Я раздвигаю. Неохотно.

Его палец отодвигает мои трусы, затем он проводит толстым длинным пальцем от моего входа до клитора. Он сильно надавливает на него, и у меня вырывается сдавленный вздох. Я хватаюсь за его плечи. На шее выступили капельки пота, дыхание стало коротким.

Я думала, что мне нужен уважаемый мужчина.

Кто-то хороший, милый, кто будет дорожить мной.

День за днем Ремо доказывает, что я ошибаюсь, и это меня беспокоит. Что я буду делать после него? После того, как он меня бросит?

Он медленно опускает палец вниз, вводя в меня только кончик. Мои бедра вздрагивают, и я задыхаюсь. Он застонал, откинул голову назад и позволил руке, лежащей на моем бедре, соскользнуть.

Он притягивает меня к себе, пока его лицо не оказывается в ложбинке моей шеи.

Я моргаю, пытаясь заглушить нахлынувшие чувства.

Я не могу испытывать чувства к человеку, который ненавидит себя за то, что хочет меня.

Я должна была заставить его полюбить меня, а не это. Не то, чтобы он прикасался ко мне. Не так.

Ремо делает резкий вдох, и нервы внутри меня сжимаются, желание нарастает.

— Ты моя жена, не так ли?

Я открываю рот, чтобы отрицать это. — Н..

Его зубы скребут мое горло.

Что он делает?

Пульсация между ног становится все настойчивее, и горячее тепло и желание пульсируют в моих венах, пока я пытаюсь не шевелиться в его объятиях.

Я вдруг почувствовала головокружение, опьяненная желанием, которое он разжигает во мне.

— Тогда будь хорошей женой и дай своему мужу работать. — Он отступает от меня, убирая руку с моей шеи, и отпускает меня.

Я не знаю, что только что произошло. Все кажется туманным. Я знаю, что мне не должно было это нравиться, но я не могу себе врать.

Мне понравилось. Очень.

Это не был прекрасный принц в действии.

Это не было сладким заверением.

Это был мой муж, который сказал мне, что ему неприятно то, как он себя чувствует рядом со мной.

Я вскакиваю с его коленей, беру с дивана свою сумку и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него через плечо. Он смотрит на меня с тем же убийственным выражением лица.

— Хочешь, я приготовлю ужин? Или мы теперь ненавидим и это?

Я получаю только взгляд.

Я вздыхаю и закрываю за собой дверь чуть сильнее, чем нужно.

Я прислоняюсь к ней, моя грудь вздымается. Мое сердце бьется болезненно, как песня на повторе, как ритм, который не хочет меня покидать. Тема этой песни - мой муж.

В тот вечер я готовлю, но не остаюсь ужинать с Ремо. Вместо этого я пишу на липких записках милые вещи, но включаю в них строчки о том, что он меня ненавидит, используя это как основную тему, чтобы спровоцировать его, поддразнить. Он заслужил это за то, что перевернул мой мир до такой степени, что я уже не знаю, что хорошо, а что плохо.

Я быстро залезаю под одеяло, когда слышу, как открывается входная дверь дома, и по дому разносится тихий шепот Изабеллы и дворецкого.

Намеренно причинив боль Ремо, я почувствовала себя виноватой. Оно гложет меня всякий раз, когда у меня появляется свободная минутка, чтобы подумать об этом. Оно не покидает мое сознание, так что попытка повторить его исключена.

Я хочу, чтобы эти записки заставили его улыбнуться или, по крайней мере, развеселили его. Но я не думаю, что это получится. Это не похоже на то, что заставит Ремо улыбаться или думать обо мне. Но я должна попробовать.

Я просыпаюсь рано утром и двигаюсь как можно тише. Чтобы не разбудить Ремо, я собираюсь в гардеробной. Когда все готово, я включаю фонарик на телефоне, достаю записки Post-it из ящика стола и начинаю раскладывать их повсюду.

Одна на зеркале у унитаза, одна на телефоне, внутри портфеля, на двери в душ. Те несколько, что остались, Амина положит в его кабинет. Я просто занесу их в приемную в конверте для нее.

Я на цыпочках спускаюсь вниз и выслеживаю нашего повара.

— Изабелла, — шепчу я.

Она вскакивает, прикладывает руку к груди, поворачивается и смотрит на меня, как на пугало.

— Извини, — бормочу я с тихим смешком.

— Не могла бы ты дать мне что-нибудь перекусить по дороге? Мне опять нужно рано выходить. И еще, не могла бы ты отдать булочки, которые я приготовила, Ремо на завтрак? Я знаю, ты говорил мне, что он не любит сок из коробок, поэтому я также приготовила свежий апельсиновый сок. Он в холодильнике.

Я показываю на него.

— Да, конечно. Я сделаю это и не скажу мистеру Кэйну.

Она ободряюще улыбается.

Я киваю ей, довольный ее ответом.

— Вообще-то, я только возьму две булочки, которые я испекла.

Я упаковываю их в бумажный пакет и спешу на улицу к своей машине.

Ремо должен сейчас проснуться. Он должен быть со мной. Но мы еще не пришли к этому. Я хочу завоевать его, поэтому приложу все усилия.

Передав конверт с записками секретарше в его здании, я отправляюсь в свой кабинет, чтобы собрать экспонаты новой коллекции и помочь своей команде расставить платья в музее. До мероприятия осталось четыре дня, и я волнуюсь, но и нервничаю.

