12

ГАБРИЭЛЬ

Проходит еще несколько обычных, простых дней в поместье, и я чувствую, как колеблется моя решимость в отношении того, что я планировал с ним сделать. В моих ночных сообщениях от Джио не было никаких признаков того, что Игорь продолжает выслеживать нас, и хотя нутром я понимаю, что это лишь затишье перед бурей, трудно не позволить себе снова стать самодовольным.

Также трудно думать о серьезном поиске покупателей на поместье, когда я чувствую себя здесь спокойнее, чем когда-либо за долгое время.

Мой дом в Нью-Йорке принадлежал мне и Делайле, он был куплен вскоре после нашей свадьбы, еще до рождения Сесилии. Он полон воспоминаний - почти все хорошие. Конечно, мы ссорились, как и подобает нормальным супружеским парам, и первые дни с нашим первым ребенком были бессонными и часто напряженными, но годы, проведенные вместе в этом доме, были настолько счастливыми, что те несколько плохих моментов давно отошли на второй план. Даже спустя столько времени мне было трудно избавиться от своего горя. Трудно позволить себе исцелиться, даже когда я знаю, что это нормально и естественно, что мне нужно прожить свою жизнь вне тени этой потери. А присутствие Беллы, то, что я чувствую по отношению к ней и к тому, что мы сделали, только усугубляло чувство вины.

Но здесь, в поместье… мы с Делайлой ездили сюда всего несколько раз вместе. Подавляющее большинство моих воспоминаний здесь - о детстве, о родителях, о той части моей жизни, которая не связана с тем, что я был мужем и отцом. Несмотря на надвигающуюся угрозу Игоря, который, как я знаю, рано или поздно придет на зов, я не могу отделаться от ощущения, что могу здесь дышать. Это чувство, которого я не испытывал уже много лет, я даже не понимал, что мне его не хватает, пока мы не приехали.

Мне все еще нужно работать, проводить удаленные встречи, следить за электронной почтой и вести дела, даже находясь за океаном, но все равно кажется, что здесь у меня больше времени. Технически я более занят, с каждым днем все больше и больше вникаю в дела поместья, чтобы понять, что именно было сделано здесь за последние годы, но здесь время, кажется, движется в другом темпе. Но даже несмотря на эти обязанности, послеобеденные часы, когда я вырываюсь, чтобы сводить детей на озеро или на уроки верховой езды, неспешные ужины на светлой и солнечной кухне, вид на итальянскую деревню, раскинувшуюся вокруг нас, - все это заставляет меня чувствовать покой, о котором я и не подозревал.

Это заставляет меня задуматься, действительно ли я хочу продать его кому-то, кто будет рассматривать его не более чем товар. Не место, наполненное богатой историей моей семьи, а средство для зарабатывания денег и не более того.

Но, конечно, то, что я чувствую здесь, временно. Моя жизнь проходит в Нью-Йорке. Школа моих детей, их друзья, их жизнь - все это в Нью-Йорке. Как и жизнь Беллы.

Если в поместье я чувствую, что снова могу дышать, то мысль о ней заставляет меня чувствовать, что этот воздух высасывают из моих легких. Я хочу ее с такой яростью, о которой уже и забыл, что способен испытывать, а то, что произошло в библиотеке несколько дней назад, только усугубило это. Каждый раз, когда я вспоминаю об этом, меня охватывает смущение, я кончил в джинсы, как гребаный подросток, но вид ее, прижатой к полке, задыхающейся и стонущей, когда она кончает от этого, тоже выводит меня из равновесия.

Все, что связано с ней, заставляет меня чувствовать, что я на грани.

Она вписалась сюда так естественно. Как и тогда, когда она переехала в Нью-Йорке. Они с Агнес продвигаются по дому. Мои дети ее обожают. Хотя я знаю, что она все еще боится Игоря, она тоже процветает, и я это вижу. Она немного прибавила в весе, слишком худые края ее тела, оставшиеся после болезни, начинают смягчаться и наполняться. Ее оливковая кожа стала более загорелой, на переносице появились веснушки, и солнечные блики в ее каштановых волосах.

От одной мысли о ней я становлюсь наполовину твердым, пока еду в офис по продаже недвижимости, и мое тело пульсирует от напряженного желания вернуться в дом, затащить ее в ближайшую комнату и поглотить каждый ее дюйм.

И я не могу. Она напомнила мне об этом, когда мы оба еще задыхались в библиотеке.

Мы согласились.

Но я не знаю, остались ли те причины, по которым я согласился, прежними.

Я сказал ей, что не могу снова влюбиться. Что у меня слишком много багажа, слишком много горя из прошлого. Что я слишком боюсь потери, чтобы открыть свое сердце другой женщине. Но здесь... здесь все по-другому. Здесь я чувствую себя легче. Как будто я могу освободиться от оков прошлого. Как будто я могу надеяться на новое начало - такое, на которое надеялась Белла.

И моя реакция на то, что я увидел ее с этим проклятым мужчиной в магазине джелато, говорит мне о том, что в будущем мне будет чертовски трудно смириться с мыслью о том, что она может быть с кем-то еще. Увидев ее с другим мужчиной, даже если это к лучшему, я буду чувствовать себя так, словно меня разрывают на части изнутри. Меня поглощает ревность, на которую я не имею права.

