Он отрывает взгляд от дороги достаточно надолго, чтобы одарить меня ослепительной улыбкой, от которой у меня кровь стынет в жилах.

— Разве ты не рада такому ответу?

— Пожалуйста, притормози, — умоляю я, когда он делает поворот достаточно быстро, чтобы колеса завизжали. Он только смеется, усиливая ужас этого кошмара и доводя мои и без того панические мысли до безумия.

Я не знаю, что он сделал, но, в любом случае, это должно быть ужасно.

Судя по ликованию в его голосе.

— Не делай вид, что ты не знаешь, что твой драгоценный отец делал подобные вещи, — насмехается он, в то время как я шатаюсь от ужаса и пытаюсь не реагировать на то, как мы летим в темноте. — Или что ты не знаешь, что твой брат способен на это. Я всего лишь совершил поступок, который у тебя заложен в крови. Может быть, именно поэтому ты так отчаянно пыталась прокрасться за их спинами не с тем мужчиной, хотя знала, что они будут в бешенстве.

В этом-то и проблема. Я всегда подозревала, что мой отец приказывает людям делать то, что требует ситуация. Я не дура. Это одна из тех вещей, которые само собой разумеются. В моей семье было много такого.

Открытые секреты. Знающие взгляды. Тесса - единственная, кто их не понимала.

Но увидеть кровь и безумное выражение лица Рена, которые превратили его в незнакомца?

Это он заставил того человека кричать, как животное, и теперь у меня есть мысленный образ, который можно соединить со звуком.

Улыбался ли он так же, когда делал это?

С этим человеком я делила постель.

Мне не следовало спрашивать. Чем меньше я знаю, тем лучше.

Полагаю, если моя мать смогла научиться смотреть сквозь пальцы, то и я смогу. Это неизбежно - я всегда должна была выйти замуж за мужчину из нашего мира, и в моем сердце им всегда был Рен. Придет время, когда мне придется привыкнуть игнорировать то, что он делает, когда мы не вместе.

Когда я думаю об этом таким образом, позволяя этой идее проникнуть в мои кости, я нахожу небольшое облегчение.

Поначалу.

Потому что есть одно важное отличие. Я уверена в этом.

Обращался ли папа когда-нибудь с мамой так, словно ненавидел ее после того, как убил кого-то? Как бы мне хотелось спросить ее, хотя я и знаю ответ? Он никогда не относился к ней иначе, как к драгоценному подарку. Однако, если бы это означало снова услышать ее голос и оказаться в ее нежном, любящем присутствии, я бы задала сотню бессмысленных вопросов.

Я никогда не нуждалась в ней больше, чем сейчас. И не только в ней. В них всех. Моей семье. Они мне нужны, но я понятия не имею, как до них добраться.

Не больше, чем я знаю, как достучаться до мужчины рядом со мной.

— Делай все, что должен, — шепчу я, дрожа, чувствуя тошноту в животе и чертовски жалея, что не осталась на месте, как он и сказал. — Просто пообещай, что потом не будешь вымещать это на мне.

Я едва слышу, как он фыркает.

— Я никогда не даю обещаний, в выполнении которых не уверен.

Боже мой. Что с ним случилось?

Кем он стал?

— Куда это ты направляешься?

Этот вопрос заставляет меня резко остановиться на полпути через гостиную в спальню. Если бы это было в другое время и если бы я не была так расстроена, я могла бы сорваться на сарказм. Куда, по-твоему, я направляюсь?

Но не сейчас.

Вместо этого я машу рукой в сторону кухни.

— Я все убрала. А теперь иду спать. Уже слишком поздно есть. — И я все равно не смогу проглотить ни кусочка из-за комка в горле.

— Кто сказал, что пора спать?

Страх пробегает по моему позвоночнику, когда он делает один шаг ко мне, затем другой. Он не помогал с продуктами, когда мы вернулись, вместо этого расхаживал у кухонного окна, бормоча что-то в телефон. Без сомнения, разговаривал с Ривером.

