Глава десятая

Я достаю Грейси из машины. Она уснула, как только мы выехали из больницы. Думаю, долгие дни сказываются на ней. Школа, затем час на катке или около того, а потом мы едем в больницу.

Но я не знаю, что еще можно сделать. Если я не буду возить ее к маме, она ее так и не узнает. Я так долго держала ее вдали. Я вижу душевную боль в глазах моей мамы, когда она смотрит на свою внучку.

Последние пять лет, с тех пор как родилась Грейси, мы ограничивались одним праздником в год. Я была уверена, что за моей мамой следят. Мне всегда было тяжело прощаться с ней. Я знаю, что это моя вина, но это не значит, что это не ранит меня до глубины души.

Грейси потеряла больше всех. У нее никогда не было семьи, кроме меня. Она не знает, каково это ― быть окруженной родственниками, которые тебя любят. С Монро у нее бы это было. Я не сомневаюсь, что они бы полюбили ее.

Уложив дочь в кроватку, я целую ее в лобик.

― Мне так жаль, малышка, ― шепчу я, прежде чем выйти из комнаты.

Я возвращаюсь к двери и проверяю замки. Я смотрю в окно, и меня снова охватывает это чувство. Это ощущение, что он здесь. Я знаю, что его здесь нет. Мы уже несколько месяцев живем у моей матери. Я столкнулась с его сестрой несколько недель назад. Если бы он знал, что я в городе, он бы уже появился.

Разве что, ему уже все равно, и я не могу его за это винить. Но я знаю Грея, и я знаю нашу любовь. Это не та любовь, от которой можно просто отказаться. По крайней мере, для меня. Я всегда думала, что и для него тоже. Однако люди взрослеют. Мы меняемся, становясь старше и мудрее, и все такое прочее.

Возможно, моя мама права. Может, я все еще зациклена на нем, потому что это я ушла. Все это время Грейси была со мной, его частичка перед моими глазами, а ему остались лишь воспоминания. Теперь я уверена, что для него все в прошлом.

Я захожу в свою спальню. Не включаю свет. Я так же измотана, как и Грейси. Все, чего я хочу, ― это лечь и уснуть. Я успеваю сделать три шага в комнату, как загорается прикроватная лампа.

Я замираю.

― Кэтрин, давно не виделись. ― Его голос… он глубже, чем я помню. Резче. Холоднее.

Меня пробирает дрожь. И не та, которую он обычно вызывал в моем теле. Нет, это не что иное, как чистый ужас. Я оглядываюсь через плечо. Комната Грейси находится прямо напротив. Отсюда я вижу, как она спит в своей кровати, ее ночник отбрасывает достаточно света, чтобы я могла разглядеть ее маленькое тело.

― Закрой дверь, ― говорит Грей.

Я оборачиваюсь к нему, и моя рука тянется закрыть дверь, но я заставляю себя остановиться.

― Нет. Что ты здесь делаешь?

Грейсон Монро сидит на моей кровати, прислонившись к изголовью.

― Закрой дверь, Кэтрин, ― повторяет он.

― Я не могу, ― говорю я ему. Грей наклоняет голову. Он ничего не говорит, просто смотрит на меня. ― Что ты здесь делаешь?

― Две тысячи сто восемьдесят четыре дня, ― говорит он. ― Именно столько я тебя искал. Так что представь мое удивление, когда ты вдруг появились прямо здесь, в Ванкувере, на пороге моего метафорического дома.

― Тебе нужно уйти. Ты не можешь здесь находиться.

Грей перекидывает ноги через край кровати и идет ко мне, его шаги спокойные. Уверенные. Его рост ― шесть футов два дюйма¹ ― возвышается надо мной. Я делаю шаг назад. Я никогда не боялась Грейсона. Я знала, что он способен сделать с людьми. Но я никогда раньше не боялась его. До этого момента.

Я ударяюсь спиной о стену. Руки Грея взлетают по обе стороны от моей головы, его лицо наклоняется ко мне.

