Мои руки сжались в кулаки, сжимаясь и разжимаясь, пока я боролся с желанием выругаться к чертовой матери.

— Ты понимаешь концепцию власти, Татум? — Я спросил ее. — Человек, у которого власть, правит миром. Ты знаешь, почему я запасаюсь туалетной бумагой, как будто спрос на нее у меня такой же, как у слона с дерьмом?

— Чтобы ты мог сохранять контроль над этим, будучи единственным, кто раздает жизненно важные ресурсы? — предположила она с интонацией в голосе, которая предполагала, что я был мудаком из-за этих действий.

— Неправильно. Утаивание того, в чем кто-то отчаянно нуждается, — вот в чем заключается настоящая сила. Ты присваиваешь это, в свое распоряжение, а затем заставляешь их выполнять все, что твоей душе угодно, сохраняя при этом награду, которой они больше всего жаждут, близко к сердцу. Таким образом, ты получаешь истинный контроль.

— Так же как ты предпочитаешь утаивать от меня мои письма? — спросила она с горечью в голосе, которая разожгла во мне пламя гнева.

— Что ж, очевидно, этого недостаточно, чтобы иметь над тобой власть. Так что, я думаю, пришло время, когда ты действительно будешь умолять меня о пощаде, чтобы довести дело до конца. — Я прошел мимо нее по лестнице и схватил ее за руку, чтобы заставить подниматься рядом со мной.

Часы показывали 14.00, когда мы добрались до самого верха, и я указал ей на свой прикроватный столик, чтобы она могла достать обезболивающие таблетки, которые она так отчаянно пыталась навязать мне.

Пока она доставала их, я направился к шкафу и выбрал для нее комплект белого кружевного нижнего белья с поясом для подвязок и подтяжками, а затем выбрал один из бархатных мешочков из потайного ящика под моей вешалкой для галстуков.

Татум ждала меня, когда я вышел, и я положил нижнее белье для нее на кровать, прежде чем с тяжелым стуком кинуть мешочек на тумбочку, чтобы он привлек ее внимание.

Я подозвал ее поближе и услужливо приоткрыл рот, чтобы она могла класть таблетки мне на язык по одной. В перерывах между каждой из них она подносила стакан воды к моим губам, чтобы я мог их запить, и на протяжении всего приема я просто не сводил с нее взгляда.

Закончив, она поставила пустой стакан на тумбочку и выжидающе посмотрела на меня.

Я протянул руку и провел кончиками пальцев по ее плечу, медленно скользя ими по ее коже и наблюдая, как бегут мурашки, пока я не нашел маленький серебристый шрам на ее предплечье. Он был не больше подушечки моего большого пальца, завиток гладкой кожи, странно похожий на розу. Меня расстроило, что я не понял, что это было раньше. Вирус «Аид» оставлял точно такие же следы, и, учитывая участие ее отца в его создании, для меня это должно было быть совершенно очевидно.

Я поднял ее руку и медленно прикоснулся губами к шраму, запечатлев на нем поцелуй, а также провел по нему языком. Мне следовало бы возненавидеть это пятно на ее идеальной плоти, но я этого не сделал. Это защищало ее так же тщательно, как я или был готов любой другой Ночной Страж. Это был барьер между ней и смертью.

— Я решил, что пришло время передать результаты исследований твоего отца моему отцу, — сказал я, глядя на нее снизу вверх, с удовольствием обнаружив, что ее дыхание участилось, а зубы впились в ее полную нижнюю губу.

— Ты… что? — спросила она, явно пытаясь заставить свой разум сосредоточиться на этой теме, а не на реакции ее тела на мое.

— Я обдумал все это. Каждое последнее слово. И я даже прочитал между строк. У тебя иммунитет, не так ли, Татум?

— Я… как… Я знаю, что в этих файлах ничего не упоминается о том, что он тестировал на мне вакцину, — сказала она, двигаясь, чтобы вырвать свою руку из моей хватки, но я крепче сжал ее пальцы и отказался отпускать.

— Конечно, он этого не написал. Но он подробно описал испытания, которые проводил, и включил анализ испытуемых. Есть четкие отчеты об успешных случаях наряду с неудачными, которые умерли. — Я увидел вспышку горя, промелькнувшую в ее глазах при упоминании о судьбе ее сестры, и впитал это. Я никогда не испытывал ничего более сильного, чем те эмоции, которые увидел в ней. Ближе всего к ним я ощутил смерть моей бабушки, но это оставило лишь пустоту и одиночество. Не всепоглощающую боль и чувство несправедливости. Я мог только представить, что когда-нибудь по-настоящему пойму это, если потеряю кого-то из других Ночных Стражей… или ее.

— Значит, теперь ты хочешь рассказать обо мне своему отцу? — предположила она, отбросив всякое притворство.

— Нет, — твердо ответил я. — Я не допущу, чтобы этот человек был рядом с тобой. В этих документах нет ничего, что указывало бы на то, что ты одна из немногих успешных испытуемых. Ничего, что могло бы выдать твою роль в этом, кроме этого шрама. И он ни за что не узнает об этом. Я верю, что проводимых здесь исследований будет достаточно, чтобы позволить нужным людям создать вакцину так, чтобы они никогда не узнали о твоем существовании.

— Значит, мы просто сохраним мою причастность в секрете? — спросила она, выглядя так, словно надеялась, что я соглашусь.

