Она погладила его по лицу.

– Боже, Сэм, прости меня. – Он отшатнулся.

Опустившись на колени, она освободила его ноги, затем склонилась над телом Джека и вытащила из кармана его брюк ключи. Под ее туфлями хлюпнула свежая кровь. Она сняла с рук Коэна наручники.

Он упал. Она подняла его.

– Через полчаса они вернутся и убьют нас обоих. Я не смогу нести тебя. Надо бежать! – Она повела его вниз по лестнице.

– Куда?

– В лес – спрячемся там! – Просунув руки Коэна в рукава куртки, она натянула ее ему на плечи. – Скорее, милый, бежим!

– Очки...

– Черт с ними.

– Машина.

– Нельзя – ключи у Морта.

– Нет, «альфа». Она в лесу!

– Покажи где!

Он бежал по склону рядом с ней в сгущавшихся сумерках. «Что это? Уже после смерти?» Он рывком остановил ее. «Отец – мне надо поговорить...»

– Сэм! Сэм! – Она целовала его, обнимая и плача, – все уже позади, мы убегаем – ты спасен.

– Я хотел сказать отцу...

– Быстрее! – закричала она.

– Уже не помню, что я должен был ему сказать... – Далеко внизу, словно тиара на фоне черноты, засветились огни. – Ноенвег! – проговорил он.

– Они сейчас там обедают с теми, кто приехал по твою душу из Франкфурта. – Она втолкнула его вверх по колючему скользкому склону на узенькую дорожку.

– Это здесь?

Он попытался нащупать руками следы колес на хвойном настиле.

– Может быть. – Он схватил ее. – Что с Полом?

– Он не у них! Они так и не поймали его. Скорее, уже двадцать минут! – Обхватив его за талию, она почти несла его.

Дорожка уперлась в деревья. «Выше». Он бросился вверх по склону, теперь уже бегом. Ничто уже для него не имело значения: ни боль, ни измождение, ни даже страх. «Я буду там завтра. Пол».

Глава 20

Дождь разливался по ветровому стеклу, как волны по палубе. Тени ветвей острыми стрелами вонзались в дорогу с обеих сторон. «Альфа» гудела, как корабль, ощущение движения то захватывало его, то отпускало, то вновь захватывало.

«Сегодня – тот самый день!» Коэн сидел в высокой траве около разваленной груды камней, они жались к земле в тепле и зелени. Дубы цеплялись за них своими потрепанными обнажившимися корнями. Там, где из земли торчали остатки стены замка, ему были видны в узкий оконный проем разбросанные повсюду камни. Из трещин в стене пробивались розовые и желтые маргаритки. Вокруг них жужжал коричневый мотылек с неясными очертаниями крылышек. Он метнулся вверх, вниз и превратился в колибри размером с ноготь его большого пальца.

Внизу между холмами поблескивала черная «альфа», невидимая с проселочной дороги, по которой одинокий велосипедист, налегая на педали, забирался на пологий склон. Коэн спустился по гранитным ступенькам, где жирные черные муравьи торопливо перебирались через усы земляники. Клэр сидела, прислонившись к южной стене, под meurtriere, и пила из бутылки вино.

– Да здравствует krasi, – сказала она, – с Пасхой!

– Так ты Руби или Клэр?

– Выбирай, что тебе больше нравится.

– Я выберу настоящее.

– Такого нет. Для тебя я была Клэр. А обычно – Руби.

Разморенный на солнце, он сел рядом с ней и заснул.

Солнце уже уползло за разрушенную стену. Она слегка толкнула его, в ее руке был хлеб с чем-то белым.

– Козий сыр из деревни, – сказала она, показывая вниз на просвет в горах с видневшейся в нем бледно-оранжевой черепицей. – Не налегай на вино. Я больше не потащу тебя.

– Тебе уже приходилось?

– Ты трижды отключался, пока мы добрались от дома до машины.

– Когда?

– Вчера вечером, в Белхене. Мы в двух часах езды от Парижа.

Кряхтя, он развернулся к солнцу и лег затылком на теплый гладкий камень. Над полуразвалившейся стеной синело безоблачное небо.

– Я останусь здесь.

– Тебе нужно отдохнуть; в городе мы сможем затеряться. Здесь же мы заметны. И полиция разыскивает нас.

– Полиция все время меня разыскивает. Мне плевать.

– Если бы я это знала, я бы предоставила тебя им.

– Кому это «им»?