Мало того, что там будут большие и влиятельные люди, так это еще и очень публичное мероприятие. Страх, что мой преследователь может появиться, постоянно витает в моей голове. Но также и то, что он уничтожит меня, если что-то пойдет не так на моем мероприятии.

Я боюсь, что из-за своей паранойи я могу испортить имидж Ремо.

После возвращения из Италии все стало еще хуже.

Мой телефон пикает, когда я помогаю грузчикам поставить манекены на нужные ступеньки в музее. Приходят сотрудники, чтобы поставить стеклянные ящики прямо на них, чтобы защитить экспонаты.

Я опускаю глаза и вижу, что Амина написала сообщение. Я мгновенно открываю его, и сердце разрывается в груди.

Амина: Он наклеил все десять липких заметок на лист бумаги, затем положил его в прозрачный пластиковый карман. Он лежит на столе. Он все время смотрит на него и хмурится. Не уверена, что это сработало.

Она не понимает, что это значит для меня.

Ремо не улыбается, но я знаю, что он хранит их, чтобы расспросить меня о них.

Улыбнись немного, потому что хмурые лица тебе не идут.

Ты такой милый, что это отвлекает.

Эта фраза заставила меня хихикать, пока я ее писала. Он, наверное, больше всех ненавидит эту фразу.

Ты, должно быть, чертовски хороший вор, потому что украл мое сердце, сидя в другом конце комнаты.

Да, пошлые пикаперские фразы, потому что почему бы и нет?

Так много пикаперских реплик, так много пошлых шуток, и все же в каждой из них есть намек на то, что это я их написала.

Я отправляю сообщение Камари, чтобы сказать ей, что записки не сработали достаточно хорошо.

К моменту возвращения домой я совершенно измотана. Я бросаю сумку в гостиной и поднимаюсь по ступенькам. Вздыхаю, потирая виски. Сегодняшний день был суматошным. Я опускаюсь на мягкий матрас и закрываю глаза.

Я вздыхаю в абсолютном блаженстве. Через минуту я сниму макияж и туфли на каблуках.

Всего одна минута отдыха.

Я просыпаюсь от ощущения, что что-то ослабло вокруг моей лодыжки. Я открываю глаза, зрение слегка затуманено, но я вижу голову с черными волосами, которая смотрит на мои ноги, и руки, которые двигаются вокруг веревок моих каблуков.

— Ремо? — бормочу я, все еще полусонный.

Ремо смотрит на меня. На его лице нет хмурого выражения, но это может быть и обманчивым состоянием сна.

— Просто спи, Аврора, — бормочет он.

С моей ноги снимают каблук, и я втягиваю ноги под одеяло, погружаясь в сон.

Через несколько минут кровать опускается рядом со мной. Я слегка придвигаюсь к нему, пока не чувствую, как его рука прижимается к моему лбу.

На моем лице расцветает усталая улыбка.

— Ты такой теплый, — шепчу я, прижимаясь к нему поближе, чтобы ощутить его тепло. Это приятно. Комфортно. Успокаивает. Так я чувствую себя в безопасности во время сна. Как будто ничто не может причинить мне вреда, когда мой большой, сильный муж рядом со мной.

Ремо замирает рядом со мной. Я не успеваю услышать, что он отвечает, как теряю сознание.

Рука трогает меня за плечо, и я резко просыпаюсь, расширенными глазами ищу того, кто до меня дотронулся.

В голове мелькнула картинка: кто-то пытается сильно придавить меня к кровати, связывая руки и ноги. На нем маска, закрывающая все, кроме глаз. Боже, я не могу оторваться от этих холодных, злых, арктически голубых глаз. Страх закрадывается в мой желудок, дыхание учащается. Я трясусь и хнычу.

Нет. Нет.

Пожалуйста, не трогай меня.

Пожалуйста.

Руки поднимают меня. Он собирается вынести меня. Я кричу.

ПОМОГИТЕ!

Но никто не приходит.

— Аврора!

Я открываю глаза. Моя грудь вздымается все быстрее и быстрее, я дышу с невозможной скоростью.

Перед моими глазами стоит лицо Ремо. Клянусь, на его лице мелькнуло беспокойство, но тут же исчезло. Его рука лежит на моей руке, плечи напряжены.

— Ремо.

Я вздыхаю, проводя рукой по волосам. Они влажные от пота. Я вздрагиваю.

Рука Ремо нежно касается моей щеки, затем его большой палец проводит по моей коже взад-вперед. Я поднимаю на него глаза. Он смущенно вздергивает брови, но все мое сердце сосредоточено только на этом интимном действии. Он пытается утешить меня, а я только и могу, что смотреть на него широко раскрытыми глазами.

Я мгновенно опускаю глаза, как только вижу, что в них появляются вопросы.

— Плохой сон. Извини, что напугала тебя, — пробормотала я, не отрывая взгляда от своих рук.

Ремо убирает руку. Я бросаю взгляд на часы, стоящие на моей стороне прикроватной тумбочки.

Пора собираться на работу.

— Спасибо, что разбудил меня.

Я полностью избегаю Ремо, обхожу его и иду в душ.

Я ступаю под струи душа, и шрам за ухом горит. Слезы медленно стекают с моих глаз. Шрам горит, горит и горит. Мне хочется кричать.

Я хочу закричать так, чтобы он услышал, чтобы он понял, что он со мной сделал. Что он сделал с моим разумом.

Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. То, что я пережила в этой маленькой комнате, было самым страшным, что я пережила в своей жизни. Горящий шрам - постоянное уродливое напоминание об этом.