Я была готова сделать самое счастливое заявление в своей жизни, а вместо этого боюсь выйти из комнаты. Он как всегда все испортил.

Что мне прикажете делать? Впервые с тех пор, как все это началось, я жалею, что моего брата нет здесь. Кью знает о взлетах и падениях Рена лучше, чем я.

Да, прошли годы с тех пор, как они виделись, и Рен не был таким раньше, но все же. Он должен знать что-то, что успокоит его, когда он зол и становится хуже с каждой секундой.

Жаль, что я не могу позвонить ему. Хотя бы для того, чтобы услышать его голос. Это могло бы придать мне немного больше смелости.

Рен захлопывает дверцу шкафа, и я подпрыгиваю, стиснув зубы. Что-то должно охладить его ярость, прежде чем он разнесет всю комнату. Я напрягаюсь - я нужна ему, и не могу его подвести. Сейчас я не могу позволить себе быть трусихой.

И все же лучшее, что я могу сделать, - это на цыпочках вернуться в гостиную. Он стоит у стойки спиной ко мне, вцепившись руками в край.

Его спина и плечи опасно вздымаются, голова низко опущена.

— Что случилось? — шепчу я, обхватив руками свое дрожащее тело.

Он дышит тяжелее, чем раньше. Громче.

— Дерьмо, вот что, — наконец рычит он. От этого звука каждый волосок на моем теле встает дыбом. Что бы ни случилось, это, должно быть, было жестоко.

— Так не должно быть. Мы можем все исправить. У нас получится.

Мое сердце замирает, когда он фыркает.

— Можно и так сказать. Это легко, когда у тебя нет ни малейшей гребаной зацепки.

У меня нет ни малейшей зацепки? Как будто я не была с ним в гуще событий несколько недель. Как будто я не страдала вместе с ним, не страдала из-за того, что ему больно, не убегала, спасая свою жизнь, от кучки психов с коллекцией оружия, от которых я чуть не описалась.

Он так далеко от меня. Было бы неправильно объявлять о ребенке сейчас, со всем этим напряжением и враждебностью в воздухе и сломанным стулом на полу. Сначала мне нужно привести его в чувство.

На ум приходит только одно, то, что всегда срабатывает. Что объединяет нас.

— Я собиралась принять душ, — бормочу я, внимательно наблюдая за ним, чтобы оценить его реакцию. — Не хочешь присоединиться ко мне? Это могло бы тебя расслабить.

Он заставляет меня ждать дольше обычного - кого я обманываю? Обычно мне вообще не приходится ждать. Обычно он уже был бы в ванной, голый. С каких это пор он медлит?

— Да. — Это глубокое ворчание. — Да, давай сходим в душ.

Мое сердце сейчас не совсем спокойно из-за его состояния, но это средство для достижения цели. Но это не значит, что я не жду возможности быть ближе к нему. Если это означает избавить его от того, через что он проходит, тем лучше. К тому времени, как он присоединяется ко мне, в душе уже течет горячая вода.

Пожалуйста, пусть это сработает.

Я так хочу рассказать ему о ребенке. Я хочу, чтобы он был счастлив. К тому времени, как он открывает занавеску, я стою под душем и провожу пальцами по волосам, пока по ним стекает вода.

Знакомое выражение похоти появляется на его лице, заставляя ноздри раздуваться, а губы кривиться в довольной усмешке.

— Неудивительно, что он так одержим тобой, — бормочет он почти слишком тихо, чтобы я могла расслышать, из-за воды, льющейся мне на голову.

— Заходи, пока у нас не закончилась горячая вода. — Я протягиваю руку, и он берет ее, ступая в большую ванну и задергивая занавеску. Вместо того чтобы поменяться со мной местами, чтобы он мог обмыться, он проводит руками по моим бокам и притягивает меня ближе, мое мокрое тело прижимается к его сухой груди.

— Ты выглядишь достаточно аппетитно, чтобы тебя съесть. — Его руки скользят по моей коже, почти грубо, собственнически. Я думаю, эта энергия все еще бурлит в нем.

Он чувствует себя требовательным, полным гнева и разочарования, и я не знаю, чего еще. Он никогда бы мне не сказал, не так ли? Если мы не говорим о нас или наших отношениях, он не склонен обсуждать свои чувства.

— Ты можешь съесть меня, как только мы закончим. — Я многозначительно подмигиваю, протягивая руку за мочалкой.

Когда его рука сжимается вокруг моего запястья, я резко останавливаюсь, мои глаза расширяются, когда он нависает надо мной.

— У меня есть идея получше.

Рен смотрит на меня, но, похоже, что не видит.

Мое сердце замирает.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я.

Он опускает мою руку, чтобы обхватить ею возбужденный член.

— Это дает тебе ключ к разгадке? — Мое прикосновение заставляет его застонать, прежде чем он закрывает глаза и позволяет своей голове немного откинуться назад.

Хорошо. Отвлекающий маневр. Позволить ему сосредоточиться на том, что он чувствует, и на том, что я заставляю его чувствовать. .

Я поглаживаю его медленно, дразняще, теплые брызги струятся между нашими телами. Даже моих противоречивых чувств и разочарования от того, что я не могу поделиться своими радостными новостями, недостаточно, чтобы удержать мое тело от реакции на его возбуждение. К тому, что я способна с ним сделать.

