Глава 25

В машине царит тишина, и вскоре после того, как мы выезжаем на дорогу, Аврора снова засыпает.

— Ты, черт возьми, и так долго не спал, — говорю я Хелиа.

Он смеется, качая головой.

— Пришлось убедиться, что мой боец еще может сражаться.

Я смотрю на него и сужаю глаза. Он подвергает риску не только мою безопасность, но и безопасность Авроры.

— Успокойтесь, босс. В Лондоне были пробки. Вы хотели, чтобы я прилетел на частном самолете, чтобы избежать пробок? А как насчет вертолета?

Я откинул голову на подголовник и уставился на пустую дорогу.

— Ты оставил Венецию одну?

Он качает головой. — Сказал ей оставаться в доме и проследил, чтобы охрана знала, что в дом никого нельзя пускать. Особенно Ивана и Камиллу, которые звонили на домашний телефон.

Я закрываю глаза, делая глубокий вдох.

— Не делай грустный вид. Я оставил им небольшую записку с благодарностью за то, что они были так просты.

Когда я не прошу его рассказать подробнее, он громко и резко вздыхает.

— Ладно, раз уж тебе так интересно знать, я оставил записку, что через несколько дней их счета могут заморозить, если они не снимут наличные. Банк считает, что это мошеннические деньги, потому что средства были переведены так быстро. Знаешь, ведь ты не оставил доказательств того, что у тебя было наследство от твоего деда и его винной компании.

На моем лице расцветает довольная улыбка.

— Ну вот и все. Видишь, как я тебя радую? Как только они попытаются вывезти деньги, их поймают по делу об отмывании денег. Разве это не весело? — Его энтузиазм к подобным вещам, чтобы перевернуть жизнь, всегда заставляет меня настороженно относиться к нему.

— Когда ты хочешь объявить себя генеральным директором Glamorous? Аврора не хочет иметь с этим ничего общего, и я полагаю, что ты справился с участием Эмброуз в этом деле.

Он кивает.

— Как только смогу. Убийство Мейса пока держится в тени, но когда они доберутся до меня, я смогу сказать, что тесно сотрудничал с тобой и Авророй, чтобы получить должность генерального директора, и что это был вовсе не я. Ты ведь справишься с этим, правда?

Я хмыкнул, мысленно записывая все это.

— Я хотел получить эту должность как прикрытие для того, чем я занимаюсь. Мое положение и работа не будут подвергаться сомнению, когда это станет достоянием общественности. Офшорный счет уже открыт, чтобы перевести на него мои деньги, когда я получу должность. Мне нужно только публично объявить, что я занимаю эту должность, — объясняет Хелиа.

Это последний шаг в реализации всего плана.

Смерть Мейса была написана, а вот то, что Эмброуз так разволновалась из-за этого, - нет, но это неважно, ведь я сказал Хелиа присматривать за ней как можно тише. Когда его объявят генеральным директором, он сможет держать ее поближе и внушить ей страх, что если она заговорит об этом или даже попытается бороться за должность законного наследника, то сгорит.

Вскоре мы добрались до дома. Я выхожу, медленно поднимаю Аврору из спящего состояния и несу ее в дом. Хелиа остается снаружи, достает сигарету и смотрит, как я ухожу.

Я киваю ему, и он кивает в ответ сквозь дым. Его ярко-зеленые глаза на долю секунды встречаются с моими, и я вспоминаю мальчика, который подходил ко мне.

Мы оба искали помощи друг у друга, и спустя годы мы по-прежнему делаем друг для друга все возможное. Превращая невозможное в возможное.

Закрыв дверь, я тихо поднимаюсь по лестнице, проходя мимо слегка приоткрытой двери в левой части коридора. Я останавливаюсь и заглядываю внутрь. Венеция спит на кровати. Я киваю сам себе, затем иду в конец коридора к нашей комнате и медленно кладу Аврору на матрас.

Откинув одеяло, я заправляю ее под него, а затем накрываю покрывалом. Я быстро принимаю душ, затем ложусь под одеяло рядом с Авророй, обхватываю ее за талию и притягиваю к себе.

Ее брови нахмурились, и она попыталась оттолкнуть мою руку, чтобы отодвинуться. Я отпускаю ее, не зная, что ей сейчас нужно. Она хмурится еще сильнее, а ее ногти впиваются в мои руки. Я отодвигаюсь, но она начинает хныкать, ее болезненные крики становятся все более частыми.

Тогда я начинаю волноваться.

— Аврора.

Ничего.

— Аврора, — говорю я громче, тряся ее.

— Аврора!

Ее глаза широко распахиваются, и она смотрит на меня, судорожно оглядывая всю комнату.

Когда она видит, что я сижу, ее нижняя губа дрожит, а потом она обхватывает меня за плечи и обнимает, ее рыдания наполняют темную ночь. Я сам обнимаю ее, и знаю, что буду просить у нее прощения каждый день до конца наших дней.

Во время брака, в самом начале, я говорил ей вещи, которые, как я знаю, причиняли ей боль, но она оставалась верна себе. Ни разу она не позволила слезам упасть из ее глаз. Она хранила обиду в своем сердце, боясь преследователя, который преследует ее уже более трех лет.

Я не знал.

Боже, я не знал.

И теперь, когда я знаю, я понимаю, что не могу изменить прошлое, но будущее в моих руках.

Конечно, я могу управлять им.

— Ремо, останься, пожалуйста, — всхлипывает она в моих объятиях, и сердце болезненно сжимается в груди.

— Шшш, я здесь, — шепчу я, не зная, что именно ей нужно.

Ее всхлипы наполняют тишину. Ее руки не покидают меня, и я наблюдаю за ней всю ночь, пока она засыпает в моих объятиях.

