— Каждый кусочек головоломки играет свою роль, парень, — заверил он меня тем взглядом, которым ему нравилось стрелять в мою сторону, который говорил, что он думает, что я принадлежу ему, черт возьми. Тот, который заставил меня захотеть выебнуться к чертовой матери и показать ему все самое худшее, разрисовывав его дорогие стены его кровью.

Я снова поднес сигарету к губам, чтобы сосредоточиться на этом и скрыть вспышку гнева, охватившую меня, но в тот момент, когда я попытался вдохнуть, Татум сжала мои гребаные яйца так сильно, что у меня перехватило дыхание.

Моя хватка на ее бедре усилилась в знак предупреждения, но ее хватка на моих яйцах сделала то же самое, черт возьми.

— Кто хочет шоколадные кексики? — Голос Марты спас меня от пристального взгляда Лиама, когда она впорхнула в комнату, неся большой поднос с кофе и пирожными.

— Ты все испортила, Марта, — сказал Лиам, вставая и беря кофе с подноса, прежде чем направиться к двери. — Увидимся с вами обоими за ланчем.

Марта начала бормотать о том, что мы — мечта юной любви, поставила поднос на стол и засуетилась по комнате, в то время как мы с Татум сердито смотрели друг на друга.

Ее хватка на моих гребаных яйцах была непоколебимой, и я, выругавшись, медленно протянул руку и затушил сигарету. Она мгновенно отпустила мои яйца, одарив меня приторно-сладкой улыбкой, когда мы разговорились с Мартой за чашечкой кофе с пирожным, и я был удостоен удовольствия от того, что она показала мои детские фотографии, на которых у меня тоже все лицо в шоколаде.

Я подыгрывал, в основном потому, что Марта была единственным человеком во всей семье, на которого мне было не наплевать, и я наблюдал за Татум, когда она позволила историям и новизне этого места ненадолго отвлечь ее от горя.

Я был рад, что она отвлеклась от боли, но своим маленьким трюком она разожгла жар в моих венах, который с каждым мгновением становился только жарче. Никто не мог держать меня за яйца и выйти сухим из воды. В переносном или буквальном смысле. Поэтому, как только у меня появится шанс, я собираюсь заставить ее понять, какого именно монстра она заманивала в ловушку своей маленькой игрой.

***

К тому времени, как мы закончили с Мартой и я провел Татум экскурсию по дому и территории, я услышал, что прибывают еще члены семьи, и у меня внутри все сжалось от мысли провести остаток дня в их компании. Я не боялся их как таковых, хотя и предполагал, что, вероятно, должен был бояться. Но в основном меня просто чертовски тошнило от того, что меня все время заставляли танцевать под их дудку, что я беспокоился о том, что я могу натворить в их компании. И я не мог позволить себе потерять самообладание с ними сегодня. Татум была бы той, кто заплатил бы за это. Ее присутствие здесь было спланировано с этой целью.

Нам выделили комнату в восточном крыле дома, и я принял душ, пока Татум переодевалась в то, что, по мнению чертова Сэйнта, было «подходящим» рождественским нарядом. Когда я направился обратно в роскошную комнату из ванной, мое сердце подпрыгнуло при виде нее.

На ней было длинное темно-синее платье с разрезами на обеих ногах, так что ее восхитительная кожа мелькала при движении. Спереди платье было отделано белым кружевом, которое было достаточно прозрачным, чтобы я мог разглядеть сквозь него ее декольте в зеркале, когда она наклонилась вперед, чтобы закончить наносить макияж и накрасить губы в кроваво-красный цвет.

Я встал позади нее с полотенцем вокруг талии, мой член напрягся, когда я вдохнул ее сладкий аромат цветочного меда с ванилью. Я не останавливался, пока не оказался прямо в ее личном пространстве, встав у нее за спиной, когда она выпрямилась и посмотрела через плечо на меня в зеркало.

— Ты выглядишь чертовски аппетитно, детка, — прорычал я, моя рука обвилась вокруг ее талии, прежде чем скользнуть вверх по шелковистому материалу, пока я не начал дразнить ее грудь через него, и она ахнула, когда я потянул ее за сосок.

Я продолжал дразнить ее, пока ее зрачки не расширились, а спина не выгнулась мне навстречу, прежде чем внезапно сместил хватку и обхватил ее горло.

Большие синие глаза Татум расширились от удивления, когда мой член прижался к ее заднице, и трение между нами поспособствовало тому, что с меня слетело полотенце на пол, и я остался стоять там голым.

— Ты действительно думала, что я спущу тебе то дерьмо, которое ты устроила внизу? — Я зарычал ей на ухо, моя хватка на ее горле была достаточно крепкой, чтобы удержать ее неподвижно, хотя и не настолько, чтобы помешать ей задыхаться из-за меня.

— Мне не нравится, что ты куришь, Киан, — упрямо сказала она. — Ты куришь только потому, что у тебя стресс, и я не думаю, что тебе это нужно. Это костыль, без которого ты можешь обойтись.

— Тогда что же мне нужно? — Спросил я ее, другая моя рука переместилась к другой ее груди, когда я дразнил этот сосок через материал, наслаждаясь тем, как он затвердел от моего прикосновения.

