— Я устал, — сказал я, притворно зевнув. — Придется сыграть в другой раз.

Лучше всего дать им надежду. Девушки, у которых была надежда, не разговаривали. Не хотели упускать шанс провести со мной еще одну ночь. Головные боли были с девушками, у которых не было надежды. Я рано усвоил этот урок.

— Я могла бы сделать тебе массаж, — проворковала она, прижимаясь причудливо-твердыми сиськами к моей руке.

Не то чтобы мне не нравились крутые сиськи, но на секунду я задумался, каково это — сдаться, просто позволить себе отвлечься от постоянных воспоминаний о ней.

Однако, как только лицо Кеннеди всплыло в голове, я понял, что это никогда не сработает. Наряду со слепой паникой, которая охватывала изнутри, когда я думал о ее повторном появлении, мне также было больно.

Иметь под рукой что-то, чего ты хотел больше всего на свете, но не мог получить, было абсолютной гребаной пыткой.

— В следующий раз, — сказал ей, сверкнув своей самой очаровательной улыбкой. Это произвело желаемый эффект, как и всегда. Она моргнула, взгляд стал остекленевшим, словно я ввел ее в транс. — Увидимся позже, — продолжил я, высвобождаясь из хватки и уходя.

Медленно. На всякий случай, если резкие движения заставят ее броситься на меня.

— Позвони мне, — отчаянно захныкала она позади, очевидно, не помня, что я не спрашивал ее номер.

Я помахал через плечо, не оборачиваясь, так как это могло заставить захотеть вернуться к Кеннеди.

Чего не могло случиться.

Я забрался в грузовик, где Джек уже сидел на пассажирском сиденье с таким выражением лица, словно кто-то пнул его собаку. Мы ничего не говорили, даже когда Картер проскользнул внутрь, также успешно освободившись от «помощницы».

Только когда мы выехали на шоссе к высотному пентхаусу, который делили, Джек нарушил молчание:

— Это нехорошо, — фыркнул он, проводя руками по лицу.

— Гребанное преуменьшение века, капитан Очевидность, — прорычал Картер с заднего сиденья.

— Что же делать? Должны ли мы добиться ее увольнения? Кеннеди не может быть здесь, — выплевываю я, хотя мысль о том, что ее там нет, заставляла сердце биться чаще.

Мы держались на расстоянии с тех пор, как она попала в больницу пять лет назад. Казалось, у меня отрывают яйца вместе с душой... но так было лучше всего. Для нее. Для нас.

Я думал, это пройдет. Что боль в груди в конце концов однажды исчезнет. Я заставлял себя держаться от нее подальше, не встречаться, не проезжать мимо дерьмовой квартиры… притвориться, что Кеннеди не существует.

Но боль никуда не делась. Я загнал ее под поверхность, где та гноилась, возвращаясь к жизни в ту секунду, когда мы поняли, что она на арене.

— Мы не можем этого сделать, — пробормотал Джек, в голосе было то же смирение, что и в моей. — Просто должны держаться подальше.

— Это значит, что сегодняшняя ночь не может повториться, — отрезал Картер, встретившись со мной взглядом в зеркале заднего вида.

Я уставился на дорогу, поворачивая на съезд, который вел к дому. Сегодня я не смог сдержаться. Наблюдая, как они разговаривают с ней... флиртуют... пристают — мы не позволяли этого, когда Кеннеди была нашей.

Как я мог допустить это сейчас?

Я был разумным мужчиной во всем, кроме Кеннеди. Она открыла во мне безумие. Что я действительно хотел сделать, так это вонзить нож мужчине в глазное яблоко, перерезать горло, вырвать органы, пока они не разлетятся по полу, за то, что тот посмел прикоснуться к тому, что принадлежит мне.

Как уже сказал... Кеннеди открыла во мне безумие…

— От старых привычек трудно избавиться, — наконец протянул я, после того как понял, что думал о смерти мужчины слишком долго и забыл ответить.

Джек искоса посмотрел на меня, как будто мог читать мысли.

И, возможно, мог. Мы были друзьями так долго, что иногда казалось, что они знают обо мне все.

Конечно, когда-то я тоже испытывал такие чувства к Грейсону... и посмотрите, что случилось.

Я глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, пока не попал в дорожно-транспортное происшествие.

— Не думаю, что смогу остаться в стороне, — сказал Джек страдальческим голосом, хотя, казалось, из нас троих он делал все возможное.

— Какого хрена? — рявкнул Картер, ударив кулаком по сиденью рядом с собой. — Ты будешь держаться подальше. Мы потратили годы, чтобы обеспечить ее безопасность. И не собираемся упускать это сейчас.

За исключением того, что она все равно нашла бы нас... не так ли?

Разве это не значило что-то?

Мы больше ничего не сказали до конца поездки, Джек и Картер выпрыгнули из грузовика, словно тот загорелся, как только я заехал на подземную парковку.

Придурки.

Я остался в машине, пытаясь напомнить себе обо всех причинах, по которым мы остались в стороне — о годах тоски, ненависти к самим себе, которые пережили.

Но было не так просто, как раньше.

Ни в малейшей степени.

* * *

Я стоял под душем, обжигающая вода полосовала кожу ударами боли, пока пытался смыть это... чувство. Словно кожа была слишком натянута, как будто я могу сойти с ума, не прикоснувшись к ней.

Когда рука потянулась к члену, на меня тут же накатила слабость.

Она стояла передо мной на коленях, темные волосы покрывали грудь, сквозь них выглядывали розовые соски, кожа была скользкой от воды.

Словно все фантазии воплощались в жизнь.

Что, возможно, легко, потому что все фантазии, которые у меня появлялись с тех пор, как встретил ее, были о ней.

Она мило улыбнулась, прежде чем руки обхватили член, прикосновение было неуверенным и застенчивым. Что бы она подумала о пирсинге? Ее розовый язычок облизал нижнюю губу, прежде чем высунуться и лизнуть набухшую головку.

Кеннеди застонала, как будто я только что угостил ее мороженым, а яйца напряглись от этого звука.

Еще одно скольжение языка, ласкающего щелку, как кошка, ее руки скользят по моему члену, яйцам…

Блять.

Мои руки запутались в ее волосах.

— Моя хорошая девочка, — выдохнул я, когда она пососала чувствительную головку, всхлипывая от слов, сводивших ее с ума.

Кеннеди нравилось быть моей — нашей — хорошей девочкой.

Всегда нравилось.

Руки скользнули вниз, обхватывая ее подбородок, когда Кеннеди втянула меня глубже. Еще несколько минут, и я бы трахнул ее напротив…

Я зарычал, кончая, выкрикивая ее имя, горячая сперма брызнула на кафель... Оргазм был таким сильным, что в глазах потемнело.

Блять. Блять. Блять.

Как я должен так жить? Держаться подальше. Жить без гребаного сердца.

Я не мог кончить, не думая о ней.

Не мог дышать, не находясь рядом.

Начинало казаться, что я не смогу... жить без нее.

После всего, что случилось… что, черт возьми, я должен был делать?

С ней или без нее…

Я находился в полной заднице.