Микроволновка пищит, нарушая тишину. Я вздрагиваю, затем быстро проверяю ящики и шкафы, пока не нахожу тарелку и ложку. Я тихо сажусь за обеденный стол.

Я съедаю первую ложку.

Вдруг в голове мелькнула мысль, что за мной кто-то наблюдает.

Я вскидываю голову и, прищурившись, смотрю в окно на задний двор. Там темно. Так темно, что я ничего не вижу, и паранойя возвращается. Холодок пробегает ледяными пальцами по позвоночнику, и я вдруг не могу усидеть на месте. Мои глаза метались вокруг, судорожно пытаясь найти источник безопасности.

Хоть что-нибудь.

Я слышу шаги по коридору, и сердце бешено колотится в груди. В висках пульсирует, шаги становятся все ближе и ближе.

Аппетит забыт.

Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но он выходит рваным, и я не могу ни на чем сосредоточиться.

Глаза затуманиваются и...

— Аврора?

Все с визгом останавливается.

Мир перестает вращаться, и я смотрю на Ремо, стоящего позади меня в черной толстовке и тренировочных штанах с белыми носками на ногах. Он выглядит гораздо более спокойным и домашним.

Его окружает спокойствие, что-то успокаивающее, и мое сердце замирает. Он становится центром моего внимания.

— Да? — Мой голос тих, но остатки головной боли пульсируют в висках в такт биению сердца.

Ремо больше не хмурится, но все же как-то украшает резкость, проступающую на его чертах.

— Ты ужинаешь? — спрашивает он.

Я еще раз моргаю, затем заставляю свои губы приподняться в болезненной улыбке. — Да. Хочешь, я разогрею тебе что-нибудь? Там есть курица с рисом, и это очень вкусно.

Я дрожаще выдохнула, указывая на свою едва тронутую тарелку.

— Давай я сделаю тебе, — предлагаю я и встаю, не дав ему ответить. Я обхожу стойку, достаю оставшийся рис, раскладываю его по тарелкам и включаю микроволновку.

Я стою и смотрю, как идет время на цифровых часах микроволновки. В голове у меня сейчас полный бардак.

— Я вытащу это из микроволновки. Ты можешь идти и есть, — говорит Ремо.

Я оглядываюсь через плечо и вижу Ремо, стоящего рядом с обеденным столом.

— Все в порядке, — шепчу я.

Мы оба сидим и молча едим, причем Ремо рядом со мной.

Я мягко улыбаюсь, глядя на эту сцену. Тусклый свет люстры над столом освещает два стакана с водой, две тарелки и нас двоих, которые просто сидят и едят. Щелкающие звуки посуды наполняют пространство, но на этот раз оно не такое пустое, и я не считаю время.

Я не готова уходить.

Ремо не смотрит на меня, не принуждает к разговору, но тишины больше нет.

— Мне это нравится. Давай продолжать ужинать вместе, а то и обедать. Мы сможем наверстать упущенное и быть в курсе событий друг друга, — предлагаю я, но уже готова к тому, что он откажет мне.

— Хорошо.

Мои брови взлетают вверх. — Правда?

Ремо поднимает взгляд от своей тарелки и поджимает губы, словно хочет быть где угодно, только не здесь. Я не возражаю. Я привыкла к тому, что люди делают это в моем присутствии.

— Должен ли я привыкнуть к тому, что ты плохо слышишь и вынужден повторять?

Я тихонько хихикаю, и чувство одиночества и паранойи в пустом доме заглушается мыслями о том, как заставить Ремо перестать быть таким ворчливым.

Завтра я уже точно буду искать способы, как сделать так, чтобы ты кому-то понравился.

Я научусь тебе нравиться, Ремо.