— Мы расскажем другим Ночным Стражам, — сказал я, потому что не стал бы хранить от них такой большой секрет. — Но это не выходит за рамки нашего круга доверия.

— Хорошо. — Улыбка тронула ее губы, и она придвинулась на дюйм ближе, как будто думала, что может обнять меня, и я цыкнул на нее.

— Переодевайся, Сирена, тебе предстоит вынести наказание.

Брови Татум поднялись, и ее взгляд снова скользнул к бархатному мешочку, прежде чем она снова закусила губу, и мой член дернулся от идей, которые я не позволил бы ему воплотить в жизнь.

Я пересек комнату, взялся за большое кремовое кресло в углу и подтащил его поближе к кровати. Вспышка боли пронзила мои ребра, но я просто стиснул зубы и продолжил двигаться, пока не добился того, чего хотел.

Татум попыталась подойти и помочь мне, но я бросил на нее сердитый взгляд, чтобы предостеречь, и вместо этого она быстро начала сбрасывать с себя одежду.

Я жадно наблюдал, как она раскрывает мне свое тело, и медленно подошел, чтобы взять бархатный мешочек с прикроватной тумбочки.

Наблюдать за тем, как она надевает белое нижнее белье, было почти так же соблазнительно, как наблюдать за тем, как она раздевается, и когда она, наконец, предстала передо мной, как воплощение невинности, мое сердце учащенно забилось.

Я приблизился к ней, нежно откинув ее длинные волосы за плечи и проведя большими пальцами по ее бокам медленным движением, от которого у нее перехватило дыхание, а позвоночник красиво выгнулся.

— Скажи мне, кому ты принадлежишь, — выдохнул я, зацепляя пальцем одну из бретелек ее подтяжек на верхней части бедра и оттягивая ее от загорелой плоти.

— Ночным Стражам, — ответила она, и хотя я ждал, что она назовет мое имя, я обнаружил, что такой ответ понравился мне еще больше. Она была нашей. Связанная Ночью. Поклявшаяся нам навеки. Что было хорошо, потому что именно столько я намеревался удерживать ее.

Я расстегнул ремешок подтяжек легким движением пальца, и они защелкали по ее коже, заставив ее вздрогнуть.

— На кровать, на спину, колени согнуты, бедра раздвинуты, — скомандовал я и чуть не застонал вслух, когда она мгновенно сделала то, что я сказал. Я знал, что мне следовало бы больше сомневаться в своей потребности в контроле, беспокоиться о том, что это говорит обо мне, но в тот момент я просто смирился с тем, что я сам по себе монстр, и я не собирался прилагать никаких усилий, чтобы изменить это. Особенно теперь, когда я обнаружил, что она так охотно идет навстречу моим потребностям.

Вид ее, вот так распростертой передо мной, вызвал боль в моем пульсирующем члене, поглотившую каждую мою мысль, пока я наблюдал за ней, и мне потребовалось мгновение, чтобы вспомнить о мешочке в моих руках.

— У тебя есть выбор, — медленно сказал я ей, развязывая завязки, и она смотрела на меня с диким голодом в своих больших голубых глазах. — Если ты предпочитаешь, чтобы я наказал тебя какой-нибудь черной работой, тогда скажи это сейчас.

— Я хочу этого, — мгновенно ответила она, все еще не понимая, что я имею в виду, но в предвкушении этого вцепилась руками в простыни.

— Хорошо. Держись за спинку кровати. Если в какой-то момент ты отпустишь, я не позволю тебе кончить. Поняла?

— Да, — выдохнула она, вытягивая руку над головой и обхватывая пальцами каркас кровати из кованого железа.

— Скажи мне, насколько ты влажная, — приказал я, доставая из сумки толстый вибратор яйцевидной формы. У него был изогнутый конец, так что, как только он оказывался внутри нее, он сразу стимулировал ее клитор и точку G. Голодный взгляд, которым она одаривала его, говорил о том, что она очень этого хотела. — Мне нужно его смазать?

— Нет, — выдохнула она. — Я мокрая. Черт, Сэйнт.

Я должен был отчитать ее за то, что она сказала больше, чем просто ответ на мой вопрос, но то, как она выдохнула мое имя, возбудило меня настолько, что я был почти уверен, что могу кончить в штаны, поэтому я пропустил это мимо ушей.

— Хорошо. — Я подвинулся на кровати, разглядывая промежность ее трусиков и с приливом удовлетворения видя, что она не лгала об этом. — Теперь лежи совершенно неподвижно. Я не нарушаю ни одного из твоих правил и не прикоснусь к тебе, пока ты будешь в этой постели.

— П… правилам? Я не думаю, что правила на самом деле применимы к…

— Правила всегда будут применимы ко мне, — прорычал я, игнорируя приступ боли, охвативший меня, когда я забрался на кровать. После этого я отказываюсь когда-либо снова получить травму в своей гребаной жизни. Это было совершенно невыносимо.

Я шел к ней, пока не оказался между ее раздвинутых бедер, глядя сверху вниз на то, как она тяжело дышит из-за меня, пока ее взгляд скользил по моей обнаженной груди. Я не мог не получить серьезного пинка от той силы, которую ощущал, возвышаясь вот так над ней, и, конечно, казалось, что ей тоже нравилось таким образом находиться в моей власти.