Глава 3
Уэст
Этого не происходило. Это было не по-настоящему.
Я зашагал прочь от кабинета, ускоряя шаг, пока не перешел на бег трусцой. Мне нужно было убраться к чертовой матери из этого здания, чтобы я мог подумать. Чтобы я мог дышать. А не чувствовать запаха сладких розовых духов Индии.
— Привет, Уэст. Можно я…
— Позже. — Я поднял руку, прерывая вопрос Деб, и пронесся мимо стойки регистрации.
Она, вероятно, хотела знать, собираюсь ли я предоставить ей две недели отпуска в июле, чтобы она могла поехать со своим парнем на разные родео по всему штату.
Поскольку я был зол на ее парня, в тот момент я не был склонен соглашаться.
Кейси согласился поработать у нас этим летом и водить гостей на рыбалку. Нам не хватало гида уже второе лето подряд, и я не мог выкроить время, чтобы порыбачить. Но вместо того, чтобы выйти на работу, Кейси в последние три выходных сказался больным, чтобы отправиться на групповую рыбалку. Это означало, что мне пришлось прекратить предлагать гостям рыбалку. Опять.
Если отбросить мое раздражение по поводу бойфренда, у Деб не оставалось времени на отпуск. Она уже получила дополнительную неделю. А мы не могли позволить себе отпустить ее на две недели в самый напряженный сезон.
Кто еще мог сидеть за столом? Джекс? Папа? Я? Мы трое и так были на пределе сил.
Бабушка уже работала в утреннюю смену. Но быть весь день на ногах будет вредно для ее бедра. Кроме того, это создавало для меня дополнительную работу. Ей не нравилась компьютерная система, поэтому перед рассветом я приходил в лодж и варил ей кофе. Затем распечатывал всю бронь, чтобы она могла разобраться, когда придут гости.
Она предпочитала, чтобы все было сделано так, как она делала это годами. В те дни, когда они с дедушкой построили этот лодж. Когда они основали Скотоводческий Курорт «Крейзи Маунтин».
Знали ли мои бабушка и дедушка, что папа продал их ранчо? Что он забрал то, что они ему подарили, и выбросил это?
Черт возьми. Это был кошмарный сон. Это было нереально.
Он продал ранчо?
Мой желудок скрутило, когда я с такой силой толкнул входную дверь лоджа, что она ударилась о стену, петли заскрипели, отскакивая от нее.
Это было не по-настоящему.
— Уэст, — крикнул Джекс, подбегая, чтобы догнать меня, когда я торопливо спускался по ступенькам крыльца.
— Не сейчас. — Я продолжал идти, проводя рукой по волосам, направляясь к своему грузовику.
Это был прекрасный день. Ясное голубое небо. Свежий, бодрящий воздух. Теплый желтый солнечный свет. Почему худшее в моей жизни всегда приходилось на хорошие дни?
— Уэст, — снова позвал он, положив руку мне на плечо.
— Не сейчас, Джекс. — Я высвободился из его хватки и направился к своему грузовику.
— Ты собираешься просто уйти? Позволить этому случиться?
Я развернулся к нему лицом.
— Что, черт возьми, ты хочешь, чтобы я сделал? Я даже не могу… Я даже не понимаю, что сейчас происходит.
— Я тоже. — Он развел руками. — Ты должен остаться. Ты должен это исправить.
Исправить? Я пытался исправить это в течение многих лет.
— Пожалуйста, — взмолился Джекс.
Блять.
— Позже. Я обещаю.
Папа вышел из лоджа, осматривая парковку. Заметив нас, он спустился по ступенькам крыльца, вздрагивая на каждой ступеньке. Хромота не проходила, но упрямый ублюдок отказывался идти к врачу. Он повредил бедро и, возможно, колено, когда две недели назад упал с лошади.
Это был молодой вороной мерин, которому требовалось время и терпение. Ему требовались ежедневные прогулки верхом и уроки того, как стать отличной лошадью. Не хорошей лошадью, а отличной лошадью.
Моей лошадью.
Последней лошадью, которая по-настоящему принадлежала мне, был Чиф. Когда он умер, образовалась пустота. Я не был готов ее заполнить. Поэтому последние десять лет я ездил на любой лошади, которая была доступна. Но поскольку лошади, которых мы использовали для гостей, становились старше и медленнее, пришло время начать тренировать новых лошадей.
И мне пришло время обзавестись собственной.
Я купил пять и выбрал самую высокую для себя. На остальных четырех мы с Джексом усердно катались верхом с гостями по тропинкам и тренировались по ежедневному распорядку.
Но этот мерин не предназначался для верховой езды, и у него не было достаточного количества часов в день. Его тренировкам не уделялось первостепенного внимания.
Очевидно, папе этого было недостаточно, потому что две недели назад я вернулся домой после долгого рабочего дня, когда перегонял скот, а он хромал. Он взял мою лошадь покататься и упал.
Если бы он просто подождал, если бы он просто поговорил со мной…
О лошади.
О ранчо.
Об Индии.
Индия.
Почему? Что она здесь делала? Четыре года и ни слова. А потом это? Черт возьми. Я не мог дышать. У меня кружилась голова. Казалось, мое сердце только что разорвали на куски.
Мне нужно было убраться отсюда к чертовой матери.
Отец поднял руку, прежде чем я смог вырваться.
— Стой на месте, сынок.
Мне исполнился тридцать один год, а я все еще не спорил с таким тоном.
— Я не в настроении разговаривать, пап.
