20
Бек
Я, наверное, мог бы лучше вести наш разговор в офисе. Проблема была в том, что я был оскорблен тем, что она так легко отказалась от поцелуя. Что она так плохо обо мне думала. Как она могла подумать, что я буду целовать ее наедине ради кого-то еще? Конечно, если бы люди думали, что мы помолвлены, и мы были на мероприятии или что-то в этом роде, я целомудренно поцеловал бы ее, чтобы сделать эту договоренность более правдоподобной.
Но этим утром, в той раздевалке, единственным человеком, ради которого я ее поцеловал, был я сам. Я думал о том, чтобы поцеловать ее в постели ранним утром накануне вечером, и я думал об этом все утро, делая покупки, прежде чем это произошло.
Я поцеловал ее, потому что мысль о том, что я не поцелую ее, опустошала меня внутри.
Я должен был знать лучше. Она не была готова. Она так и сказала, когда излагала свои условия, соглашаясь стать моей помощницей, а затем и невестой. Я просто был слишком ослеплен своей первобытной потребностью в ней, и, судя по тому, как она позволила поцеловать её, я не мог остановиться.
К тому времени, когда я действительно захотел извиниться перед ней за свое поведение, было уже слишком поздно. Я мог сказать, что она была расстроена из-за меня. Я достаточно умен, чтобы понимать, когда женщина не хочет иметь со мной ничего общего, и именно такие вибрации я ощущал всю дорогу домой.
Она улыбнулась и заискивала перед Эзрой, когда он помогал ей поднимать сумки и коробки с одеждой, но каждый раз, когда я пытался помочь, это приводило к грозному взгляду.
Эзра кажется всё ясно понял, что между мной и Марго что-то происходит.
Это было четыре часа назад, когда мы отвезли новые вещи Марго в ее комнату, и она едва не захлопнула дверь перед моим носом.
Я провел два из этих часов в частном тренажерном зале и сауне, пытаясь избавиться от накопившегося разочарования. Я до сих пор не верю, что она пыталась превратить наш поцелуй в ничто. Меня еще больше разозлило то, что ее проблемы с доверием связаны с мужчиной, чье фото появляется на моем телефоне.
Сердито схватив телефон с кухонной стойки, я провожу пальцем, чтобы ответить. — Что ты хочешь? — Мой тон не дружелюбен, хотя, когда дело доходит до него, никогда таковым не бывает.
Он смеется, но в этом нет настоящего юмора. — Привет, большой братан? — Громкая музыка заглушает его голос. Где бы он ни был, что бы он ни делал, там не тихо.
— Почему ты звонишь мне? — Я встреваю, морщась от того, что он использует слова “Привет” и “братан”.
— Сегодня я получил забавную порцию информации, — насмехается он. Я знаю, что он хочет, чтобы я спросил, что именно, но я не спрашиваю. Я не собираюсь попасть в ловушку, которую он пытается расставить.
— И почему мне должно быть не насрать на это?
За моей спиной пищит таймер духовки. Я подхожу к нему, открываю и смотрю на лосося терияки, который у меня есть.
Картер хихикает на другой линии. — Потому что, Бекхэм, это связано с тобой и одной моей бывшей девушкой.
“Блядь.”
Я знал, что он узнает, что Марго работает на меня и в конце концов когда станет моей невестой, но, должен признаться, я не думал, что это произойдет так скоро.
— Я повторюсь. Почему мне должно быть не насрать на это?
— Я думаю, что это мне должно быть не насрать. Почему ты гуляешь с Марго? Ты же знаешь, что я все еще люблю ее.
Я усмехаюсь, хватая лопатку и переворачивая готовящуюся на сковороде стручковую фасоль. — Разве ты не изменял ей на протяжении всех ваших отношений?
— Я был незрелым, — возражает он, слегка невнятно говоря. Это меня не шокирует. Картер всегда был тем, кто любит слишком сильно ударить по бутылке. — Я был глуп из-за того, что сделал с ней, но я хочу, чтобы она вернулась.
“Блядь”, хочу сказать вслух, но прикусываю язык. Картер не может знать о нашем маленьком соглашении с Марго. Ни сейчас, ни когда-либо. Даже если бы Марго не ненавидела его, я все равно ни за что не позволил бы моему брату снова причинить ей боль. Он глуп и жалок, слишком занят мыслями со своим членом все время, чтобы понять, что у него есть хорошая вещь, когда она у него есть.
Я не позволю ему снова совершить ту же ошибку. Нет, если я имею право голоса в этом вопросе.
— Она работает у меня ассистенткой. — Я меняю тему, разглашая лишь немного информации.
— Она снова будет моей, Бекхэм. Просто хотел напомнить тебе об этом.
Я останавливаюсь, поднося телефон к уху и обдумывая его слова. Последнее, что мне нужно сделать, это устроить ссору из-за Марго с моим братом. Я должен тщательно подбирать слова, не желая, чтобы он знал, как сильно мысль о том, что Марго когда-нибудь вернется к его жалкой задницей, заставляет мою кровь кипеть. Даже то, что я увидел ее с ним в нашем семейном доме в Хэмптоне, зная, что он ей неверен, расстроило меня больше, чем следовало бы. Теперь я вложил в нее еще больше, больше, чем я хочу, чтобы он или кто-либо еще знал, и только мой мертвый труп когда-нибудь вернет ее моему брату.
