— Да ладно тебе. Мы можем вернуться ко мне минут через пятнадцать, и тогда я обещаю, что сделаю тебя…

— Я не могу прийти к тебе сегодня вечером, Нэш, — фыркнула Татум, отстраняясь на дюйм, чтобы она могла смотреть на меня, и мы больше не целовались между каждым словом.

— Но это моя ночь с тобой, — запротестовал я, понимая, что звучу как маленькая сучка, но не в силах сдержаться, чтобы не сорваться с языка. — Я трахаю тебя только раз в четыре ночи. Не нужно упоминать тот факт, что я считал гребаные дни. Мы пропустили нашу последнюю назначенную ночь, потому что Сэйнт вел себя как придурок по поводу приема обезболивающих таблеток, но прошло уже больше недели, и он пошел на поправку. Кроме того, мне было насрать, принимал он таблетки или нет. Этот засранец заслуживал хотя бы небольшой боли. Это было лучше, чем то, что получил мой брат.

— Извини, Нэш, но я не могу прийти и остаться с тобой на ночь. Я все еще нужна Сэйнту. Он больше никого не слушает, и я не хочу, чтобы его выздоровление пошло насмарку из-за того, что он слишком упрям, чтобы позаботиться о себе.

— Кому какое дело? — Рявкнул я, сексуальное расстройство и моя ненависть ко всему, что происходит с Мемфисом, столкнулись, сделав меня злее, чем обычно. — Этот ублюдок творил с тобой всякую хуйню, не говоря уже о том, что его семья сделала с моей. Где твои письма, Татум? Он все еще держит их под замком? Все это полный пиздец, и ты это знаешь.

Челюсть Татум сердито сжалась, и она откинулась назад еще больше, ее руки соскользнули с моей груди, когда она скрестила руки на груди и сердито посмотрела на меня.

— Сэйнт чуть не погиб, пытаясь защитить меня. Меньшее, что я могу сделать, это убедиться, что он не получит необратимых травм, — яростно прорычала она, не оставляя места для споров. Но это была чушь собачья, и она это знала. Я мог бы смириться с тем, что у нее что-то было с Блейком и Кианом, но Сэйнт был вырезан из шкуры дьявола.

— И что? Он подставился под пулю из-за тебя, и теперь ты потеряла интерес ко всем нашим планам? — Потребовал я, мое сердце бешено колотилось в груди, пока я обдумывал это. Я не хотел признаваться, какое облегчение испытал, когда наконец получил помощь в моей вендетте против семьи Мемфиса, но мысль о том, что она откажется от меня, была подобна кинжалу, вонзенному прямо мне в спину и повернувшемуся.

— Это не то, что я сказала, — прорычала Татум, вскакивая на ноги, как будто хотела увеличить расстояние между нами, и я тоже встал, свирепо глядя на нее, стоя над ней и ожидая услышать, что, черт возьми, она скажет по этому поводу. — Но ты же понимаешь, что обвинять Сэйнта в том, что сделал его отец, — это точно так же, как Ночные Стражи обвиняли меня в заражении вирусом «Аид». Они верили, что мой отец несет ответственность, и поэтому заставили меня заплатить. Чем же твое преследование Сэйнта отличается от этого?

— Вряд ли ты можешь сравнивать себя с Сэйнтом Мемфисом, — прорычал я. — Он гребаное чудовище. Он практически поработил тебя, он наполовину утопил тебя, запер в гробу, заставил поверить, что уничтожил те письма…

— Я знаю, — она почти кричала на меня. — Я точно знаю, что он, черт возьми, со мной сделал! Но я также начинаю думать, что понимаю его. И я не думаю, что мы улавливаем хоть половину того, через что он прошел в своей жизни. Дерьмо, в котором он выжил, сделало его таким, какой он есть…

— Мне наплевать! — Взревел я, полностью теряя хладнокровие. — У бедного маленького богатого мальчика был папочка, который его не любил. Большое, блядь, дело. Держу пари, он каждую ночь плачет, засыпая на горе стодолларовых банкнот. Но у меня была семья, которая действительно любила меня. У меня была мама, которая работала на износ, чтобы прокормить нас, и брат, у которого вся его гребаная жизнь была впереди, а Трой Мемфис просто забрал все это у меня, как будто это вообще ничего не значило. Он убил их. И в отличие от тебя, у меня еще не было шанса отомстить человеку, убившему моих родителей, так что, может быть, ты просто не имеешь ни малейшего представления о том, что я пережил, или, может быть, тебе просто все равно.

— Пошел ты, Нэш, — прорычала Татум, ее глаза сверкали от ярости, когда она бросилась к двери, но я ни за что на свете не позволил бы ей уйти от меня.

Она повернула замок и рывком распахнула дверь, но моя рука врезалась в нее над ее головой, когда я снова захлопнул ее.

Татум резко обернулась, когда я запер ее в клетке, ее подбородок вздернулся, когда она свирепо посмотрела на меня.

— Знаешь, я на самом деле думала, что ты лучше их, но это не так, не так ли? Ты может быть и относиться ко мне лучше, но ты такой же безжалостный, такой же жестокий. Тебе даже все равно, кому ты причинишь боль в процессе своей мести, главное, чтобы ты ее получил.