— Не просто поглаживай его. — Его глаза открываются достаточно надолго, чтобы встретиться с моими - они все еще твердые, такие же твердые, как то, что я держу в кулаке. — Возьми в рот.

Он кладет руки мне на плечи, когда я двигаюсь недостаточно быстро, и заставляет опуститься на колени.

Это нелегко, ведь пол в ванной такой скользкий, но я не могу притворяться, что в этом нет ничего захватывающего - быть вынужденной доставлять ему удовольствие.

Хотя определенно не по моему собственному желанию. Нет, он практически запихивает себя мне в рот, прежде чем я успеваю облизать его так, как ему это обычно нравится. Он не в настроении для этого. Он хочет удовлетворения, и он его получит. Даже если для этого придется использовать меня.

Я не обманываю себя. Прикосновения его руки к моему затылку, удерживающей меня на месте, чтобы он мог трахать мой рот, достаточно, чтобы я увлажнилась, мой клитор набухает в предвкушении первых нескольких глубоких толчков, после которых он ударяется о заднюю стенку моего горла.

— Черт... О, да, это здорово!… твой маленький сжатый ротик...

Его мрачные, грязные слова подхватывают мое желание и превращают его во что-то более глубокое, во что-то, против чего я бессильна. Чистый трепет от того, что ты вот так находишься с ним, от того, что ты контролируешь его удовольствие и заставляешь его забыть обо всем, кроме нас.

— Ты сосешь член так, словно жаждешь спермы. Это то, что ты хочешь? — Он добавляет другую руку, зажимая мою голову между ними, прежде чем быстрее двигать бедрами. — Тебе не терпится попробовать её?

— Угу, — мне едва удается выдавить из себя, от его быстрых, неумолимых ударов становится трудно делать что-либо, кроме дыхания.

Глубже, жестче, так быстро, что мне приходится бороться за каждый поверхностный вдох.

— Продолжай, и твое желание исполнится. Изголодавшаяся по члену шлюха. Ты такая? — Он мрачно хихикает, толкаясь в мой рот.

Я не могу дышать. Это больно. Что-то не так. Рену не доставляет удовольствия причинять мне боль, если я тоже не получаю удовольствия.

И все же, когда я хлопаю ладонями по его бедрам и заднице, все, что он делает, это смеется. Звук жестокий, и я едва могу подавить встревоженный стон. С таким же успехом меня могло бы здесь и не быть. Он использует меня, целиком и полностью, трахая влажную дырочку, которая может принадлежать, а может и не принадлежать человеку, которого он любит.

Теряю себя в этом моменте.

— Так хорошо… соси, шлюха ... — Он начинает стонать, его член, как кувалда, вколачивается в меня все быстрее и быстрее. — Такой теплый рот, который скоро наполнится моей спермой. Ты готова, принцесса?

Принцесса? У меня даже не было возможности осознать, что он сказал.

Еще один резкий толчок, и знакомый вкус его спермы заполняет мой рот. Я благодарна, открываю горло, чтобы принять все её, радуюсь, что смогу отдышаться. Обычно он не кончает, не дав мне кончить первой - по крайней мере, один раз, - но я приму это до тех пор, пока это означает, что он пришел в себя.

Его руки расслабляются, пока не начинают гладить мои гладкие волосы. Его нежное прикосновение приносит облегчение, расслабляя мышцы и успокаивая меня так, как я хотела успокоить его.

— Это было хорошо. Мы повторим это снова.

— Конечно, да, — соглашаюсь я, снова встаю, затем поворачиваюсь лицом к воде, чтобы прополоскать рот и лицо.

Он проводит руками по моим бедрам, и я прислоняюсь к нему спиной. Отец моего ребенка. Мне не терпится рассказать ему.

— Чувствуешь себя лучше? — Я пользуюсь шансом прошептать, моя голова покоится у него на груди.

— Черт возьми, да. — Давление его пальцев на мои груди заставляет меня вздрагивать - они нежные, более чувствительные, чем обычно. — Возможно, нам придется перенести секс в спальню. Но позже. У меня еще куча дерьма, о котором нужно позаботиться.

Вода все еще теплая, но все равно кажется прохладной. Вот и все. Нет, он не разносит комнату, но по-прежнему не в себе.

Все еще далеко, независимо от того, насколько близки наши тела.

По крайней мере, сейчас он спокоен. Я должна довольствоваться данной победой.

Моя недолгая надежда тает при виде беспорядка, который он устроил на кухне. Мое сердце мрачно сжимается от этого, когда я выхожу из ванной, завернутая в полотенце. Мы больше не можем так жить, с его перепадами настроения и непредсказуемостью. Не тогда, когда у нас на подходе ребенок.

Я должна помочь ему. Должен быть способ.

Он думает о чем-то близком к этим строкам, когда я присоединяюсь к нему в спальне, где он заканчивает вытираться.

— Мы работаем над планами следующей поездки в Нью-Хейвен, — сообщает он мне, едва глядя в мою сторону, пока достает одежду из комода. — Мы обсуждали это ранее и...

— Так вот оно что. — У меня тяжело на сердце, когда я снимаю полотенце, чтобы немного высушить волосы, прежде чем одеться. Я должна была догадаться, что они продвигаются вперед в реализации своих планов. Только мысль о возвращении в Нью-Хейвен могла привести его в такую ярость.