– Обещайте мне, что вы не будете ее беспокоить, – сказал я.

Уголок его рта дернулся, он готов был сердито ответить, но сдержался.

– Ты неправильно судишь обо мне, старик. Я буду уважать законы гостеприимства. Будь добр, возьми вина.

Я протянул руку в нишу и получил еще одну фляжку. Это было крепкое красное вино – не такое, как золотистое в Роуме. Я налил вина, мы выпили.

Фляжка скоро опустела. Через несколько мгновений вошла Олмейн. Она сменила свою одежду. Раньше на ней было дневное платье темного оттенка из грубой ткани, а теперь она надела алое платье, закрепленное на груди. Оно подчеркивало все достоинства ее фигуры. Меня удивило, что пупок ее был открыт. Ее соблазнительность привела в волнение даже меня.

Она произнесла благосклонно:

– Твоя просьба удовлетворена. Ты будешь под моим попечительством.

Сегодня же ты подвергнешься испытаниям. – В ее глазах вдруг появилась лукавая искорка. – Больше всего, чтобы ты знал, недоволен мой муж. Но неудовольствия моего мужа не следует бояться. Пойдемте со мной оба.

Она протянула руки и взяла нас с Принцем за руки. Пальцы ее были прохладными. Я внутренне дрожал как в лихорадке, и удивленно думал, что ощутил этот призрак юности, даже не побывав в водах дома возрождения в святом Ерслеме.

– Пошли, – повторила Олмейн и повела нас к месту испытаний.

3

Так я попал в гильдию Летописцев.

Испытания были обязательными. Олмейн привела нас в другую комнату, где-то наверху башни. Ее стены украшали панели из редких пород дерева различных оттенков. Вокруг стояли скамьи, а в центре возвышалась спираль высотой с человека, исписанная буквами, такими мелкими, что их невозможно было прочитать. Полдюжины Летописцев сидели или стояли, прислонившись к стене. Они собрались явно из-за прихоти Олмейн, ибо не испытывали никакого интереса к старому обшарпанному Наблюдателю, которого она взялась опекать.

Мне дали мыслешлем. Скрипучий голос внутри задал мне с десяток вопросов, стараясь выявить типичные ответы и интересуясь деталями биографии. Я дал свои идентификационные данные в гильдии, чтобы они могли, войдя в контакт с местным мастером гильдии, проверить правдивость ответов и освободить меня от клятв. В обычное время невозможно было освободиться от клятв, которые давал Наблюдатель, однако теперь настали другие времена, и я знал, что моя гильдия сокрушена.

Через час все кончилось. Сама Олмейн набросила мне шаль на плечи.

– Вам дадут жилище около наших покоев, – сказала она. – Ты должен сменить одеяние Наблюдателя, а твой друг может остаться в одежде Пилигрима. Твое обучение начнется после испытательного периода. А пока ты имеешь полный доступ к цистернам памяти. Ты понимаешь, конечно, что пройдет лет десять или больше прежде, чем ты станешь полноправным членом гильдии.

– Понимаю, – ответил я.

– Теперь твое имя будет Томис, – сообщила мне Олмейн. – Но пока не Летописец Томис, а Томис из Летописцев. Это разные вещи. Твое прошлое имя недействительно.

Нам с Принцем отвели небольшую комнатку. Это было довольно скромное жилище, но там имелись приспособления для мытья, выходные отверстия для мыслешлемов и других информационных устройств и пищевая отдушина. Принц Энрик обошел комнату, ощупывая вещи, определяя, как они расположены.

Шкафы, кровати, стулья и другая мебель выдвигались из стен, когда он нажимал кнопки. Наконец он все изучил, нажал нужную кнопку, и из стены опустилась кровать, на которой он растянулся.

– Скажи мне одну вещь, Томис из Летописцев.

– Да?

– Удовлетвори любопытство, которое меня гложет. Как тебя звали в прошлой жизни? Или ты снова откажешь мне?

– Теперь это не имеет значения.

– Ты ведь не связан сейчас никакими клятвами.

– Это просто старая привычка, – пояснил я. – Долгое время мне было запрещено называть свое имя.

– Так скажи его сейчас.

– Вуэллиг, – назвался я.