― Ты потеряла право указывать мне, что делать, шесть лет назад, Кэтрин, ― рычит он.

Я сглатываю комок в горле. Я поворачиваю голову в сторону. Я не могу позволить Грейси увидеть это. Мне нужно, чтобы он ушел.

― Ты должен уйти, ― повторяю я. Мои руки ложатся ему на грудь, пытаясь оттолкнуть его от себя.

Это моя первая ошибка. Прикоснуться к нему. Мои руки застывают, а все тело словно впадает в транс. Мне не следовало этого делать. Я все равно не смогу оттолкнуть его от себя. Грей подходит ближе. Его бедро прижимается к моим ногам, а одна из его рук обхватывает мою шею. В голове проносятся воспоминания о том, как мне нравилось, когда он делал это. Я заставляю себя не отводить глаза. Встретить его гневный взгляд в упор.

― Будь ты проклята, ― рычит он низким тоном. ― Будь ты проклята, ― повторяет он снова и снова, а его рука сжимается все сильнее.

Я хватаюсь за его запястья, пытаясь ослабить хватку, в которой он меня держит.

― Грей, прекрати. Ты делаешь мне больно, ― хриплю я.

Он усмехается, но это звучит зловеще.

― Делаю тебе больно? О, детка, я еще даже не начинал.

Моя кровь холодеет. Это не тот Грей, которого я знала. Исчез тот легкий и беззаботный парень, которого я любила. Передо мной стоит совсем другой мужчина.

― Мама? ― От голоса дочери у меня округляются глаза. Грей тут же опускает руку и делает шаг назад.

― Грейси, детка, ложись спать, ― говорю я ей, не отрывая взгляда от Грея, который пристально смотрит на мою дочь.

― Кто ты? ― спрашивает Грейси. ― Почему ты обижаешь мою маму?

Я задыхаюсь от подступивших рыданий.

― С мамой все в порядке. Но ты должна вернуться в постель, ― говорю я ей. Мне отчаянно хочется, чтобы она вышла из комнаты. Грей подходит к Грейси, которая все еще стоит в дверном проеме. ― Грей, нет. ― Я пытаюсь обойти его, но тут он опускается перед ней на колени и протягивает руку.

― Привет, Грейси. Я ― Грейсон, ― представляется он.

Глаза Грейси расширяются, отражая мой шок, и она пристально смотрит на меня, прежде чем перевести свой взгляд на него.

― Ты мой папа?

В комнате воцаряется тишина, нарушаемая только учащенным биением моего сердца, отдающимся в голове.

― Да, это так, ― говорит Грей.

― Ты закончил свои дела? Теперь ты будешь жить со мной? ― спрашивает его Грейси.

― Пойдем, детка, вернемся в постель. ― Я обхожу Грея и беру свою дочь на руки.

― На самом деле, я и правда собираюсь жить с тобой, Грейси. Ты бы этого хотела? ― Грей поднимается на ноги, глядя в глаза моей дочери. Глаза нашей дочери.

Она кивает головой.

― Я ждала тебя.

Мое сердце разбивается от этих слов, а когда я вижу боль на лице Грея, оно болит за них обоих.

― Почему бы тебе не пойти в свою комнату и не собрать вещи, которые ты больше всего хочешь взять с собой? ― говорит Грей.

Я свирепо смотрю на него. О чем, черт возьми, он говорит?

Он протягивает руки к Грейси. И она, конечно же, сразу бросается в его объятия, не замечая, что я пытаюсь крепче прижать ее к себе, чтобы она не смогла этого сделать.

― Давай, я помогу тебе. Маме нужно тоже собрать свою сумку, ― добавляет Грей, глядя прямо на меня.

― Куда мы идем? ― спрашивает Грейси.

― Домой, ― отвечает он. ― Я отвезу тебя домой, Грейси.

― И маму?

