32. Уайатт

— Кэмпбелл? — Уайатт, пошатываясь, поднялась на ноги, ничего не понимая. Пол под ней провалился, когда сквозь камень пробились толстые листья растения Марь белая. — Джеймса здесь нет.

Член гильдии посмотрел на нее с недоумением на лице.

— Джеймс Кэмпбелл умер пять лет назад, — сказал он так, словно она была в полном неведении. — Мы здесь по приказу его отца.

Появилась еще одна фигура — Джозеф Кэмпбелл, высокий и внушительный, в костюме-тройке. Человек, который привел все это в движение еще в Салеме, когда впервые вручил ей документы на Уиллоу-Хит. Теперь он изучал Уайатт темным, оценивающим взглядом, который делал его удивительно похожим на сына.

— Ты отлично сыграла свою роль, — сказал он. — Я в восторге.

— Помогите ему, — выдохнула она. — Пожалуйста.

Но Джозеф не шелохнулся.

— Мальчику уже не помочь. Он обречен на смерть с того дня, как его отец вонзил топор ему в живот.

— Нет, — она покачала головой. — Я с этим не согласна.

Выражение лица Джозефа стало задумчивым, когда он искоса взглянул на нее.

— В руках Уэстлоков миссия гильдии всегда была пассивной. Твой отец, как и его предки, стремился обуздать лес. Они считали себя стражами врат, защищающими мир смертных от любых древних ужасов, которые могли выползти из чащи леса.

Протянув руку, он сорвал с дверного проема асфодель. Белый, как бумага, цветок завертелся у него в пальцах.

— Я никогда не сидел сложа руки. Я предпочитаю действовать по плану. Было время, в самом начале, когда я думал, что, возможно, однажды вы с Джеймсом поженитесь. Это казалось разумной партией. О Питере будут заботиться, тобой будут управлять, а Уиллоу-Хит перейдет к Кэмпбеллам. В наших руках огромные силы ада не будут в наморднике. Их можно будет обуздать. Обуздать, как жеребца, и использовать как животное для боев.

Уайатт едва слышала его. Все, что она могла чувствовать, — это замедляющийся стук сердца Питера у себя в груди. Все, что она могла слышать, — это ужасный вой у себя в ушах. Опавшие лепестки раздавились под носком ботинка Джозефа, когда он подошел ближе, разглядывая ее так, словно она была чем-то диким и клыкастым, готовым к нападению.

— Представь себе, дар бессмертия в руках того, кто знает, как им пользоваться. Мужчины, а не мальчика. Только, как я обнаружил, даром Питера не так-то легко поделиться.

Уайатт обрела дар речи.

— Обнаружил? Ты отравил собственного сына!

— Цель оправдывает средства, — сказал Джозеф, отмахнувшись от упоминания о своем единственном ребенке, будто тот был не более чем икотой. — Это сказал Никколо Макиавелли. Видишь ли, все дело в логических выводах. Хорошо это или плохо, зависит от результата. И посмотри на выигрыш… какое прекрасное решение многовековой дилеммы. Отец Уайатт думал, что, изгнав чудовище, он освободит свою дочь. Вместо этого он всего лишь передал бразды правления в мои руки.

— Ты не прикоснешься к ней, — прорычал Питер, безуспешно пытаясь подняться на ноги. На его губах заструилась кровь цвета темного вина, когда он рухнул на колени, только хватка Уайатт на его плечах удержала его на ногах. — Я убью тебя.

— Пустые угрозы, — Джозеф фыркнул. — Ты не помнишь, но мне было десять лет, когда я впервые увидел, как они убивают тебя. Это большая честь — быть приглашенным в часовню перед официальным посвящением. Отец думал, мне будет полезно увидеть, как творится история. Вместо удивления я испытывал только отвращение. Вся эта власть, и никто, кроме тебя, не мог ею воспользоваться.

Он повернулся к Уайатт, изучая ее со странным пылом в глазах.

— Теперь ты, — выдохнул Джозеф, и в его голосе прозвучало удивление. — Уайатт Уэстлок. Боже милостивый, кто бы мог подумать? Мы были посвящены в подробности твоего предыдущего представления. Мы стояли в роще и смотрели, как ты вытаскиваешь кости Питера из земли. Ты наложила обереги, не пролив ни капли крови. Никаких настоек, никаких порошков, никаких видимых ран. Только сила, чистая и необузданная. Этот мир веками не видел такой магии, как у тебя. Представь, что я мог бы сделать с девушкой, которая способна сотрясать землю под ногами. Я мог бы разрушать города. Я мог бы развязывать войны.