— Тяжело. — Он остановился рядом с Джексом, уперев руки в бока. — Мне жаль. Я знаю, это было для вас шоком. Мне есть что еще сказать. Я должен был объяснить, но… Я сделал то, что считал нужным.
— Продав ранчо? — Это было не по-настоящему.
Но ведь это было по-настоящему, не так ли?
— Как ты мог?
— У нас проблемы, Уэст.
— Я знаю, что у нас чертовы проблемы, — рявкнул я. — Это не ответ.
— Это ответ. Единственный ответ. Тебе придется доверится мне в этом.
— Довериться. — Он вообще знал значение этого слова? — Пошел ты.
Он вздрогнул.
Джекс тоже.
— Мы не просто тонем. Мы уже утонули.
— Мы?
Это никогда не были мы. Это всегда был он.
Его решение. Его выбор.
Его ранчо.
— Я, — его голос дрогнул. — Мы… я почти на мели.
Почти на мели? Скорее, разорен.
Мы были разорены.
Это должно было быть больнее. Это должно было застать меня врасплох. Но в глубине души мы годами упорно шли по этому пути.
— Что значит, мы почти на мели? — спросил Джекс.
— У нас нет денег. — Глаза отца наполнились слезами. — Мы должны банку больше, чем можем выплатить.
— Так ты просто все продал? — спросил Джекс. — Ты даже не поговорил с нами.
— Послушай, если бы у меня был другой выбор, я бы выбрал его.
— Один, — сказал я. — Ты бы принял это решение один. Как всегда.
Он продал ранчо.
Это было по-настоящему. Это было чертовски по-настоящему.
Нереально.
Он не только оторвал его от нашей семьи, но и сделал это в одиночку. Он поговорил с ней наедине. Он посыпал солью зияющую, кровоточащую рану в моем сердце.
— Как долго? — спросил я. — Как долго ты тайно планировал это?
Отец опустил взгляд в землю.
— Месяц.
— Что? — взорвался Джекс, вскинув обе руки. — Ты продал его месяц назад?
— Нет. Контракт был подписан на прошлой неделе. Но мы… вели переговоры.
Вели переговоры. С Индией Келлер.
Нет, не Келлер. Гамильтон. По мужу ее звали Индия Гамильтон. Правда, сегодня на ее пальце не было того массивного, яркого бриллианта. Почему? Где Блейн?
Он тоже был в этом замешан? Мысль о том, что этот сукин сын владеет землей у меня под ногами, заставляла мою кровь кипеть. Это была земля Хейвенов. Еще до того, как дедушка и бабушка основали курорт, это ранчо принадлежало нашей семье на протяжении нескольких поколений.
— Это наше наследие.
Это было наше наследие.
И теперь оно принадлежало ей.
Как мы сюда попали? Как все это так эпично развалилось? У меня перехватило дыхание. Кто-то выбил воздух из моих легких, и я не мог наполнить их.
— Ты действительно продал его ей? — спросил Джекс.
Папа кивнул.
— Так и есть.
— Но… ты не поговорил с нами, — в словах Джекса сквозил вопросительный оттенок.
Когда-то автократические наклонности отца тоже заставали меня врасплох. Раньше меня озадачивало, что он не советовался со своими детьми по поводу решений, которые влияли на их жизнь.
Но с годами я понял, что папа не спрашивал, потому что не хотел нашего участия.
Джекс не испытал этого в достаточной степени, в основном потому, что был еще молод.
Мой брат провел последние четыре года в колледже в Бозмене. Он был практически отстранен от бизнеса на ранчо и курорте.
Но в прошлом месяце он вернулся домой, гордо размахивая дипломом бакалавра, и заявил, что готов помочь с бизнесом.
У отца не хватило духу рассказать ему правду о бизнесе. У меня тоже.
Я уже много лет знал, что у нас проблемы. Становилось все труднее и труднее производить банковские платежи. Я предложил решение — выставить часть земли на продажу.
Но не всю землю.
Он действительно продал всю землю?
— Это не идеально, — сказал папа. — Но, по крайней мере, мы знаем Индию. Она бывала здесь. Ее семья проводила здесь время. Она знает курорт. А Келлеры — хорошие люди.
Вот только она больше не была Келлер.
— Лучше она, чем какой-нибудь застройщик, который купит его и разобьет на части, — сказал папа.
— Откуда ты знаешь, что она этого не сделает? — спросил я.
— Она дала мне слово. Я верю, что она сдержит его.
Может быть сдержит. А может быть и нет.
— Это есть в контракте?
Папа покачал головой.
— О, черт. — Джекс потер лицо обеими руками. — Мы в заднице. Абсолютно в заднице.
Я хотел возразить. Сказать ему, что мы разберемся с этим. Что у нас все будет хорошо. Но я не давал своему брату обещаний, которые не смогу сдержать.
— Поверь мне. — Папин взгляд встретился с моим. — Пожалуйста.
— Я не могу.
Папа открыл рот, но закрыл его с громким щелчком. Возможно, он хотел еще что-то сказать, но я не собирался слушать. Я услышал достаточно. Поэтому он развернулся на каблуках и направился к конюшне. Надеюсь, он выберет другую лошадь, а не моего мерина, если захочет прокатиться.
— Что нам делать? — спросил Джекс.
— Я не знаю.
Он перевел взгляд на блестящий черный внедорожник с техасскими номерами. Без сомнения, он принадлежал Индии.
— Мы должны довериться ему. И работать на нее? — Джекс усмехнулся. — Я, блять, не буду работать на нее. Она может поцеловать меня в задницу.