Ночь проходит, и на этот раз Аврора не просыпается от очередного кошмара. Даже если ее что-то беспокоит, она не показывает этого.

Врачи пришли и ушли, назначив рентген, чтобы проверить, как обстоят дела с пулевыми ранениями. Аврора хочет, чтобы ее оставили в покое, поэтому она отправляется в свой кабинет и встретится со мной в больнице позже.

На мне костюм, и я молча наблюдаю за ней, пробегая глазами по ее телу. Она не должна идти на работу, но за все утро она не проронила ни слова, и я боюсь, что мог ее потерять.

Подойдя к ней сзади и держа в руке галстук, я встаю прямо за ней и смотрю на нее через зеркало.

Наши глаза сталкиваются, и у меня перехватывает дыхание, как и каждый раз, когда ее мир сталкивается с моим.

Ее глаза говорят о сотнях вещей одновременно, но ни разу я не увидел в них ни капли сомнения. Ее прекрасные глаза искрятся и таят в себе глубокие эмоции, которые, как я знаю, теперь отражают мои собственные глаза.

Не говоря ни слова, я поднимаю свой галстук в ее поле зрения. Ее глаза скользят по нему, и слабая улыбка расплывается по ее лицу. Из-за такой незначительной вещи.

Взяв галстук из моих рук, она поворачивается, и я опускаю голову, чтобы она могла лучше дотянуться. Затем она начинает завязывать галстук.

А я молча наблюдаю за ней.

— Он снова был здесь и говорил мне, что я - все, что он когда-либо хотел.

Она тяжело сглатывает, но не сводит глаз с моего галстука, рассказывая о своем ночном кошмаре прошлой ночи.

Ее вишневый аромат заполняет всю комнату. Он поглощает меня целиком, и я чувствую, что пьянею от одного ее вида. Эта женщина - моя жена - сломана, и моя задача - исправить ее.

— Его здесь больше нет, любимая. Он больше никогда не сможет причинить тебе боль.

— Я знаю, — шепчет она.

Я кладу палец ей под подбородок, чтобы поднять ее лицо к себе, затем жду, пока ее глаза не сосредоточатся на мне, прежде чем наклониться к ней вплотную. Мое сердце бьется с такой частотой только для нее. Только она вызывает у меня такую реакцию.

— Не беспокойся о нем сейчас. Ты здесь. В безопасности. Ни одна душа не прикоснется к тебе снова, и завтра утром заголовки газет расскажут тебе, почему именно.

Видя, как изменилось выражение моего лица, ее глаза загораются. Они смотрят на меня с такой силой, что мне кажется, будто я испортил ее.

Возможно, так и есть.

Я ни о чем не жалею.

— Не смотри на меня так, Аврора. Теперь, когда ты здесь, в моих объятиях, ничто не мешает мне овладеть тобой, а у нас есть дела.

Ее рот приоткрывается в тихом вздохе, а пухлые розовые губы вызывают желание прикусить их, чтобы они налились алой кровью. Ее мягкое тело, прислоненное к моему твердому, заставляет меня забыть об обязанностях и заставить ее забыть, что у нее вообще была причина сомневаться во мне.

— Ремо?

Ее голос доносится до моих ушей, и мне не терпится услышать, что она скажет.

— Как я могу продолжать жить, если он так преследует мои сны?

Ее лицо становится пепельным, а хватка на моей рубашке внезапно усиливается.

Мне нужно окончательно показать ей, что Дэймона больше нет.

— Потому что, любимая, я не тот, кому стоит перечить, — говорю я ей, прежде чем сделать шаг назад. Возможно, сейчас ей нужно отвлечься, но я не тот, кто ей нужен.

— Ты обещаешь остаться? — шепчет она, ее глаза расширены, умоляющие. — Обещаешь ли ты любить меня? Обещаешь ли ты заключить меня в свои объятия и защитить от всего мира? Ты обещаешь, Ремо?

От ее слов у меня щиплет глаза. Я кладу руки ей на плечи, затем спускаюсь вниз по ее рукам и беру ее маленькие нежные ладошки в свои. Я ловлю ее взгляд, в котором плещется неуверенность в ее безопасности, в ее будущем и во мне.

Я не могу допустить, чтобы моя жена чувствовала себя так.

Я отпускаю ее руки, затем сбрасываю куртку. Взяв Аврору за руку, я осторожно тяну ее за собой к кровати, а затем усаживаю на край кровати.

Она закусывает губу, ее глаза неуверенно смотрят на то, как я опускаюсь перед ней на колени, держа ее руки в своих.

На ней синее клетчатое платье. Ее волосы только расчесаны, они еще не завиты и не выпрямлены. Ее лицо обнажено, а кожа бледная. Синяки на ее ногах видны, но я стараюсь не задерживаться на них. Сейчас самое время для более мягких эмоций.

— Аврора. — Я делаю глубокий вдох. — Слушай внимательно.

Она крепко сжимает мои руки.

— Для меня нет никого после тебя, ясно? И до тебя тоже никого не было. Ты - единственная женщина в моей жизни. Единственная. Ты понимаешь, что это значит? У тебя есть моя безусловная любовь, моя одержимость, и я никогда ни с кем не делил такую любовь. Я буду рядом на каждом шагу, и мы будем вместе решать наши проблемы. В будущем у нас будут дети – столько, сколько ты захочешь, - и мы будем спотыкаться об их игрушки и любить их вместе. Мы будем посещать любые мероприятия, которые ты захочешь, в любых подходящих нарядах, которые ты найдешь. Мы даже заведем домашних животных, если ты захочешь. Все, все, что ты захочешь, я сделаю так, чтобы это случилось.