— Ты не прикоснешься к ней, — снова выплюнул Питер, но звук получился прерывистым. Он издал один булькающий вздох. Уайатт в отчаянии потянулась к нему, но чьи-то руки обхватили ее за талию. Ее оторвало от земли, ноги взметнулись к небу, из горла вырвался дикий крик.

— Заберите ее, — приказал Джозеф. — Сожгите это место дотла.

— А с ним что делать? — раздался голос откуда-то позади нее.

— Оставьте его, — ответил Джозеф. — Он уже мертв.

— Нет. — Слово вырвалось у нее криком. Она посмотрела Питеру в глаза, они были широко раскрытыми и испуганными. Он пытался подняться и падал, снова и снова, хватаясь руками за скамьи в поисках опоры, его колени раз за разом ломались о деревянный паркет. Уайатт сопротивлялась в равной мере, рычала и царапалась, как бездомная кошка, и не раз пускала себе кровь. Над головой первые лучи рассвета проникали в широкую галерею с витражной фреской в виде пеликана. Свет преломлялся на полу всполохами красного, желтого и голубого.

— Отпустите меня! — закричала она. — Отпустите!

— Свяжите ей руки, — крикнул Джозеф куда-то за пределы видимости. — Не позволяйте ей прибегнуть к магии.

Уайатт взбрыкнула ногами, размахивая ими в дикой ярости. Удовлетворение вспыхнуло у нее в груди, когда ее каблук попал в цель. Она упала, а ее похититель со стоном опустился на колени. На мгновение освободившись, девушка сильно ударилась о землю, выбив весь воздух из легких. А потом поползла обратно по ступенькам, двигаясь на четвереньках, как животное.

— Питер, — всхлипнула она, поднимаясь на ноги. — Питер!

— Хватайте ее, черт возьми! — крик Джозефа потонул в усиливающемся ветре. Деревья на залитом солнцем горизонте пришли в неистовство. — Кто-нибудь, немедленно схватите ее!

— Питер, — снова позвала она, вваливаясь в открытую дверь.

Питер неподвижно лежал на полу, безжизненно завалившись на бок. Его глаза были открыты — два невидящих голубых озера. Одна рука была вытянута, пальцы сжаты, будто он тянулся к ней.

Ее сердце замерло на несколько ударов, а затем забилось снова. Быстро, быстро, быстро. Оно пульсировало в ней с невероятной быстротой, ее платье потемнело от грязи, руки были скользкими от крови. Она была зеркальным отражением стража смерти, горе превратилось в нечто деформированное и пронизывающее ее кости.

Она набрала в легкие побольше воздуха. Рассвет был прохладным, свежим и ясным.

Она закричала.

Это был крик, от которого раскололись небеса. Она все сильнее и сильнее выдавливала его из себя, пока не почувствовала, как ткань ее сознания разрывается от этого звука. Мир соскользнул со своей оси, раскалываясь, дерево прогибалось у нее под ногами.

Над головой взорвалось стекло, осыпав ее розовым калейдоскопом. Осколки оцарапали ей кожу и порезали волосы, рассыпавшись по полу мелким дождем. Она кричала и кричала, пока в легких не осталось ничего, кроме пыли, а потом кричала даже после этого. Ее голос стал жалким и каким-то другим, вырывающимся из глубокого и темного колодца. Часовня вокруг нее погрузилась в туман, бесформенный и серый, будто она вышла из ткани времени.

А потом, всхлипнув, она затихла. Вся ярость выплеснулась из нее на одном дыхании, оставив ее опустошенной и задыхающейся. Часовня снова обрела четкость. Она обнаружила, что стоит в море мерцающего стекла, сквозь трещины которого проникает дневной свет. Единственным звуком было ее дыхание, прерывистое в тишине. Отдаленная трель жаворонка.

С дрожащими коленями, Уайатт осматривала часовню в поисках медленного расцвета своей силы. Она прислушивалась к сердитому треску деревьев, грохоту приближающейся бури. Урагана. Грозы. Концу гребаного мира.

Вместо этого воцарилась тишина.

Ветер стих. Листья затрепетали и замерли.

Ничто не двигалось. Ничто не дышало. Мир вокруг нее застыл, эхо ее крика поглотил внезапный вакуум. Она услышала топот башмаков по камню, почувствовала шелест плащей, когда члены гильдии подобрались ближе. Пригнувшись, она приготовилась к тому, что должно было произойти.

Но ничего не случилось.

Их шаги затихли, они остановились, когда — в глубине маленькой деревянной часовни — Питер сел.