Разговор никак не повлиял на его настроение. Если уж на то пошло, оно стало еще хуже.

Я отступаю от него, пока не упираюсь в стену рядом с дверью спальни.

— Извини. Ты голоден? Я могу приготовить тебе что-нибудь поесть.

— Голоден. — Он говорит это с улыбкой, мрачной и знающей. — Но я не хочу консервированный суп.

Никогда, никогда в своей жизни я не думала, что настанет время, когда Рен будет смотреть на меня так, как сейчас - голодный, нуждающийся, — и я сделаю что угодно, только не растаю и не упаду в его объятия. Я имею в виду, это все, чего я когда-либо хотела. Чтобы он захотел, чтобы я вернулась. Чтобы мы были открыты и честны в наших чувствах, вместо того, чтобы скрывать их от остального мира.

Но, черт возьми, он даже не принял душ. На костяшках его пальцев и под ногтями все еще засохшая кровь. Конечно, не столько, как было в лесу, но этого достаточно для напоминания.

У меня так пересохло во рту, что я едва могу говорить.

— Чего ты хочешь?

— Хочешь сказать, что не понимаешь? — Он останавливается в нескольких футах от меня, обхватив рукой свою очевидную эрекцию. — Я хочу, чтобы ты встала на колени и взяла член в рот. Чтобы ты отсосала мне.

— Я не хочу... — уклоняюсь я, закусывая губу. — Я действительно устала. Может быть, не сегодня.

Его голова откидывается назад, как будто я его ударила. Он настолько ошеломлен.

— Ты серьезно?

— Да, — шепчу я.

— Кто сказал, что у тебя есть выбор?

Нет, этого произойдет. Он этого не сделает. Одно дело – связать меня и свести с ума тем вибратором, хотя об этом я тоже не просила.

Но это совсем другое. По крайней мере, когда он делал это, то думал о моем удовольствии, даже если это была не моя инициатива.

А сейчас он просто требует того, чего хочет, не обращая внимания на меня. И он все еще звучит так, будто ненавидит меня. Все это неправильно.

— Хотя, знаешь... — Я прижимаюсь к стене, когда он снова подходит ближе, его тяжелые ботинки шлепают по полу. — Я могу заставить тебя делать то, что я хочу.

— Но ты бы так не поступил. — Это самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать, - смотреть ему в глаза, когда я хочу только одного - убежать. — Ты бы не причинил мне такой боли. Ты бы не заставил меня делать то, к чему я не готова прямо сейчас.

Я не знаю, кого пытаюсь убедить. Не уверена, что вообще верю в то, что говорю. Сегодня вечером он показал мне, что способен на все.

Его глаза превращаются в щелочки, и на одно ужасное мгновение я понимаю, что это конец. Он мог заставить меня, и ему бы это понравилось. У меня перехватывает дыхание, но я борюсь со слезами, молча призывая его сделать свой ход.

Его плечи опускаются, и он убирает руку со своей выпуклости.

— Ладно. Тогда иди спать, — рычит он. — Мне все равно есть чем заняться.

Я не жду, и не пытаюсь понять, говорит ли он серьезно. Я скольжу вдоль стены и ныряю в спальню, прежде чем закрыть дверь. Я впервые по-настоящему закрываю дверь между нами. Я не хочу, чтобы он был здесь, находясь в подобном состоянии.

Теперь льются слезы, горячие и болезненные, пока я неуклюже натягиваю ночную рубашку и забираюсь в постель. Мое сердце разрывается к тому времени, когда я прижимаюсь калачиком к стене, содрогаясь, когда заглушаю одно рыдание за другим, прижимая подушку к лицу, чтобы он не услышал.

Подумать только, когда-то я считала Рена своим спасением.

А теперь, когда я погружаюсь в комфортный сон, задаюсь вопросом, не станет ли он причиной моей смерти.