— Забавно, — размышлял вслух Маккензи, пока Нельсон задумчиво рассматривал стеклянную витрину, которая в данном случае напоминала стеклянный колпак. — Это первый пробел во всей серии.

— Да, — сказал Нельсон, потянув за ручку стеклянного колпака.

К своему удивлению, он смог его поднять. Затем он увидел у основания сосуда, на расширяющемся выступе подставки, маленькое колёсико, которое управляло устройством для откачки воздуха и герметизации.

Он случайно положил руку на то место, которое было закрыто колпаком, и мгновенно потерял в ней чувствительность. Казалось, что вся его рука, от запястья и ниже, стала не чем иным, как комком бесчувственной материи. Он поспешно отдёрнул её. И сразу же в неё вернулись жизнь и чувствительность.

— В чём дело? — с профессиональным интересом быстро спросил Маккензи. — Горячо?

— Нет, — ответил Нельсон, аккуратно ставя стеклянный колпак на место. — Совсем нет. Никаких ощущений. Моя рука полностью онемела.

— Теперь всё в порядке?

— Вполне. Должно быть, в этих магнетических пульсациях есть что-то такое, что отключает жизненную силу, не уничтожая саму жизнь.

— Тогда, если это так, все те… те экземпляры, которые мы видели, живы? Живы, но бездействуют?

— Интересно, — сказал Нельсон.

Маккензи молча вздрогнул.

— Пошли, — сказал он. — Пошли. Кажется, я вижу там горного льва.

Раздражённо нахмурив брови из-за этого незначительного перерыва в колоссальной экспозиции экспонатов, Нельсон последовал за ним. Звуки, издаваемые маленькой ящерицей в коробке из-под сэндвичей, засунутой в его рюкзак, были похожи на назойливые импульсы, раздражающие его мозг. Они прошли мимо хамелеона, представителей всякой дичи и мелкой фауны и добрались до места, где возобновилась история этой эпохи растительной жизни.

Здесь, примерно в паре сотен ярдов от пустой витрины для ящерицы, Нельсон остановился с видом человека, который твёрдо принял решение. Маккензи удивлённо посмотрел на него.

— Мы возвращаемся, — сказал Нельсон.

— Возвращаемся? — недоверчиво переспросил молодой человек. — Куда? Почему?

— К змеевидной лацерте. Я должен. Я просто обязан. Я не могу идти дальше.

— Но… но мы сможем вернуться… назад? — прошептал Маккензи.

Это была поразительная мысль. Нельсон никогда не рассматривал такую возможность.

— А нам хватит времени? — продолжал допытываться его ассистент-биолог. — Ночь может застать нас врасплох, прежде чем мы доберёмся до конца этого пути.

Вместо ответа Нельсон указал на Солнце. Оно висело в ярком небе точно на трёхчасовой отметке.

— Идём, — приказал Нельсон.

Послушно, как человек, находящийся под гипнозом, Маккензи повернулся и пошёл обратно по шоссе. Нельсон шагал рядом с ним. Казалось, что они преодолевают сильный прилив, как будто борются с постоянным сильным ветром. Нельсон чувствовал себя как во сне, его одолела вялость, причину которой он не мог понять. Только его несгибаемая воля заставляла их обоих двигаться вперёд. И по-прежнему ничто не двигалось и не жило на всём этом жутком шоссе, кроме двух мужчин, идущих под тёплыми лучами солнца.

Они медленно вернулись назад и остановились перед пустой витриной для ящериц.

— Ну, вот мы и на месте, — выдохнул Маккензи. — И что теперь?

Вместо ответа Нельсон аккуратно снял свой рюкзак и достал коробку из-под сэндвичей. Быстро схватив ящерицу за загривок, он снял колпак и положил извивающуюся рептилию на подставку.

Существо мгновенно застыло. Нельсон убрал онемевшую руку и уставился на образец. Ящерица, как живая, стояла на своих четырёх крошечных лапках, тело слегка изгибалось, голова поднята, маленькие глазки-бусинки блестели, смотря в никуда.

Нельсон осторожно накрыл её стеклянным колпаком и повернул колёсико, чтобы создать вакуум. Из-под основания пьедестала послышалось слабое жужжание, которое затем прекратилось. Бог науки принял подношение. Когда Маккензи попытался поднять стеклянный колпак, то обнаружил, что это невозможно сделать.

Двое мужчин уставились друг на друга.

— По крайней мере, это вполне подходящий экземпляр, — заметил Нельсон. — Он похож на виды Старого Света. А теперь пошли.

Ускорив шаг, он пошёл вперёд. Всё раздражение из-за пустующей витрины исчезло.

Прошло, должно быть, несколько часов и бог знает сколько извилистых миль, когда они добрались до второй и последней пустой витрины для образцов.

— Смотрите! — с искренним облегчением воскликнула Маккензи. — Мы приближаемся к концу пути!

Нельсон потерял интерес к загадке дороги. Невероятная история жизни, которая развернулась перед ним, захлестнула его с новой силой. Внезапно он осознал окружающую его действительность, и сосредоточил своё внимание на остатке дороги.

Маккензи был прав. Примерно через сто ярдов дорога заканчивалась в зарослях деревьев на склоне холма.