Сколько бы я ни ходил по кругу, когда речь заходит о Белле, я никогда не могу найти решение.

Она занимает мои мысли почти весь день. После обеда я беру Сесилию и Дэнни на очередной урок верховой езды, вывожу их в другой загон, более просторный и позволяющий Сесилии иметь больше свободы действий, она прирожденная наездница, и я хочу это поощрить, и когда солнце начинает опускаться на небо, я вижу, как Белла переходит на бег.

Мое сердце мгновенно забилось в груди.

В этот раз она специально пришла сюда - это в стороне от ее обычного пути бега. Я вижу позади нее Альдо, один из других «Лэнд Роверов» припаркованных у флигеля, и заставляю себя не окидывать Беллу взглядом в совершенно неподобающей манере.

Но боже… она выглядит чертовски великолепно.

На ней обтягивающие джинсы и свободная черная футболка, которая каким-то образом умудряется обтягивать все нужные места, на ногах - пара сапог. Я задаюсь вопросом, не пришла ли она, чтобы взять у меня уроки верховой езды, и чувствую совершенно неудобную пульсацию при мысли о том, что лучше бы я учил ее ездить верхом.

Одна из многих вещей, которые мы не успели сделать. Одной ночи не хватило, чтобы сделать с ней все то, о чем я мечтал, и теперь мысль о том, как Белла сидит на мне верхом, оседлав мой член, а я смотрю на великолепные просторы ее тела, это всего лишь фантазия.

Фантазия блядь.

Белла подходит к перилам и прислоняется к ним. Я отстегиваю поводок от пони Дэнни и позволяю ему самостоятельно сделать несколько оборотов по загону. Он уже показал, что достаточно уверен в себе, но я не могу удержаться от излишней осторожности. Первый раз я сломал кость здесь, в поместье, когда был чуть старше его, когда меня сбросила испуганная лошадь.

— Белла попросила меня привезти ее сюда, — бодро говорит Альдо, ковыляя к загону. С тех пор как мы покинули Нью-Йорк, его походка стала медленнее, и это еще одна причина, по которой я рад, что мы приехали в поместье. Здесь от него требуется не так уж много, в поместье уже есть полноценный штат и все необходимые работники, и для него это был заслуженный отдых.

— Я подумала, что ты мог бы дать мне урок вождения на обратном пути — говорит Белла. Ее волосы собраны в хвост и развеваются на затылке, и мне приходится немедленно выкинуть из головы образ того, как она обматывает их вокруг своей руки.

Для мужчины, чья сексуальная жизнь была практически мертва в течение нескольких лет до встречи с Беллой, она вновь активизировала эту потребность таким образом, что ее едва можно контролировать, и это очень неудобно.

— Я могу пересесть на старую — говорит Альдо, опираясь на перила. — Так что ты сможешь обучить ее на автомате. Я отвезу детей обратно, когда они закончат.

Любой здравый смысл подсказывает мне, что оставаться с Беллой наедине - плохая идея, если у нас есть намерение придерживаться того, что мы подтвердили в библиотеке. Остаться с ней наедине в машине, в обширном поместье, где легко найти место, где нас никто не сможет поймать, - еще худшая идея. Но она улыбается, выражение ее лица обнадеживает, и уже одно это не позволяет мне отказать ей.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Мы закончим через несколько минут.

Через полчаса пони были распряжены и возвращены в сарай, а Альдо с детьми отправился обратно в особняк на старой машине, оставив нас с Беллой наедине.

— Готова? — Спрашиваю я, бросая ей ключи, и она кивает. На ее лице мелькает нервозность, но она открывает водительскую дверь нового «Лэнд Ровера» и забирается внутрь. — По ощущениям он будет немного отличаться от того, которому я учил тебя дома — говорю я ей, пока она заводит двигатель. — Эта машина больше, и она предназначена для более пересеченной местности, поэтому она будет управляться немного по-другому. Но у тебя все получится.

— Я с трудом заставила другую машину ехать — говорит она, нервно смеясь, и слова немного дрожат. — Но я хочу попробовать.

— Это главное. — Я пересаживаюсь на пассажирское сиденье и пристегиваю ремень безопасности. — Не стоит торопиться.

Я знаю, что Белла хочет именно независимости. Ощущения, что ей не нужно больше ни от кого зависеть. И в этом есть что-то от спешки. С каждым днем, когда над ней нависает угроза возмездия Игоря, ей нужны вещи, которые позволят ей почувствовать, что она может контролировать какую-то часть своей жизни.

У меня такое чувство, что именно так мы и оказались в библиотеке. С теми угрозами, которые нависли над ней со стороны Игоря, она мало что хотела бы контролировать больше, чем свое тело. Она сама выбирает, кому отдать его.

Я хочу быть тем, кому она его отдаст. Все мое тело напрягается при этой мысли, член мгновенно прижимается к ширинке джинсов, а я пытаюсь сосредоточиться на том, что Белла ведет машину, а не на настойчивой потребности, которая пульсирует во мне каждый раз, когда она оказывается рядом. В теплом салоне машины я чувствую запах ее шампуня и мыла, сладкий аромат ее кожи, и мне хочется зарыться лицом в ее волосы, в уголок ее шеи, в ее грудь, вдыхая ее. Я хочу, чтобы моя постель пахла ею, сладко и ароматно, и в одно мгновение моя эрекция превратилась из досадной в почти болезненную.