― Да, и маму тоже. ― Он поворачивается ко мне. ― Собирай вещи, Кэтрин. Мы уезжаем через пять минут, с тобой или без тебя, ― шепчет он мне на ухо, проходя мимо.

Я смотрю ему вслед. Он не причинит ей вреда. Я знаю это. А мне? Я не слишком уверена. Мой разум говорит мне, что нужно что-то делать. Пойти, отобрать мою дочь и снова сбежать. Я не могу ее потерять. Но мои ноги не двигаются. Колени подгибаются, и я хватаюсь за дверной проем, чтобы не упасть.

― Можно я возьму с собой снаряжение? И мою шайбу! Мне нужна моя шайба. Она очень особенная, ― продолжает щебетать Грейси, уже проснувшаяся и полная возбуждения. Она такая доверчивая, просто падает прямо в его объятия.

Впрочем, у нее нет причин не быть такой. Я всегда говорила ей только правду об отце. Что он добрый, хороший человек. Что он сделает для нее все, что угодно, если она в этом будет нуждаться. Потому что Грейсон, которого я когда-то знала, был именно таким. Надеюсь, что он все еще где-то там, внутри этого повзрослевшего Грейсона.

― Где эта особенная шайба? ― спрашивает Грей.

― На моей полке, здесь. ― Грейси подбегает и берет ее. ― Мистер Лиам Кинг подарил ее мне. Он лучший хоккеист в мире, ― говорит она с огромной улыбкой на лице. ― Тебе нравится хоккей?

― Я люблю хоккей, ― говорит ей Грей.

― Может, ты сможешь отвести нас на игру мистера Кинга? Я спросила маму, и она сказала, что подумает об этом.

― Я могу взять тебя на столько хоккейных матчей, сколько ты захочешь, Грейси. ― Грей смотрит на крошечную сумку, которую она собрала. ― Это все, что ты хочешь взять?

― Да. ― Она кивает. ― Где находится твой дом? У тебя есть собака?

― А, нет, собаки у меня нет. А дом недалеко отсюда, ― говорит он, забирая у нее из рук хоккейную сумку. Грейси все еще сжимает шайбу, и Грей смотрит на нее так, словно хочет вырвать из ее маленьких рук. А может, и сжечь после.

― Мама, ты в порядке? ― спрашивает Грейси, поворачиваясь ко мне.

Грей переводит взгляд с моей дочери на меня, на его лице написано беспокойство.

― Ты собрала свои вещи?

Я качаю головой.

― Я в порядке, Грейси. Почему бы тебе не сходить в ванную и не вымыть руки, ― напоминаю я ей.

― Можешь подержать это? Только не урони. Она особенная. На ней автограф мистера Кинга. ― Грейси протягивает Грею шайбу.

― Держу. Не уроню. Обещаю, ― говорит он ей.

Я жду, пока она закроет дверь в ванную, чтобы посмотреть на него.

― Что ты делаешь?

― Забираю свою дочь домой. Туда, где она, блядь, должна была быть последние пять лет, ― рычит он. ― Шесть. Потому что я был бы также рад возможности находиться рядом и до ее рождения.

― Ты не можешь забрать ее у меня, ― говорю я, хотя мои слова больше похожи на мольбу.

― Что? Ты имеешь в виду то, как ты поступила со мной?

― Я не знала, ― говорю я. В унитазе спускается вода, и мы оба смотрим на дверь ванной.

― У тебя три минуты, Кэтрин. Соберись или оставайся. Мне действительно плевать. Но ей, наверное, нет, ― шипит он.

Я задерживаю дыхание. Я не ожидала теплого приема от Грея, если когда-нибудь увижу его снова. Я разрушила все, что у нас было. Но эта холодная ненависть, которую он испытывает ко мне…? Не думаю, что что-то могло подготовить меня к этому.

― Не сомневайся ни секунды, что я заберу ее без тебя. Потому что я это сделаю, ― быстро добавляет он, на случай, если я ему еще не поверила.