— Ты думаешь, я такой же плохой, как Ночные Стражи? — Я побледнел, уставившись на нее, когда ярость в ее глазах прожгла мне душу.

— Нет, Нэш, я не думаю, что ты такой же плохой, как Ночные Стражи. Я думаю, что ты Ночной Страж. Ты такой же монстр, как и любой из них, может быть, даже хуже. Потому что их действия были основаны на горе и шоке. Как только они поняли, что я на самом деле не та, кого они должны винить, они отступили, извинились, даже доказали, что я им небезразлична. Но ты? У тебя были годы, чтобы понять, куда направить свое горе и как отомстить, и все же ты все равно решил направить его на сына человека, ответственного за это, как часть своих планов.

— Я совсем не такой, как они, — прорычал я, придвигаясь к ней так близко, что наши груди соприкоснулись, и она была вынуждена запрокинуть подбородок, чтобы посмотреть на меня.

— Нет? — Татум зашипела, ее ярость превратилась в смертельный холод, от которого все мое тело покалывало от ярости. — Тогда почему у тебя такие же татуировки?

Она толкнула меня достаточно сильно, чтобы отбросить на шаг назад, распахнула дверь и ушла прежде, чем я успел ответить.

Я взревел от ярости на пустую комнату, пнув свою бутылку с водой достаточно сильно, чтобы она отлетела к стене, где разбилась, и вода разбрызгалась повсюду. Я направился прямо к боксерской груше, где начал колотить по ней со всей яростью моего горя и потери.

Я даже не знал, как долго я оставался там, нанося удары, но костяшки моих пальцев были разодраны и кровоточили, пока я двигался, давая некоторое внешнее проявление боли, которая жила внутри меня. К тому времени, когда моя энергия иссякла, было уже далеко за полночь, а Татум так и не вернулась.

Я опустился на пол и уронил голову между колен, когда самые душераздирающие воспоминания о той автокатастрофе, в которой погибла моя семья, захлестнули меня, и я просто сидел там, совсем один, в компании своего горя.

— Знаешь, — голос Киана заставил меня поднять глаза, должно быть, прошло не меньше часа, и я нахмурился, когда он вошел в спортзал, как будто это гребаное место принадлежало ему. — Для двух людей, которые разыгрывают грязную фантазию наяву, вы с Татум определенно излучаете сегодня вечером флюиды дикой сексуальной неудовлетворенности.

— Отвали, Киан, я не в настроении, — прорычал я.

— Конечно. — Он сел рядом со мной и, вытащив из кармана фляжку, протянул ее мне, я молча взял ее, опрокинул в рот и позволил «Джеку Дэниэлсу» обжечь мне горло, выпив все до последней капли.

Какое-то время мы сидели в тишине, пока я поджимал губы и крутил пустую фляжку между пальцами, свирепо глядя на боксерский ринг перед нами, где я боролся с Татум, прежде чем все пошло прахом.

— Когда мне было лет девять или десять, мой дедушка решил отправить меня играть в мини-футбол, — медленно начал Киан.

— Серьезно?

— Ммм. Некоторое время я думал, что, возможно, я сделал что-то, чтобы заслужить это. Как будто… Я получил награду или еще какую-то хрень, но на самом деле все это было просто все той же старой херней, уловкой, чтобы снискать мое расположение у детей самых могущественных ублюдков в штате. В любом случае, суть в том, что мне не потребовалось много времени, чтобы начать замечать, что моя семья была не совсем… нормальной.

Я насмешливо фыркнул. Он рассказал мне достаточно об О'Брайенах, чтобы это стало до боли очевидным. Кроме того, поиск в Google выдал мне множество статей о крупнейшей криминальной семье в штате, на что мне было наплевать и поэтому я перестал копаться, получив лишь краткий обзор. Дело в том, что семья Киана не была приятными людьми.

— Да, — согласился он, хотя я ничего не сказал. — В любом случае, короче говоря, я знаю, что ты не любишь говорить о том, что случилось с твоей семьей и прочем дерьме, но совершенно очевидно, что их больше нет рядом. И я думаю, может быть, тебе стоит просто попытаться вспомнить, что тебе повезло, что они у тебя были. Потому что, если ты так сильно скучаешь по ним, то я предполагаю, что они были лучшими людьми, чем те, с кем я когда-либо был связан.

— Что заставляет тебя думать, что я думаю о своей семье? — Пробормотал я, задаваясь вопросом, должен ли я просто послать его нахуй или, может быть, вызвать его на ринг со мной. Я не знал, заставляло ли меня чувствовать себя лучше или хуже от его присутствия здесь.

— Да ладно тебе, чувак, мы тусуемся здесь уже много лет. Ты можешь быть первоклассным мудаком, когда тебе это удобно, но ты также один из очень маленькой группы людей, которых я не испытываю желания убить из-за чистого раздражения их существованием. Возможно, тебе не хочется думать о таком подлом ублюдке, как я, как об одном из твоих единственных друзей, но я такой и есть. Нет, на самом деле, к черту это, ты теперь Ночной Страж, а значит, я твоя семья. И я обращаю внимание на тех, кто мне не безразличен. Так что я знаю, как ты выглядишь, когда тебя гложет горе, и я давным-давно понял, что на самом деле ты не любишь говорить об этом. И это круто. Я буду твоей боксерской грушей, если ты предпочитаешь выплескивать своих демонов подобным образом.