Она достала из складки на джинсах крошку и отправила ее в рот.

– У нас будет время поговорить обо всем этом в Париже. – Потянув его вверх, она заставила его подняться и взяла под руку. Они спустились к «альфе»; она резко выехала задом на узкую тропинку, по бокам машины зашуршала трава. Перед деревней машина сбавила скорость, а затем быстро понеслась по длинной дороге, над которой смыкались одевавшиеся в молодую листву деревья. Вдоль обочины стремительно проносились их побеленные стволы.

Он проснулся от грохота грузовиков и приглушенного гула мотора сбавлявшей скорость «альфы».

– Где мы?

– Южная автомагистраль, Орли. С запада слишком рискованно.

Париж ошеломлял своими толпами, обилием машин, одеждой, аллеями деревьев, колоннами и яркими фасадами домов. Парк де Монтсури сверкал невообразимыми цветами. Бульвар Сен-Мишель рябил мелькавшими силуэтами людей: девушек на шпильках в пестрых платьях; молодых людей в темных костюмах, обменивавшихся торопливыми рукопожатиями возле уличных кафе в тени листвы; семей, возвращавшихся из церкви с дочерьми во всем белом. Аромат сдобного свежевыпеченного хлеба витал среди бензинных паров такси и синеватых выхлопов грузовиков и автобусов.

«С тех пор как Сильвии не стало, я не решался приехать сюда... с тех пор как я, бросив все, уехал в Гималаи, чтобы, забравшись в горы, затеряться где-нибудь там. Да, именно этого я и хотел: исчезнуть там, в холодной вышине. Но рядом оказались Алекс с Полом, и очень быстро лазанье по горам стало доставлять нам удовольствие. Нам нравилось находить такие места, где еще никто не бывал».

– Где тебе лучше всего укрыться в Париже? – Ее голос прервал его мысли.

– Где я бы не выделялся. На Сен-Жермене, среди туристов, одетых в полиэстер, «поэтов пивных баров», пятидесятицентовых гитаристов и пятидесятидолларовых проституток, южноамериканских эмигрантов...

"А может, – подумал он, – в Иль де ля Сите, где, пройдя по переулку, нужно подняться по узким каменным ступенькам, чтобы попасть в комнату, углом выходившую на реку? Где она, Сильвия, одеваясь перед старым поцарапанным шкафчиком, смотрелась в облезлое заляпанное зеркало, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону и спрашивая: «Это подходит к роли, Cheri?» Как больно было бы вновь увидеть это?

– Чересчур много полицейских, в основном в штатском, – сказала Клэр. – Там логичнее всего спрятаться, и логичнее всего нас там искать. Ни одной дешевой гостиницы, а кормят всякой дрянью. Если это последние дни моей жизни, я хотела бы поесть как следует.

– Не корчи из себя героиню – это просто смешно.

– А ты не будь настолько глуп, чтобы мне не верить.

Она свернула налево на Де Гран Огустин.

– Поедем на Восьмую. Американское посольство и Елисейский дворец, бастионы свободы в несвободном мире... мы впишемся, как горошины в стручок. Мы могли бы приехать, скажем, из Де-Мойна.

– Слушай, зачем все это?

– Что это?

– Париж, «побег» со мной и прочее?

– Успокойся, Сэм. Я хочу рассказать тебе все порядку.

– Тогда придется повременить. Я ухожу.

Она бросила на него быстрый взгляд, ее голос вдруг стал низким.

– Ты можешь уйти, когда захочешь. Но было бы лучше, если бы ты выслушал то, что я хочу тебе рассказать.

– Лучше для чего?

– И для того, и для другого: остаешься ты или уходишь.

– Ты насквозь лжива.

– Ты мог бы быть служащим местного банка, а я посвящать себя нашей Учительско-родительской ассоциации.

– Что за чушь ты несешь?

– Я о Де-Мойне. О том, чем мы там занимаемся. Наша с тобой легенда.

– Неужели? – Она закусила губу.

– В то последнее утро в Ви.

– Вот поэтому я и уехала. Старик тебе рассказал?

– Это те, кого я убил на Сен-Виктуаре?

– Нет.

Сена, зеленая, как жадеит, извивалась под мостом Руаяль. К западу от Лувра виднелись увитые зеленью аллеи Тюильри и Елисейские поля. Одежда на людях здесь была изысканнее, машины – ниже и стремительнее. Она свернула налево, на улицу де Риволи.