Дорога заканчивалась так же внезапно, как и начиналась. Недалеко от её конца на невысоком постаменте стояла витрина, которая, казалось, была около трёх футов высотой. Но Нельсона больше заинтересовал семифутовая витрина напротив неё.

ЧЕЛОВЕК ДВАДЦАТОГО ВЕКА

Этот представитель теплокровного двуногого млекопитающего с развитым мозговым центром и щитовидной железой представляет человека на пике его физической эволюции. Как было отмечено в различных источниках, животная и растительная жизнь, произошедшие давным-давно от общего предка, отличающиеся главным образом наличием атома магния в структуре хлорофилла вместо атома железа в гемоглобине крови, теперь достигли своих обособленных эволюционных целей.

С этого момента их параллельные пути сходятся, в конце концов снова объединяясь в общую структуру, которая приближается к вершине умственного развития.

Доктор Нельсон поднял глаза от бронзовой таблички. Искрящийся полый куб был пуст. Образца не было. Вместо этого там была только дверь со скошенными кромками из стекла, распахнутая над дорогой на невидимых петлях, словно приглашая усталого путника войти и отдохнуть — навечно.

Биолог раздражённо нахмурился. Почему из всех витрин для образцов именно эта должна быть пустой? Он беспокойно подёргал себя за ухо и повернулся, чтобы посмотреть на дорогу. Он снова был раздражён и разочарован, заметив, что больше никаких витрин не было, кроме одной трехфутовой в самом конце пути.

История была почти рассказана. Они шли мимо сотен тысяч стеклянных витрин в течение бесконечных часов — только для того, чтобы обнаружить, что самая важная витрина, с точки зрения человечества, пуста. Почему-то Нельсон не мог уйти и оставить всё как есть. Его методичная натура, казалось, вела его вперёд с неумолимой логикой. Его взгляд упал на его спутника.

— Маккензи, — сказал он странным голосом. — Маккензи, иди сюда.

Молодой человек побледнел и отпрянул.

— Нет! — воскликнул он, интуитивно догадываясь о намерениях собеседника. — Нет, доктор, вы — сумасшедший. Давайте уйдём от этой адской штуки. Я…

Он вскрикнул от ужаса, когда Нельсон набросился на него. Биолог был на двадцать лет старше Маккензи, и физически крупнее. У Маккензи не было ни единого шанса выстоять против него. Схватка была столь же короткой, сколь и ужасной. В считанные секунды Нельсон сделал свою жертву беспомощной.

— Нет! — закричал Маккензи, и в его глазах появился ужас. — Доктор Нельсон, вы не должны! Вы не можете этого сделать! Вы…

Он испустил пронзительный безумный крик, когда Нельсон поднял его на руки и понёс к приоткрытой дверце стеклянной витрины.

— Это безболезненно, — мягко пробормотал Нельсон. — Я знаю. И почему же витрина пуста, если не для одного из нас? Ответьте мне!

Но Маккензи был не в состоянии что-либо ответить. Он впал в состояние каталептического ужаса.

Подобно человеку во сне, подобно марионетке, управляемой внеземными нитями, Нельсон ловко развернул свою ношу лицом к себе, а затем, осторожно удерживая равновесие, ровно и плавно опустил тело своего спутника в пустой стеклянный футляр. Произошедшая перемена была чудесной и мгновенной. Тело Маккензи стало похожим на мрамор. Оставаясь в вертикальном положении, он откинулся назад, прислонившись к задней стенке витрины, а затем подался вперёд, как пошатнувшаяся статуя.

Нельсон навалился на тяжёлую стеклянную дверь, буквально захлопнув её перед лицом своего спутника. С тихим свистом воздуха скошенные края дверцы плавно вошли в скошенную стеклянную раму — и в последней витрине появился идеальный экземпляр.

Биолог дрожал, глядя в остекленевшие глаза своего бывшего лаборанта. Затем он вздохнул, вытер пот со лба и взглянул на Солнце. Было три часа дня.

Медленно повернувшись, словно не желая расставаться с человеком, который проделал с ним это невероятное путешествие, Нельсон зашагал к концу дороги.

Дойдя до последней витрины, он остановился, чтобы изучить находившийся внутри образец. Располагаясь практически в тени раскидистых деревьев пульсирующая аура витрины слабо фосфоресцировала. Но биолога очаровала природа последнего экземпляра.

Приземистое, едва достигающее трёх футов в высоту, бледное, болезненно-коричневатого оттенка, оно больше всего походило на гриб-переросток. Гриб с выпуклым куполом, который представлял собой ужасную карикатуру на человеческую голову. Пара огромных отверстий обозначала глаза. Рот представлял собой не что иное, как шов или борозду, которая указывала на то, где когда-то он был. Существо было бесполым и стояло на трёх ногах, похожих на корни. Наконец Нельсон заставил себя прочитать надпись на бронзовой табличке.

ЩИТОВИДНЫЙ ЧЕЛОВЕК — РАСТЕНИЕ

Конечная стадия эволюции млекопитающих на этой планете. Существо, состоящее в основном из волокнистой мозговой ткани и органа, вырабатывающего свободный йод и являющегося развитием того, что раньше было йодным растением человека — щитовидной железы, расположенной в районе горла — не имеет ни крови, ни хлорофилла.