В том, что я это сделал, проявилось какое-то странное чувство освобождения от прошлого. Мое прежнее имя, казалось, висело в воздухе около моих губ, носилось по комнате, как прекрасная птичка, выпущенная на свободу.

Я задрожал.

– Вуэллиг, – повторил я еще раз. – Меня звали Вуэллиг.

– Больше нет Вуэллига.

– Есть Томис из Летописцев.

Мы вдруг начали смеяться и смеялись до колик в животе. Слепой Принц вскочил на ноги и хлопал в знак дружбы меня по руке, мы непрерывно выкрикивали его и мое имя, как маленькие дети, которые внезапно обнаружили, как мало силы в словах, казавшихся им страшными.

Так я вошел в жизнь Летописцев.

Первое время я вообще не выходил из Зала Летописцев. Мои дни и ночи были полностью заняты. Принц, у которого было больше времени, тоже почти все время находился в здании, уходя только тогда, когда им овладевала тоска или ярость. Иногда с ним уходила Олмейн, чтобы ему не было одиноко в его темноте. Но я знаю, что иногда он покидал здание сам, с вызовом демонстрируя, что, даже слепой, он может передвигаться по городу.

Мои занятия состояли из трех основных процессов: первичная ориентация в истории, изучение обязанностей ученика, личные исследования.

Для меня не было неожиданностью, что я оказался намного старше других учеников. В большинстве своем это были дети взрослых Летописцев. Они глядели на меня с изумлением, не понимая, как такой старик может быть их товарищем по обучению.

Встречались, правда, и ученики, которые ощутили свое призвание в зрелом возрасте, но не нашлось ни одного моего ровесника.

Каждый день в течение некоторого времени мы изучали технику, с помощью которой Летописцы проникали в прошлое Земли. С широко открытыми глазами я ходил по лаборатории, где обрабатывали образцы грунта. Я видел детекторы, которые, установив время распада нескольких атомов, определяли возраст образцов. Я наблюдал, как многоцветные лучи превращали кусок дерева в пепел и таким образом раскрывали его секреты. Мы повсюду оставляем свои отпечатки – частицы света исходят от наших лиц, а поток фотонов разносит их повсюду. Летописцы собирают частицы, распределяют по категориям, фиксируют.

Однажды я вошел в комнату, где в голубой дымке фантасмагорически мелькали различные лица: исчезнувшие короли и мастера гильдий, пропавшие герцоги, герои древнейших времен. Я увидел, как техники с бесстрастными глазами извлекали историю из пригоршни пепла. Я видел влажные куски мусора, которые рассказывали о революциях и политических убийствах, об изменениях культуры, о падении нравов.

Затем меня поверхностно обучили технике полевых исследований. Меня познакомили с летописцами, которые с помощью вакуумных стержней проникали вглубь руин городов в Эфрике и Эйзи. Я участвовал в подводных поисках остатков цивилизаций исчезнувших Континентов. Группы Летописцев зашли в полупрозрачные подводные корабли каплевидной формы, похожие на куски зеленого желатина, и устремились в глубь Земного океана, к покрытым илом бывшим прериям. Фиолетовыми лучами они свернули эту грязь в поисках похороненных цивилизаций. Я видел, как собирали черепки, как откапывали тени, как собирали молекулярные фильмы. Группа настоящих героев раскопала в нижней Эфрике погодную машину с титановым основанием и извлекла ее из грунта.

После всего увиденного я проникся огромным уважением к гильдии, которую я выбрал. Те отдельные Летописцы, которых я раньше знал, казались мне напыщенными и высокомерными. Они не вызывали во мне симпатии. А теперь я увидел, что такие люди как Бэзил и Элегро, – рассеянные и безразличные к обычным человеческим заботам, предпринимали грандиозные попытки добыть из вечности наше блестящее прошлое. Эти исследования прежних времен помогали людям сохранить чувство собственного достоинства. Потеряв наше настоящее и будущее, мы должны были сосредоточить усилия на изучение прошлого.

В течение долгих дней я знакомился с трудом Летописцев на каждой ступени – от сбора пылинок в поле, их обработки и анализа в лаборатории до синтеза информации и ее расшифровки. Последним занимались самые старые члены гильдии. Мне удалось только одним глазом взглянуть на этих мудрецов.