— Бек?
— Не знаю, почему ты думаешь, что меня это волнует, но она работает только на меня, Картер. С кем ты встречаешься или хочешь встречаться, для меня ничего не значит. Делай что хочешь. — Я нажимаю конец телефонного звонка, ненавидя то, как эта фраза исходит из моих уст. Я должен действовать осторожно, когда дело доходит до него. Последнее, чего я хочу, это чтобы мой брат пришел и попытался убедить Марго вернуться к нему. Она казалась непреклонной в том, что никогда не вернется к нему, но она также была честна в том, что он действительно причинил ей боль. Когда у людей есть власть причинить вам боль, они держат вас так, что вы делаете необъяснимые вещи. Вещи, которые вы никогда не хотели себе сделать.
Глубоко вздохнув, я зажимаю переносицу между пальцами. Я не ожидал, что Картер будет так откровенно хотеть вернуть Марго, но опять же, Картер всегда хотел того, чего не мог получить. Как только он, наконец, получает то, что хочет, ему это надоедает. Не знаю, как вообще можно было устать от Марго, но он устал.
Я сказал маме, что думаю, что в детстве он был слишком избалованным. Теперь ясно как божий день, как он хочет вернуть Марго в свою жизнь при одном упоминании о том, что она работает на меня. Мои родители были добры ко мне. Меня любили и поощряли, но они все еще были намного суровее со мной, чем с Картером. Я ценю разницу между нами. Мне приходилось работать ради вещей, которые я хотел. Картеру все передавали на блюдечке. Чего ему не дадут, так это шанса снова заполучить Марго — я в этом чертовски уверен.
Запах горелого чеснока наполняет кухню. — Дерьмо, — ругаюсь я, поворачиваясь, чтобы передвинуть горящие овощи на сковороде. Я думаю, что успею до того, как зеленая фасоль будет полностью уничтожена. Я заливаю их еще немного маслом, прежде чем встряхнуть сковороду, чтобы рассеять жидкость. Убавив температуру на газовой плите, я иду к одной из печей, встроенных в стену. Открыв его, я смотрю на лосося и нахожу его идеально подрумяненным. Я прикрываю руку прихваткой и вытаскиваю лосося. Теперь, когда огонь для овощей убавлен, я делаю то, что должен был сделать некоторое время назад — ищу Марго.
Я поднимаюсь по лестнице по две за раз и останавливаюсь в конце коридора перед ее дверью. Она закрыла его, музыка звучит с другой стороны. Теперь, когда я стою перед ним, я задаюсь вопросом, не такая ли уж это замечательная идея. Скорее всего, она все еще злится на меня, и в глубине души я все еще злюсь на нее. Когда я демонстрирую эмоции, у меня мурашки по коже, и, похоже, я уже достаточно ослабил свою бдительность с ней на один день.
Прежде чем я успеваю одуматься, я трижды стучу костяшками пальцев в ее дверь. Ничего не произошло. Я переминаюсь на носки и стучу еще три раза, но на этот раз громче. Я собираюсь постучать в третий раз, раздраженный тем, что она игнорирует меня, когда дверь распахивается, а на другом конце стоит только что вымытая Марго.
Она не показывает своего настроения, когда прикалывает меня своими зелеными глазами. — Привет, — говорит она ровным тоном.
Я чешу шею. — Я… э-э. — Слова, кажется, подводят меня, когда мои глаза блуждают по ее телу. На ней пижамные штаны с кулиской, прямо под пупком аккуратно завязан бантик. Штаны выглядят хорошо, но из-за того, что она носит как топ, мой пульс учащается. Она носит что-то среднее между майкой и лифчиком. Он останавливается прямо над ее пупком, тонкая ткань облегает ее тело. Бретельки тоньше, чем мой мизинец, держат топ, и очевидно, что под ним нет лифчика, судя по очертаниям ее сосков, торчащих из ткани.
— Ты… — ее губы дергаются, когда она борется с улыбкой. Ее руки скрещивают ее тело, давая мне время собраться с мыслями теперь, когда я не смотрю на очертания ее сосков и не представляю, как они будут ощущаться у меня во рту.
— Я пришел с перемирием, — предлагаю я, засовывая руки в карманы брюк.
— И что это?
— Я приготовил ужин.
— Это код для тебя, что его сделал шеф-повар, или ты сам всё приготовил?
— Что я тебе сказал? Я люблю готовить, и чтобы это было надлежащее перемирие, я сделал это сам. Работал на кухне и все, чтобы сказать, что я извиняюсь за то, что раньше был мудаком.
Она смотрит на меня, вероятно решая, хочет она принять мои извинения или нет. Я не оставлю ей другого выхода. Я не вернусь вниз, если только она не пойдет туда со мной. Раньше мы оба вели себя по-детски, и я не хочу, чтобы завтра в ее первый день в офисе она была расстроена из-за меня.
— Раньше ты был каким-то мудаком, — наконец предлагает она, проигрывая битву, борясь с улыбкой.
— Ну да, это часть моего обаяния.
Ее глаза сузились. — Извинения приняты. Она ведет себя так, будто собирается выйти в коридор, прежде чем изменить курс в последнюю минуту. Дверь начинает закрываться прямо перед моим носом. Прежде чем она успевает полностью закрыть его, я ударяю ладонью по дереву, обхватывая пальцами край, чтобы она не могла его закрыть.