами, за что мы были ему благодарны. Лишь однажды он спросил, почему это мужчина и женщина Пилигримы путешествуют вместе, подразумевая, что мы любовники. Мы признали, что это не совсем обычно, и перевели разговор на другую тему. Его догадки ничего для меня не значили и, я полагаю, для Олмейн тоже. На нас висел груз более серьезных грехов, чем тот, в котором он нас подозревал.

Казалось, что нашего купца совсем не выбило из колеи поражение родной планеты: он был богат, как и прежде, жил в таком же комфорте и ездил куда хотел. Но даже его иногда раздражали завоеватели. Это мы поняли, когда однажды ночью вблизи Марселя нас остановили на контрольном пункте.

Глаза сканеров засекли нас, дали сигнал обтекателям, и золотистая паутина протянулась через дорогу.

Датчики машины уловили опасность, и машина мгновенно остановилась. На экранах было видно с десяток бледных человеческих фигур.

– Бандиты? – спросила Олмейн.

– Хуже, – ответил Купец. – Предатели.

Он скривился и повернулся к переговорному рожку.

– В чем дело?

– Выходите для проверки.

– По чьему приказу?

– Прокуратора Марсея, – был ответ.

Это было тяжело осознавать – человеческие существа работают как дорожные агенты завоевателей. Однако люди вынуждены были наниматься к ним на службу. Это становилось неизбежным, поскольку многие остались без работы, как например, Защитники.

Купец начал сложную процедуру по откупориванию своей машины. Лицо его исказилось от ярости, но он ничего не мог поделать, чтобы избавиться от паутины:

– Я вооружен, – прошептал он нам. – Сидите тут и ничего не бойтесь.