Сначала казалось, что у нее нет ответа на это, но она облизнула свои красные губы, а ее рука потянулась за спину, пока не сжала мой член.

— Может быть, тебе просто нужен стимул сохранять хладнокровие, — выдохнула она, и мои пальцы сжались на ее горле.

— Ты предлагаешь мне свое тело в обмен на хорошее поведение? — Спросил я с ухмылкой. — Потому что у меня для тебя плохие новости, детка. Я не знаю, как быть хорошим.

— Я не хочу, чтобы ты был хорошим, Киан. Мне нравится, что ты мрачный, грязный и грубый, и я не хочу, чтобы ты сдерживался со мной, потому что у тебя есть какое-то неточное предположение, что я не смогу справиться с тобой в худшем виде. Я побывала в аду и вернулась оттуда с помощью тебя и других Ночных Стражей, и я пережила все худшее, что может вынести человек в горе и душевной боли. Так что не обращайся со мной как с фарфоровой куклой, которая может сломаться, если ты будешь давить на меня слишком сильно. Я хочу раствориться в тебе и хочу, чтобы ты сделал то же самое.

Рычание желания вырвалось у меня от жара ее слов, и я застонал, когда отвел ее голову в сторону и прикусил ее шею сбоку, посасывая кожу, когда она простонала мое имя, и я оставил на ней отметину, чтобы весь гребаный мир увидел, что она моя.

— Ты хочешь, чтобы я перестал злиться на тебя на время этого веселого ужина? — Спросил я ее, моя хватка на ее горле становилась все крепче по мере того, как во мне снова поднимался гнев.

— Да, — простонала она, и жар в ее глазах сломил остатки моей сдержанности.

Я сжал ее в объятиях и, схватив за горло, приподнял ее подбородок так, чтобы я мог целовать ее с жестокой страстью, которая заставляла меня желать все большего и большего. Я не знал, почему я так чертовски долго ждал, чтобы поцеловать ее вот так, но я был уверен, что от того ожидания, которое я вытерпел, она стала только слаще на вкус.

Ее рука обвилась вокруг моего члена, но когда ее язык скользнул по моему, я понял, что это не то, чего я хотел от нее.

Я использовал свою хватку, чтобы поставить ее на колени, и она, даже не колеблясь, скользнула своим идеальным ртом по моему члену. Я застонал, когда посмотрел на нее сверху вниз, вонзая весь свой толстый член между ее губ, смазывая свой ствол красной помадой, пока она поглощала мой член прямо к задней стенке ее горла.

Я выругался, когда она отстранилась, вцепился руками в ее влажные волосы и растрепал их, взял под контроль ее движения и снова погрузился в ее рот.

Татум ободряюще застонала, звуки, исходящие от нее, посылали сладкие вибрации по моему члену, когда она потянулась, чтобы обхватить мою задницу обеими руками, ее ногти впились в мою плоть, когда я трахал ее рот жестокими требовательными движениями.

Я был тверд как камень, когда она взяла меня глубоко, кружа языком и посасывая полными губами именно так, как нужно, чтобы сделать меня своим рабом. Этого было почти достаточно, чтобы заставить меня забыть, из-за чего она оказалась там внизу, но я был не из тех мужчин, которые перекатываются с зажатыми в тисках яйцами, и ей нужно было это знать.

Я держал одну руку, сжатую в кулак, в ее волосах, пока хорошо и глубоко трахал ее рот, а другой вытащил сигарету из пачки, лежащей сбоку, и засунул ее между губ. Мне потребовалось еще мгновение, чтобы зажечь ее, поскольку мои яйца болели от желания закончить ее наказание, и мне пришлось бороться с этим, желая продлить этот момент.

Я закурил, глубоко затянувшись со стоном удовлетворения, когда Татум зарычала от гнева, осознав, что я натворил, и сделала движение, чтобы отступить.

— Покажи мне, что я принадлежу тебе, детка, — промурлыкал я, держа сигарету в уголке рта, когда я вернул другую руку к ее волосам, и она в гневе провела зубами по моему члену, но не отстранилась, снова вонзив его прямо в горло, как будто ей нужно было что-то доказать.

Это было все признание, в котором я нуждался, и я снова застонал, когда глубоко вонзил свой член, и она приняла его так, словно жаждала этого, громко и жадно постанывая от собственного желания.

Я не был джентльменом, сильно сжимая ее волосы и входя в эти идеальные губы, пока не кончил горячо и быстро в ее горло.

Я крепко держал ее, оставаясь глубоко внутри в течение долгого мгновения, моя голова запрокинулась к сводчатому потолку в экстазе, когда я выдохнул полные легкие никотина.

Когда я позволил ей отстраниться, я затушил сигарету, затем поднял ее на ноги и поцеловал, наслаждаясь своим вкусом на ее губах и тем, как она обвила руками мою шею и притянула меня еще ближе.

Я подвел ее обратно к тяжелому деревянному комоду в углу комнаты и приподнял, усадив на него, раздвинув ее бедра и сдвинув платье, обнажив передо мной ее черные трусики.

Я взял ее руку в свою, продолжая целовать, и направил ее ей под трусики, используя свои пальцы, чтобы протолкнуть два ее собственных внутрь себя, и мне понравилось, какой чертовски влажной она была, когда я коснулся ее сладкой киски.